Как-то я был приглашен в одну парижскую библиотеку, не поверите, для передачи им моей книги. Акт сей происходил в зале, на стенах которого висели портреты Гоголя, Чехова, Лермонтова и Грибоедова. Я представил их беседу в момент моего появления.
Гоголь. Палыч? Палыч, ты спишь?
Чехов. Нет, боюсь заснуть и быть похороненным заживо.
Гоголь. Очень смешно, особенно в сотый раз. Палыч, это что за франт?
Чехов. Ох, не спрашивай. Это, язык не поворачивается сказать, – писатель.
Лермонтов. Дайте я его застрелю.
Гоголь. Хороший?
Чехов. Нет. Модный. Хлестаков от литературы.
Лермонтов. Тем более дайте я его застрелю.
Гоголь. То есть плохой. А чего его к нам привели?
Чехов. Говорю же, модный, без мыла в любую библиотеку влезет.
Лермонтов. Ну дайте же я его застрелю!!!
Грибоедов. Мишенька, вы бы лучше Мартынова застрелили. Николай Васильевич, тут такое дело, Палыч его не любит. Его в шутку с ним сравнили, он уже три недели не спит. Все перечитал. Ночами только и слышу «какой ужас, какая бездарность»…
Чехов. Вот вас, Александр-Сергеевич-да-не-тот, забыли спросить, что я ночами делаю.
Лермонтов. Можно я застрелю сначала Грибоедова и потом этого… Как, кстати, его?
Чехов. Цыпкин.
Грибоедов. Вот видите, как хорошо осведомлен.
Гоголь. Фамилия, конечно, как бы так помягче сказать, не писательская… Мне бы его в «Души мертвые». Он что, не мог псевдоним взять, что ли?
Грибоедов. Он следующую книгу как раз собирается подписать «Не-Чехов».
Чехов. Что?! Дайте я его застрелю!
Лермонтов. Палыч, вы промахнетесь, у вас зрение. Дайте я.
Чехов. Кто бы говорил?! Дайте мне пистолет! Убью наглеца!
Грибоедов. Да пошутил я! Вот ведь как задел! Да что вы к парню пристали? Он в свободное от работы время пишет что-то там – и всё.
Чехов. И кем он работает, интересно мне знать? Врачом? Инженером? Уверен, что нет. Думаю, какой-нибудь профессиональный прохвост.
Грибоедов. Пиарщик.
Лермонтов. Дайте я его все-таки застрелю! А что это, кстати?
Гоголь. Как? Кем?
Чехов. Вот. Я же говорил. Гнуснейшая профессия.
Грибоедов. Ну это как дипломат, только вообще без принципов. Работает за деньги на кого угодно. Делает популярным.
Лермонтов. Дайте…
Гоголь. Мишенька, да уймитесь вы. Сочините эпиграмму – и будет с вас. Александр Сергеевич, а о чем он пишет?
Грибоедов. О бабах.
Лермонтов. Дайте я его застрелю!
Гоголь. О бабах? Так это же чудесно.
Грибоедов. Ну сам он, конечно, говорит, что это, дескать, метафора, что на самом деле пишет о смысле жизни, но в действительности о бабах. Местами неплохо. Иногда очень смешно. Даже Палыч смеялся. Я слышал.
Чехов. Я кашлял. Ничего уж очень смешного там нет. Так. Анекдотцы.
Гоголь. Надо почитать. Раз уж Палыч его так не любит. Тем более о бабах. О чем нам здесь еще читать.
Чехов. Ты бы, Николай Васильевич, настоящего Александра Сергеевича почитал о бабах, а не этого… калифа на час. Его пусть, вон, ненастоящий читает. Защитник нашелся.
Гоголь. А я, знаете, прочту, пожалуй. Я иногда жалею, что о бабах не так много написал. А ведь были бабы в жизни, э-э-эх…
Грибоедов. Мы все жалеем.
Чехов. Не травите душу! Черт с ним, с Цыпкиным. Вот, помнится, еду я из Москвы с дамой в купе…
Лермонтов. Ну всё. Пропал вечер. Палыч, давайте в подробностях.
Чехов. И вот…
Грибоедов. Цыпкин… Цыпкин!..
Цыпкин. Да, Александр Сергеевич!
