II

В 988 г., когда великим князем киевским был Владимир Святославович, произошло так называемое «крещение Руси».

Это было событием огромной важности в жизни наших предков. Дело шло не об одной перемене веры – языческой на христианскую. Ведь греческая империя, откуда пришло к нам христианство, была страной просвещенной, – наша Русь дикой, варварской. Вместе с христианской верой хлынула к нам впервые волна просвещения: грамотность, книги, образованные люди в лице греческого духовенства. Явились новые понятия, новые взгляды на жизнь, совершенно чуждые нашей языческой древности. Все это отразилось и на политической, или государственной, жизни. Уже первый христианский князь Владимир Св. является не только предводителем дружины, как его предшественники. Своими заботами о распространении и утверждении христианской веры, о внутреннем порядке и суде, он стремится к тому, чтоб быть настоящим государем своей страны. А сын его, Ярослав Мудрый, по изображению летописи, есть маленькая копия с фигуры просвещенного византийского самодержца. Управившись всеми правдами и неправдами со своими братьями, претендентами на великокняжеский престол, он твердо забрал в свои руки управление обширной страной. Ярослав вовсе не заботился о походах и завоеваниях, а довольствовался тем, что укреплял границы своего государства, защищая его от врагов. Главные же его заботы были направлены на просвещение и внутренний порядок. Красноречивым доказательством его стремлений к государственному благоустройству является сборник законов, так называемая «Русская Правда»: он имеет целью подчинить жизнь всех живущих в пределах Киевского государства одним и тем же правовым положениям (нормам).

Со смертью Ярослава наша политическая жизнь получила новое направление. Государство разделилось между сыновьями и внуками Ярослава, а затем начало дальше и дальше дробиться среди его потомства. Наступила так называемая удельная эпоха. Во главе государства стояло княжество Киевское, а на киевском «столе» сидел старший в Ярославовом роде или более сильный, умный, значительный из родичей – великий князь Киевский. К этому княжеству примыкали княжества удельные различных размеров и ими управляли удельные князья, опять-таки сообразно их старшинству или личному значению. Но государство дробилось на отдельные княжества, или уделы, не случайно: каждое большое удельное княжество заключало в себе землю отдельного племени. Так, княжество Киевское было землей полян; княжество Черниговское – землею северян, также как и Переяславское; княжество Туровское – землею древлян; княжество Волынское – землею бужан, или волынян. Население того или иного удельного княжества, чувствуя свою племенную особенность, предпочитало иметь князей из какой-нибудь одной ветви Ярославова дома и считало эту ветвь своею. Но соперничество князей редко позволяло окончательно утвердиться одной княжеской группе в той или другой земле. Вообще, князья-родичи враждовали между собой, и их почти беспрерывные войны из-за великокняжеского достоинства и из-за лучшего удела наполняют собою историю Южной Руси.^[2] Если к княжеским усобицам прибавить постоянные, из года в год, набеги диких половцев, тогдашних обитателей степей, то перед нами раскрывается вся обстановка политической жизни южнорусского общества. Великий поэт Слова о полку Игореве^[3] яркими чертами характеризует время удельной смуты, которого он был живым свидетелем. «И сказал брат брату» – так говорит он о современных ему князьях, «– это мое и то мое же, и начали князья говорить про малое; «это великое», а сами на себя ковать крамолу, а поганые (т. е. язычники-половцы) со всех сторон приходят с победами на русскую землю…» А те художественные образцы и страстные слова, в которых поэт говорит о половцах, свидетельствует о том, что вся его душа была потрясена страшным народным бедствием, каким являлись половецкие набеги.

Из среды удельных княжеств, на какие разбилась Южная Русь после смерти Ярослава, рано выделились два, которые слились потом в одно. Это были удельные княжества Волынское и Галицкое, известные позже под общим именем Галицко-Владимирской Руси. Галицкое княжество, лежавшее по предгорьям Карпат, составляло самую крайнюю западную часть южной Руси. К нему примыкала Волынь, значительнейшая из южнорусских земель. Несомненно, между Галицким и Волынским княжествами существовала связь близкого племенного родства, а также общность политических интересов. Оба эти княжества меньше страдали от половцев, т. к. были более удалены от половецкой степи; больше соприкасались с западной Европой через Польшу и Венгрию. Здесь утвердилась ветвь Ярославова дома, которая крепко стояла за то, чтобы выделить свои княжества из общего княжеского передела и присвоить их себе в наследственное владение; население земель поддерживало князей в этом их стремлении.

