Кондрат Емельянович взял несколько писем незнакомки, почти наугад. Он сказал – нет разницы.

;;;;;;;;;;;;;;;;;;

;;;; (((;!;;:::::; – -;«»;;

;;&;;;;;;;;†;;‡;;

;;;;;;;;;;;;;;;;;

– Ну, вот что ты думаешь, Феля, по этому поводу? – Спросил хозяина квартиры Кондрат Емельянович.

Было ясно, что ответа от Феликса никто не ждёт, а бывший сотрудник органов знает какую-то важную тайну, но тянет кота за хвост, создавая в воздухе необходимое напряжение.

Кондрат Емельянович выдержал длинную паузу, а потом и брякнул: – Всё, Феля, тебе кирдык!..

У Феликса, который ещё до конца не вник в смысл информации, пока не определился, как к ней относиться, на лице отобразилось предварительное недоумение.

– Какой кирдык? Что ты тут говоришь, Кондрат Емельянович?

– А – обыкновенный. Кирдык. Карачун. Кранты тебе светят, Феля. И, возможно, в самом ближайшем будущем.

Тебе кто-то посылает закодированные послания смерти.

У Феликса отвалилась челюсть.

Он и вообще смотрелся не шибко моложавенько, а тут совершенно в лице изменился. Жёлтый стал. Если ему сейчас скоренько челюсть платочком подвязать – точно можно в гроб укладывать, никакой дополнительной редакции уже не потребуется.

– Ка-ка-ка-кие послания?.. – Феликс не сомневался, что Кондрат Емельянович пришёл не для того, чтобы над ним подшучивать. Сотрудники внутренних органов, даже бывшие, и сами к шуткам не шибко расположены и от других всяких юморов не терпят.

– В общем, прогнали наши специалисты твои писульки у нас в лаборатории по компьютерам, через самые новейшие дешифраторы. Даже на всякий случай – через немецкую «Энигму». Она в секретном музее наших спецслужб хранилась. Ну, и – вычислили.

Наборы подобных знаков имеют тысячелетнюю историю. Их можно увидеть в пещерах Гималаев, высоко в горах. Но – лучше не видеть.

Потому что те, кто проникал в эти пещеры и, хоть разок на такие каракули взглянул, спустя какое-то время умирал от неизвестной болезни. У человека по отдельности начинали отваливаться руки, ноги. А потом уже и голова. И он умирал. Потому что без головы человеку никак. Можно всаднику без головы. Но для этого нужны хотя бы ноги, чтобы ему было, чем за лошадь держаться.

– Постой, Кондрат, постой, – тут смертник Феликс нашёл в себе силы рассказчика перебить. – Но – я же не умер!.. И ты тут сидишь напротив меня – ничего с тобой не случилось. И – Александр.

– Правильно мыслишь, Феллини! – обрадовался серьёзному возражению Кондрат Емельянович.

Но – ведь эти каракули тыщу лет назад не лохи писали! Я же тебе говорю – набор закорючек представляет из себя код. И кодировать, вводить программу можно в зависимости от того, какие цели у заказчика.

У заказчика не было целей, чтобы вокруг твоих писем возникла эпидемия. Тут всё по-хитрому.

Как мне объяснили в лаборатории, твой организм, от многократных просматриваний этих писем, постепенно перестраивается в органическую бомбу. Ну, не ту, которая обязательно должна взорваться на глазах у всех. Пугая всех и пачкая. Просто тебя через определённое время можно будет убить дистанционно. Где-то нажмут на кнопочку – и ты – Ах! – и в ящик. И кнопочку – это тоже так, для того, чтобы было понятно. Где там были кнопочки – тысячу лет назад? Вырывал какой-нибудь старик Хоттабыч волос из бороды, произносил «Трах-тибидох!» – и всё – устройство срабатывало. Человек умирал.

Сейчас ещё не известно – завершился ли в тебе, Феликс, процесс формирования этой бомбы, или нет – специалисты наши ещё работают. Но игры с незнакомкой тебе нужно незамедлительно прекратить. Иначе – кирдык. И никто уже тебе не поможет.

На Феликса было страшно смотреть. С жёлтого лица падали капли холодного пота. Челюсть свою он так и не закрыл, так она у него и висела. И говорил он, вернее, пытался что-то говорить, но – непонятное: – Ням… ням… ням…

Я понимал – не жизни ему своей было жалко, а – гибели мечты.

«…простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться, поверить в очарованность свою…»…

Не нужно больше никому молиться. Нет ни мечты, ни очарования. Серая одинокая старость.

И – четверостишия к прекрасным женщинам, которые с жалостью и сожалением отворачиваются от твоего дряхлого тела…

– Но – кому всё это нужно, Емельян… Кондрат Емельянович?.. – на меня тоже возникшая ситуация оказала весьма гнетущее воздействие. – Кому нужна жизнь одинокого старого холостяка?..

– Тут трудно сразу ответить… – после некоторого раздумья отозвался бывший сотрудник. – Ларчик может вообще просто открываться…. Возможно, какие-то имущественные претензии. Обычно что-нибудь такое, бытовое… Кому-то задолжал…

– Феликс, ты ни у кого ничего не занимал? – обратился я к Феликсу.

– Ням… Ням… Ням… – продолжал мямлить наш друг, уставившись потухшими глазами в зловещие каракули на мониторе…

– Ну, ты это… Перестань… – Кондрат Емельянович потряс его за плечо. – Очнись, товарищ!..

