Цитаты из книги «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1»

– Взвешивайте свои выражения, милорд, – высокомерно взглянул на него Рауль. – В моих жилах течет не такая кровь, чтобы меня можно было безнаказанно оскорблять. Вы же принадлежите к семейству, страсти которого внушают подозрения добрым французам. Итак, еще раз повторяю вам: будьте осторожны, милорд. – В чем? Уж не угрожаете ли вы мне? – Я сын графа де Ла Фер, господин Бекингэм, и никогда не угрожаю, потому что сразу наношу удар. Итак, вся моя угроза состоит в следующем… Бекингэм сжал кулаки, но Рауль продолжал, как будто не замечая этого:

Нет, сударь, – возразил д’Артаньян сурово, – вы должны остаться. Солдат должен приучать себя ко всяким зрелищам. Характер нужно закалять смолоду, и человек только тогда может быть добрым и великодушным, когда глаз его тверд, а сердце осталось мягким. К тому же, дружок, неужели ты способен оставить меня одного? Это было бы нехорошо… Постой, вон там во дворе есть дерево. Пойдем ся

– Нет, – произнес он, – я не решился бы сказать об этом Атосу; стало быть, это средство не совсем хорошее. Надо действовать силой, – прибавил он, – да, конечно, надо действовать силой, не роняя своей чести. С этими сорока солдатами я примусь вести войну, как партизан… Так, но если я встречу даже не сорок тысяч англич

С этим отрядом я явлюсь к генералу Монку. Он примет меня; я приобрету его доверие и злоупотреблю им как можно скорее. Но сейчас же д’Артаньян остановился и покачал головой.

он сам сознается; зато вся сила перешла в руки, и он… – Убивает быка по-прежнему? – Нет, сударь, лучше того: пробивает стены. Недавно, поужинав у одного из своих фермеров – вы знаете, какой он пользуется любовью народа, – монсеньор вздумал пошутить и ударил кулаком в стену. Стена упала, кровля тоже; убило трех крестьян и одну старуху.

ради сорока миллионов стоило кое-чем рискнуть, особенно такою сомнительною вещью, как душа.

Ах, граф, вы знаете, что я долго путешествовал, я два года прожил вдали от нее. Кажется, никакая привычка не устоит против двухлетней разлуки… И что же? Вернувшись назад, я любил ее – не скажу сильнее, потому что это невозможно, – но так же, как прежде. Луиза де Лавальер единственная моя подруга, но вы для меня бог на земле… Ради вас я готов пожертвовать всем.

Леди Генриетта следовала привычке всех хорошеньких и кокетливых женщин: от капризов переходила к досаде. Влюбленный уже покорился ее капризу; теперь придворный должен был сносить ее досаду. Бекингэм поклонился и ничего не ответил.

Да, это во-первых, – томно проговорила принцесса, – а во-вторых, что значат эти слова «всего только Парри», скажите, милорд?

Леди Генриетта, соединившая в себе очарование французских и английских красавиц, никогда еще не любила и была очень жестока, когда принималась кокетничать. Улыбка – это наивное свидетельство благосклонности у девушек – не освещала ее лица, и когда она поднимала глаза, то смотрела так пристально на того или другого кавалера, что они, при всей своей дерзости и привычке угождать дамам, невольно смущались.