Грибоедов. Да не кричи ты, бестолочь, услышат все! Ты это, голубчик, не пиши о смысле жизни, не твое это. Я тебя очень прошу, пиши о бабах. Успеешь о смысле. А даже если не успеешь – без тебя уже написали столько, что нет сил читать. А вот о бабах – ты нас тут всех порадуешь, даже Палыча.
Мы ждем.
Поздним вечером обычного осеннего четверга Зинаида Максимовна Сырникова неожиданно поняла, что ей не хватает любовницы. Причем отчаянно.
Все в жизни прекрасной матери и жены было безупречно, а вот любовница отсутствовала, что вызывало у подруг сомнения в успешности ее земного существования. А прослыть неуспешной в глазах общественности Зинаида Максимовна не могла себе позволить.
Вскрылся дефект, надо сказать, случайно.
– Что значит – нет? – Притормозив движение шпината по воздуху, спросила Виолетта, женщина широких размеров и узкой души.
– А что, должна быть? – Зинаида Максимовна не знала, какой ящик Пандоры она открыла этим невинным вопросом и к каким необратимым последствиям для многих москвичей приведет ее желание услышать ответ.
Виолетта перевоплотилась в начальника ЖЭКа, объясняющего жильцам пользу и неизбежность отключения горячей воды.
– Да, должна быть! Ты что, совсем дура, в XIX веке живешь?! Да ты, наверное, просто не знаешь, и всё!
Зинаида Максимовна попыталась возразить.
– Виолетта, все я знаю! Я знаю его день по часам, какая любовница, нет у Миши никого.
Подруга переобулась в следователя, предлагающего стукануть на соседа. Ее вкрадчивый голос выбил основу из-под мировоззрения Зинаиды Максимовны:
– Так это еще хуже, Зиночка. Муж, у которого нет любовницы, – ненадежен и непредсказуем, к тому же это эгоизм, дурной тон и невоспитанность. Но это не главное. Если у мужа нет любовницы, у него нет самого важного, что должно быть у каждого мужа, мужчины и гражданина.
– Чего? – Зинаида Максимовна даже отдаленно не догадывалась, о чем говорит ее подруга.
– Чувства вины. Понимаешь? Человек без чувства вины – опасен, но, уверена, Миша не такой. Ты просто не задумывалась или не спрашивала; он заботливый еврейский муж, вот и бережет тебя, наверное.
Слова об общественной опасности зацепили Зинаиду Максимовну, и она осторожно задала следующий вопрос.
– То есть у твоего Коли есть любовница и ты об этом знаешь?
Виолетта увидела, что ее снаряд попал в пороховой склад неприятеля, сбросила маску и стала собой.
– Две.
– Что – «две»?
– Две любовницы. И я, разумеется, о них знаю, я же должна интересоваться жизнью любимого человека.
Зинаида Максимовна на какое-то мгновение потеряла связь с реальностью и стала рефлекторно мотать головой в разные стороны, как будто не допуская эту самую реальность в свой разум.
– Подожди, подожди… И он знает, что ты знаешь?!
– Зин, ты вот зачем эту комедию сейчас разыгрываешь, а?..
– Какую комедию?! Я серьезно спросила!
– Ну, конечно, знает. А если он мне срочно понадобится, а телефон выключен, я его как должна искать? Да и вообще – это вопрос семейной бе зо пасности, в близкий круг должны попадать проверенные люди.
На этой фразе флегматичная в обычной комплектации Зинаида Максимовна перешла на холерический визг:
– Какой близкий круг! Твой муж трахает каких-то женщин, а ты их называешь близким кругом!
Виолетта спокойно рассматривала кофейную гущу:
– Ну трахает, это ты, знаешь, хорошо о нем думаешь. Так, тыкается периодически. И да, это наш близкий круг, а ты что, хочешь, чтобы он непонятно с кем спал?
– А только с тобой он спать не может?!
Виолетта поставила чашку на стол и озадаченно посмотрела на подругу:
– Такая мысль, если честно, мне в голову не приходила. Может, он и может, но как это меняет ситуацию? Да и потом, я говорила, это некий социальный статус, принятая норма. Просто, если у твоего Миши нет любовницы, он скоро выпадет из общества. Ну сама посуди: вот сидят они на ужине с партнерами, все рассказывают о любовницах, а Миша… Миша что рассказывает? О тебе? Он же этим поставит своих друзей в неловкое положение. Но, повторюсь, я уверена, у него всё в порядке, просто он немного старомодный и тебе не говорит. Ты спроси его с любовью, он тебе все расскажет, и успокоишься, все у тебя, как у людей, будет.
