VIII. Придворная интрига

Между тем сорок пистолей короля Людовика XIII, как и все на свете, имели свой конец, и когда они пришли к концу, четыре товарища попали в затруднительное положение. Сперва Атос поддерживал несколько времени всю компанию на собственные деньги. Потом Портос, как обыкновенно бывало в таких случаях, исчез на несколько времени, и после того в продолжение еще двух недель снабжал их во всех нуждах; наконец настала очередь Арамиса, который принес жертву очень любезно и добыл несколько пистолей посредством продажи своих богословских книг, как говорил он.

Тогда, по обыкновению прибегнули к де-Тревилю, который дал несколько вперед в счет жалованья; по этого не надолго стало троим мушкетерам, наделавшим уже много долгов, и гвардейцу, который их еще не имел.

Наконец, когда они видели, что ничего уже больше не оставалось, то последними усилиями собрали восемь или десять пистолей, на которые Портос пошел играть. К несчастию он проиграл все и еще кроме того двадцать пять пистолей на слово.

Тогда затруднительное положение обратилось в самое печальное; голодные, в сопровождении слуг своих, они бегали по набережным и казармам, отыскивая, где можно пообедать у кого-нибудь из посторонних друзей, потому что, по мнению Арамиса, следовало в хорошие времена угощать обедом всех, кого попало, чтобы в несчастных случаях можно было самим где-нибудь попользоваться обедом.

Атос был приглашен на обеды четыре раза и каждый раз приводил с собою друзей своих со слугами их. Портос получил шесть таких приглашений, Арамис восемь – и каждый раз они отправлялись все вместе. Арамис, как из этого видно, мало говорил, но много делал. Что касается до д’Артаньяна, то, не будучи еще ни с кем знаком в столице, он нашел только один завтрак, состоявший из шоколада у одного священника из своей провинции и один обед у гвардейского корнета. Он привел всю ватагу к священнику, у которого они съели двухмесячный запас и к корнету, угостившему их на славу; но Планше говорил, что все-таки ели только раз в день, хотя и много ели.

Д’Артаньян был очень огорчен тем, что в замен великолепных угощений, предложенных ему Атосом, Портосом и Арамисом, он мог предложить товарищам только полтора обеда, потому что завтрак у священника можно было считать только в половину обеда. Он считал себя в тягость компании, забывая, по своей ребяческой доброте, что он кормил всех в продолжение целого месяца, и ум его начал деятельно работать. Он думал, что союз четырех людей молодых, храбрых, предприимчивых и деятельных, должен был иметь другую цель, кроме веселых прогулок, уроков фехтования и колкостей, более или менее умных.

Действительно, четверо таких людей, преданные друг другу, готовые жертвовать один для другого не только кошельком, но и жизнью, храбрые, должны были неизбежно какими бы то ни было средствами достигнуть предположенной ими цели. Одно только удивляло д’Артаньяна, каким образом друзья его об этом до сих пор не подумали.

Он думал об этом серьезно, ломал себе голову, как бы дать направление соединенной силе их, посредством которой, по его мнению, можно было бы как рычагом Архимеда, перевернуть весь свет, как вдруг раздался тихий стук в дверь. Д’Артаньян разбудил Планше и велел ему отпереть.

Из того, что мы сказали, что д’Артаньян разбудил Планше, не следует заключать, что это было ночью или рано утром. Нет! только что пробило четыре часа. Планше, два часа тому назад, приходил просить у барина обеда, на что тот отвечал ему поговоркой: кто спит, тот обедает. И Планше обедал во сне.

Вошел человек, наружности самой обыкновенной, что-то вроде мещанина. Планше, вместо десерта, хотел послушать их разговор, но мещанин объявил д’Артаньяну, что хочет сказать ему нечто важное и секретное и потому желает остаться с ним наедине.

Д’Артаньян выслал Планше и предложил посетителю сесть.

Последовала минута молчания, во время которой они оба смотрели друг на друга, как будто для того, чтобы сделать предварительное знакомство, после чего д’Артаньян поклонился в знак того, что он слушает.

– Я слышал о г. д’Артаньяне, как о человеке храбром, сказал мещанин, и эта репутация, кокорой он по справедливости пользуется, побудила меня доверить ему тайну.

– Говорите, милостивый государь, сказал д’Артаньян, который по инстинкту угадывал, что дело будет для него выгодное.

Гость, после непродолжительного молчания, продолжал:

– Жена моя служит прачкой у королевы, она не глупа и не дурна. Ее выдали за меня назад тому скоро три года; хотя имущество ее было невелико, но г. ла-Порт, хранитель гардероба королевы, ей крестный отец и покровительствует ей.

– Что же дальше? сказал д’Артаньян.

– А то, что жену мою похитили вчера утром, когда она выходила из своей рабочей комнаты, продолжал мещанин.

– Кто же похитил жену вашу?

