Цитаты из книги «Три мушкетера»

Но вел он себя во время этого столкновения так великолепно, что я возьму на себя смелость рекомендовать его вашему величеству. – Как его зовут?

Соблаговолите сказать, над чем вы смеетесь, и мы посмеемся вместе!

Вы молоды, – ответил Атос, – и ваши горестные воспоминания еще успеют смениться отрадными.

Портос заплакал, Атос погрозил кулаком небу, Арамис перекрестился.

В самом деле, разгром Ла-Рошели и убийство трех или четырех тысяч гугенотов, которые скорее дали бы себя убить, чем согласились сдаться, слишком походили бы в 1628 году на Варфоломеевскую ночь 1572 года[101]; да и, наконец, это крайнее средство, к которому сам король, как ревностный католик, отнюдь не высказывал отвращения, неизменно отвергалось осаждающими генералами, выдвигавшими следующий довод: Ла-Рошель нельзя взять иначе, как только голодом.

Портос, которого приключение в Шантильи, видимо, излечило от излишней самоуверенности, разыгрывал свою партию весьма хитро и осторожно. Арамис, которому надо было закончить третью песнь своей поэмы, торопился, как человек, у которого очень мало времени.

Убирайтесь вы к черту с вашей латынью! Давайте пить, милый д’Артаньян, давайте пить, черт подери, давайте пить много, и расскажите мне обо всем, что делается там!

И оба друга пустились плясать вокруг почтенного Иоанна Златоуста, храбро топча рассыпавшиеся по полу листы диссертации.

Подумать только! Кажется, я потерял его… – лукаво сказал молодой человек, делая вид, что ищет письмо. – Счастье еще, что мир – это склеп, что люди, а следовательно, и женщины – призраки и что любовь – чувство, о котором вы говорите: «Какая гадость!»

Timeo Danaos et dona ferentes,[49]   Это означает: опасайтесь врага, приносящего вам дары.