Он повернул расстроенного, обмякшего романтика к закуске, налил ему в стакан водки. И нам тоже по полстакана. – Давайте выпьем! Ничего страшного пока не произошло. Никто же не умер? Подумаешь – не стало у тебя подруги. Да её и не было! Ни одного слова человеческого ты, Феля, от неё не получил. Сам себе всё придумал…

Мы выпили.

– Слушай, Феликс, – а ты завещание написал? – это уже я к Феликсу с вопросом.

Поэт ещё толком не отошёл от первого удара, как я предлагал ему новое испытание.

– Что? Какое завещание? – вяло переспросил Феликс. От водки у него заслезились глаза, и он торопливо вылавливал в тарелке кусочки помидоров.

– Ну, это такая бумажка, заверенная в нотариусе, которая поможет твоим родственникам пережить горечь утраты.

Ну, если ты… того…

– Нет… Нету у меня никакого завещания, – стал будто бы оправдываться Феликс, – я об этом как-то не думал… Да и нет у меня ничего…

– Как нет? А – квартира? – тут вдруг оживился наш бывший член внутренних органов. – Квартира твоя кому отойдёт, если с тобой вдруг что?..

– Не знаю… С женой я в разводе. Детей у меня своих нет. Двое взрослых – так это её дети… И вообще у меня никого нет. Кроме – вот вас…

– Ну, речь сейчас не про нас. Мы, если бы хотели тебя убить, то уже давно бы завалили. Прямо тут. У в ванной! – пошутил вдруг Кондрат Емельянович и захохотал громко, заразительно.

Но на нас с Феликсом эта зараза не подействовала. Сам так и отхохотал цикл Кондрат Емельянович.

И, наверное, если бы пришла ему на ум фантазия замочить бедного Феликса, то провернул бы он это дело и без меня быстро и сноровисто. Может, и меня рядом с Феликсом уложил бы там, в ванной…

Интересно – пытал бы?..

Я посмотрел на отвеселившееся лицо Кондрата Емельяновича и решил лучше об этом не думать.

– В общем, – заговорил опять вдруг Кондрат Емельянович, подводя черту нашей беседе, – тебя, Феликс, хотят убить. Завещания у тебя нет. Но есть квартира. Которая, если что, отойдёт неизвестно к кому. Я думаю, что тут есть какая-то зацепка. Придётся мне ещё разок к моим друзьям обратиться. Не волнуйся, Феля, мы эту падлу обязательно найдём. И – мордой, мордой в его каракули. Пока он сам весь не развалится.

И Кондрат Емельянович с головой ушёл в расследование. Подключил все знакомые ему службы, даже сам лично сходил к Хрящу, смотрящему по нашему городу. Чтобы посоветоваться.

И – нашёл! Раскопал!

И, как уже можно было догадываться, результат превзошёл самые мыслимые и немыслимые ожидания.

Да, версия с завещанием оказалась правильной и единственно верной.

Однокомнатная конура Феликса, хоть и небольших денег стоила, но миллион деревянными тоже на дороге не валяется.

И сотрудники самого опытного, самого секретного отдела Орского ФСБ потянули за эту ниточку.

Тоже задали себе этот вопрос: – Если с Феликсом чего случиться, то кому достанется его квартира?

И – выяснили: Джеймсу Миллеру, штат Иллинойс, США. Американцу.

В далёкие двадцатые годы предки нашего Феликса, как крысы с тонущего корабля, как тараканы, бросились во все стороны из молодой Советской республики. Поодевались в женские платья и, трусливо, кто на поезде в Европу, кто в Турцию, на вёслах, кто – на быках, диких козах через Гималаи – в Китай.

Ассимилировались на чужбине, адаптировались. На бывшую свою Родину плюнули и забыли.

Наши, рабоче-крестьянские отцы и деды, стали радостно строить светлое будущее, а дворяне-отморозки из Феликсовой родни присосались к трудящимся в странах капитала и опять зажили там припеваючи.

И – Джеймс Миллер – среди них.

Когда сделали запрос через Инюрколлегию, выяснилось, что Джеймс – самая близкая и единственно живая родня Феликсу. И, что – при известном стечении обстоятельств, квартира Феликса должна будет перейти к нему.

Кондрат Емельянович таким результатам расследования ничуть не удивился. И, когда мы все трое снова собрались на квартире у Феликса, он нам, штатским, всё доходчиво объяснил.

Нашим Феликсом по просьбе этого самого Джеймса Миллера занимались американские спецслужбы. Которым для того, чтобы вредить нашей стране годился любой повод.

И они уже пробовали на Феликсе самые гнусные, самые коварные, приёмы.

– Ты что думаешь, Феля, твой мокрый потолок – это проделки соседа-пьяницы с верхнего этажа? – насмешливо глядя на несмышлёного дамского угодника, – говорил Кондрат Емельянович. Это же всё они, пиндосы. Сейчас уже диверсия в привычном понимании уже и не выглядит, как диверсия. Никто в наше время мостов не взрывает, в колодцы отраву не сыплет. Плюнет завербованная официантка нашему гражданину в борщ, в столовой – уже диверсия. Нашего человека унизили, хотя он этого, может, и не почувствовал, а официантка себе пару центов заработала на счёт в американском банке.