– Наверно не знаю, но подозреваю…

– Кого же вы подозреваете?

– Одного человека, который давно ее преследовал.

– Черт возьми!

– Но если вам угодно знать, я вам скажу, продолжал мещанин, что я уверен, что это сделано больше по политическим расчетам, чем по любви.

– Больше по политическому расчету, чем по любви, сказал д’Артаньян, задумавшись, кого же вы подозреваете?

– Не знаю, сказать ли вам, что я подозреваю…

– Я вам замечу, милостивый государь, что я вас решительно ни о чем не спрашиваю. Вы сами пришли ко мне. Вы сказали, что хотите доверить мне тайну. Делайте, как вам угодно, если вы сомневаетесь, то еще можно уйти.

– Нет, мне кажется, что вы честный молодой человек, и я в вас не сомневаюсь. Я думаю, что жену мою арестовали не по ее любовным делам, но по делам другой дамы, поважнее ее.

– А! уж не за любовь ли г-жи де Боа-Траси, сказал д’Артаньян, который хотел показать перед мещанином, что ему известны придворные дела.

– Выше, выше, милостивый государь.

– Г-жи д’Егильон?

– Еще выше.

– Г-жи де-Шеврёз?

– Выше еще, гораздо выше.

Д’Артаньян остановился.

– Да, отвечал с испугу мещанин так тихо, что едва можно было слышать.

– А с кем?

– С кем же может быть, если не с герцогом…

– С герцогом…

– Да, милостивый государь! отвечал мещанин еще тише.

– Но как вы все это узнали?

– Как я узнал?

– Да, как вы узнали. Говорите все, иначе… вы понимаете.

– Я узнал от жены моей, от самой жены моей.

– А она от кого узнала об этом?

– От г. де-ла-Порта; я вам сказал, что она его крестница, а он в большой доверенности у королевы. Ла-Порт определил ее к ее величеству для того, чтобы наша бедная королева, покинутая королем, окруженная шпионами кардинала и изменниками, имела по крайней мере человека, которому она могла бы ввериться.

– А! вот теперь дело объясняется, сказал д’Артаньян.

– Жена моя поступила к ней только 4 дня тому назад; одно из условий состояло в том, чтобы она могла ходить ко мне два раза в неделю, потому что, как я уже имел честь сказать вам, жена меня очень любит; так она пришла ко мне и сказала по секрету, что королева теперь в большом страхе.

– В самом деле?

– Да. Кардинал, как кажется, преследует ее и притесняет больше чем когда-нибудь. Он не может простить ей истории с сарабандой. Вы знаете эту историю?

– Конечно, отвечал д’Артаньян, который ничего не знал, но не хотел показать этого.

– Так что теперь это уже не ненависть, а мщение.

– В самом деле?

– И королева думает…

– Ну, что же думает королева?

– Она думает, что герцогу Бокингему писали от ее имени.

– От имени королевы?

– Да, чтобы заставить его приехать в Париж, и когда он приедет, то поймать его в какую-нибудь западню.

– Черт возьми; но, любезный, как же замешана в этом деле ваша жена?

– Ее преданность королеве известна, и хотят или удалить ее от королевы, или напугать, чтобы узнать тайны ее величества, или соблазнить ее, чтобы сделать из нее шпиона.

– Это очень вероятно, отвечал д’Артаньян: – но знаете ли вы того, кто похитил ее?

– Я вам сказал, что, кажется, я его знаю.

– Как его зовут?

– Этого я не знаю. Я знаю только одно, что это человек преданный кардиналу.

– Но вы его видели?

– Да, жена показывала мне его один раз.

– Нет ли какой приметы, по которой можно бы узнать его?

– О, конечно! это господин с важным видом, у него волосы черные, смуглый цвет лица, проницательный взгляд, белые зубы и рубец на виске.

– Рубец на виске! сказал д’Артаньян и при этом белые зубы, проницательный взгляд, смуглый цвет лица, черные волосы и важный вид, это тот человек, которого я видел в Мёнге.

– Вы говорите, что видели его?

– Да, да, но это ничего не значит. Или ошибаюсь, это напротив много значит; если это тот самый, то я одним разом отмщу ему за всё, но где найти этого человека?

– Не знаю.

– Мы не имеете никаких сведений о его квартире?

– Никаких, однажды, когда я провожал жену в Лувр, он выходил оттуда, и она показала мне его.

– Черт возьми! шептал д’Артаньян, – все это очень неопределенно; от кого вы узнали о похищении жены вашей?

– От де-ла-Порта.

– Рассказывал он вам какие-нибудь подробности?

– Он сам их не знал.

– И вы ниоткуда больше ничего не узнали?

– О, да, я получил…

– Что?

– Но и не знаю, не будет ли это с моей стороны величайшею неосторожностью?

– Вы опять за старое; но на этот раз я замечу вам, что теперь уже поздно отступать.