Таким образом, к концу удельного периода Галицко-Владимирское (Волынское) княжество составило как бы особое государство в тогдашнем Русском государстве. Два умных и энергичны князя, Роман и сын его Даниил, придали этой области крепость и самостоятельность. В западной Европе называли Галицко-Владимирское княжество королевством, а Даниила Романовича – Русским королем. Усиливалось Галицко-Волынское княжество главным образом благодаря той случайности, что у его князей не было многочисленных сыновей, а те, какие были, действовали заодно, не ослабляя себя и своих земель междоусобной враждой.

Остальные удельные княжества все больше и больше дробились между многочисленными князьями и разорялись от постоянных княжеских усобиц. Падало постоянно значение и великокняжеского города Киева. Половцы мешали торговле с Грецией, которая обогащала город, а в распрях князей из-за великокняжеского достоинства нередко страдал и сам Киев. Вместе с политической силой Галицко-Владимирская Русь, стоя в близких отношениях с западной Европой, развивала торговлю, промышленность. А остальная Русь дробилась и беднела, падала как политически, так и культурно. В конце удельного периода можно было предполагать, что Галицко-Владимирское княжество стянет около себя остальную Южную Русь и образует одно сильное самостоятельное южнорусское государство. Все, по-видимому, клонилось к такому исходу. Но в жизни государств, как и во всякой жизни, играют большую роль так называемые случайности; такое случайное стечение обстоятельств направило неожиданно течение южнорусской истории в иное русло.

III

Как было сказано выше, князья и их дружины рано утратили свою национальную обособленность, слились с славянским населением подчиненных им земель. После крещения Руси, т. е. с конца 10-го века, незаметно уже никаких следов того, что правящая группа, князья и их бояре, иного происхождения, чем остальное население. Но, слившись языком, нравами, обычаями, религией, правящая группа все-таки стояла особняком в силу своего общественного положения, своей роли в общественной жизни. На князе и его дружине (боярах) лежала обязанность поддерживать порядок внешней и внутренней жизни. Сначала князья считали своей исключительной обязанностью защиту земли от внешних врагов, для чего и служила дружина, которую они набирали из вольных охотников и содержали данями от подвластного населения, добычей от врагов и торговлей с соседними странами.

Со времен Владимира, а особенно Ярослава, князья начинают входить и в устройство внутренней жизни подчиненных им земель. Да и защита от врага принимает иной характер: князья защищают земли свои тем, что укрепляют города и строят новые, обносят границы валами и стенами, стараются заселять пограничье. Пока княжеская власть занята была защитой от внешних врагов, население само поддерживало внутренний порядок, как знало и умело. Оно жило родами, и каждый род внутри себя управлялся родовым старейшиной, власти которого родичи безусловно подчинялись. Если происходили столкновения между отдельными, родами – из-за земли или охоты, из-за ссоры отдельных членов разных родов – возникала частная война между родами или так называемая «кровавая месть» (вендетта). Роды истребляли взаимно друг друга, пока, в конце концов, не приходили к необходимости примириться. Вот, в общих чертах, тот правовой строй, в котором жили наши предки. Когда князья увидели, что им, как представителям государственной власти, надо вмешиваться и во внутреннюю жизнь страны, они, прежде всего, стали ограничивать права отдельных родов разрешать свою вражду междоусобной войной. Первая статья Русской Правды посвящена именно кровавой мести. Духовенство деятельно помогало князьям ввести в Русской земле^[4] правовой, порядок, свойственной просвещенной стране. Оно привозило из Византии «законные» книги, переводило их с греческого языка на понятный для наших предков церковно-славянский (древнеболгарский), переделывало эти книги, приспособляя к потребностям русской жизни. Так понемногу языческая Русь обращалась в христианскую, родовой строй общества – в государственный. Поддержание нового строя требовало постоянного участия правящей группы, т. е. князя и его дружины, или боярства. Таким образом, русское общество далекого времени представляло собою два слоя: верхний и нижний. Но нижний, управляемый, слой не был низшим в современном смысле этого слова, т. е. он не являлся зависимым от верхнего слоя. Наоборот, верховная власть в юном русском государстве несомненно принадлежала «земле», т. е. представителям этого нижнего слоя. Это отчетливо проявлялось в той роли, какую играло «вече» в древнерусской жизни.

«Вече» – это общенародная сходка, в которой принимали участие все «люди», или «мужи», т. е. все свободное население страны, но не наличные его члены, а старшие в семьях, главы семей. Без согласия веча князь не мог занять стола, хотя бы и имел на то право по наследству. К вечу же князь обращался во всех важных и затруднительных случаях; вече изгоняло князя, которым было недовольно население, и сажало другого.