– Я и не отступаю, черт возьми, сказал мещанин, ругаясь, чтобы придать себе бодрости. – Впрочем клянусь именем Бонасиё.

– Вас зовут Бонасиё? сказал д’Артаньян;

– Да.

– Вы Бонасиё, извините, что я прервал вас, но мне показалось, что это имя мне знакомо.

– Это очень может быть. Я хозяин этого дома.

– А! сказал д’Артаньян, привстав до половины и кланяясь ему, – так вы хозяин дома?

– Да. И так как вы живете у меня уже три месяца, и как вы, конечно, по рассеянности, по причине ваших занятий, забыли заплатить мне за квартиру и я не надоедал вам ни разу, то я полагал, что вы оцените мою деликатность.

– Как же, любезный Бонасиё, отвечал д’Артаньян, – поверьте, что я весьма благодарен вам за такую любезность и если могу быть чем-нибудь вам полезен…

– Я совершенно верю вам, и только хотел вам сказать, что имею полное доверие к вам.

– Так оканчивайте же, что вы начали мне рассказывать!

Мещанин вынул из кармана бумагу и подал ее д’Артаньяну.

– Письмо! сказал д’Артаньян.

– Которое я получил сегодня утром.

Д’Артаньян развернул его, и как уже темнело, то он подошел к окну. Мещанин последовал за ним.

«Не ищите жены вашей, читал д’Артаньян, она будет возвращена вам, когда в ней не будет больше надобности. Если вы сделаете какую-нибудь попытку найти её, вы пропали».

– Это довольно решительно, сказал д’Артаньян; – но это не больше как угроза.

– Да, но эта угроза пугает меня; я совсем не умею владеть шпагой и боюсь Бастилии.

– Гм! сказал д’Артаньян, – я тоже не хотел бы быть в Бастилии. Если бы дело заключалось только в том, чтобы подраться на шпагах, это бы еще ничего.

– Но я много рассчитывал на вас в этом случае.

– В самом деле?

– Видя, что вас часто посещают мушкетеры, такой прекрасной наружности, и зная, что это мушкетеры де-Тревиля, следовательно враги кардинала, я думал, что вы и друзья ваши, для пользы нашей бедной королевы, будете рады сделать неприятность кардиналу.

– Без сомнения.

– Притом же я думал, что так как вы должны мне за три месяца за квартиру…

– Да, да, вы уже говорили мне об этом, и я нахожу, что эта причина очень достаточная.

– Кроме того предполагая, во все время, пока вам угодно будет делать мне честь жить у меня, никогда не напоминать вам о квартирных деньгах…

– Очень хорошо.

– И прибавьте к этому, что я рассчитывал предложить вам пятьдесят пистолей, если бы, сверх ожидания, вы находились в затруднительном положении в настоящее время.

– Прекрасно, так вы богаты, любезный Бонасиё?

– Живу без нужды; я нажил тысячи две или три экю дохода от торговли в лавочке и в особенности от того, что взял несколько фондов последнего путешествия известного мореплавателя Жана Моке; так что, вы понимаете… Ах! вскричал мещанин.

– Что? спросил д’Артаньян.

– Что я там вижу!

– Где?

– На улице, против ваших окошек, в амбразуре ворот стоит человек, в плаще.

– Это он! сказали д’Артаньян и мещанин: они оба узнали этого человека.

– А, в этот раз он не уйдет от меня! сказал д’Артаньян, бросаясь за шпагой.

Вынув шпагу из ножен, он бросился вон из комнаты.

На лестнице он встретил Атоса и Портоса, шедших к нему.

Они посторонились, д’Артаньян проскочил между ними как стрела.

– Куда ты так бежишь? закричали оба мушкетера вдруг.

– Незнакомец из Мёнга, отвечал д’Артаньян и исчез.

Д’Артаньян неоднократно уже рассказывал друзьям своим о приключении с незнакомцем и о появлении прекрасной путешественницы, которой этот человек, казалось, доверил важное поручение.

Атос полагал, что д’Артаньян потерял свое письмо во время драки. Он утверждал, что дворянин не может быть способен на такую низость, чтобы украсть письмо, а по описанию д’Артаньяна, незнакомец был никто иной как дворянин.

Портос видел во всем этом только любовное свидание, назначенное дамой кавалеру или наоборот, и полагал, что этому свиданию помешало присутствие д’Артаньяна и его желтой лошади.

Арамис сказал, что это дело таинственное и лучше не углубляться в него.

Итак они поняли из нескольких слов д’Артаньяна в чем дело, и полагая, что, догонит он этого человека или нет, во всяком случае он придет домой, они продолжали свою дорогу.

Когда они вошли в комнату д’Артаньяна, она была пуста; хозяин дома, опасаясь за последствия встречи молодого человека с незнакомцем, из предосторожности, счел благоразумным удалиться.