– Как у людей?
– Как у людей, у нормальных людей. Поговори с ним и набери меня.
Зинаида Максимовна откладывать допрос не стала:
– Миш, как ты думаешь, муж и жена должны друг другу всегда правду говорить?
– Что случилось? С чего такой вопрос? – Михаил Анатольевич, внешне похожий на странный симбиоз Евгения Леонова и Гари Олдмана, рылся в «Спорт-Экспрессе», громко шурша листами, поэтому вопроса как будто бы даже не заметил. Зинаида Максимовна, как мы понимаем, не отступила:
– Ну ответь.
– Конечно, иначе зачем вообще брак нужен. И так вокруг одно вранье. – Он продолжал поиски нужной статьи, поэтому отвечал немного сквозь жену.
– И ты всегда говоришь мне правду?
Наконец он понял, что беседа перестает носить бессмысленный характер:
– Зин, что случилось?
– Обещай мне, что скажешь правду.
– Обещаю.
– Кто у тебя есть, кроме меня? Меня это не обидит! Это более чем нормально, просто я переживаю, кто эта женщина. Не хочу, чтобы ты из-за страха меня обидеть влез в какую-то историю, так что ты… – Смятение, сопереживание и искренность, источаемые Зинаидой Максимовной, залили всю их многокомнатную квартиру. Михаил Анатольевич опешил:
– Зинуль, ты чего? У меня нет никого… и не было, я тебя люблю.
– Конечно, любишь! Я в этом не сомневаюсь! Просто… Мне кажется, это нормально, а я бы хотела, чтобы мы жили без секретов. Я женщина очень своевременных взглядов… тьфу!.. – Зинаида Максимовна волновалась, – в смысле – современных.
– Зин, ты о чем? Кто тебе голову заморочил?
– Да никто, сама себе заморочила, ну просто мне кажется это нормально, после стольких лет брака завести любовницу, и я бы тебя поняла.
– Зина! Мне не нужна любовница! Я люблю тебя, понимаешь?
– Ну ладно…
– Что значит «ну ладно»?! Ты как будто огорчена!
– Нет, я не огорчена… Я просто озадачена. Неужели так сложно сказать правду…
– Я сказал правду!!! А, я знаю, в чем дело. Это Виолетта?! Дура конченая. Господи, жениться надо не на сиротах, а на социопатках без подруг.
– Как тебе не стыдно?! Она так тебя любит! И потом, она жена Николая Георгиевича, а он друг твоего акционера, я бы на твоем месте радовалась, что мы дружим.
– Я радуюсь! Безмерно! Но ты все-таки выкинь эту дурь из головы. Не все такие, как Виолетта и ее окружение, понимаешь, не все. Хотя согласен: таких большинство, но есть исключения.
В этот момент Зинаида Максимовна вспомнила слова Виолетты про социум и крепко задумалась. Через пару дней они встретились с подругой снова.
Виолетта, выслушав доклад, вынесла вердикт:
– Да врет, конечно. Ну он еще пока как-никак молодой, вы же сексом вряд ли занимаетесь, с кем-то он должен это делать.
– Почему не занимаемся? Занимаемся. – В голосе Зинаиды Максимовны звучал намек на стыд.
– Ну раз в год – это не в счет.
– Мы не раз в год. – Стыд перешел в раскаяние.
– О’кей – два, не суть.
– Виолетта, ну мы вообще-то раз в неделю… – Раскаяние превратилось в возражение, которое, в свою очередь, радикально изменило эмоциональный фон Виолетты.
– Вы в браке 15 лет и занимаетесь сексом раз в неделю?! Ты можешь хотя бы мне не врать?
– Зачем мне тебе врать?
Многие бы не нашли, что сказать, но только не Виолетта Александровна Красина, в девичестве Линько. Она сингулировала весь свой вес в убойный аргумент:
– Тогда у него точно любовница! Он же сексоголик. Это очевидно. Зина, ты в этом вопросе, думаю, не очень подкована, а я тебе глаза-то раскрою. Мужик либо каждый день, либо раз в месяц. Раз в неделю – это точно какая-то фальшь!
Остатки Зинаиды Максимовны изумились:
– А Коля что, каждый день?!
– Каждый день мы с девочками ему не даем. Помрет еще от таблеток. Но три раза в неделю это…
– С какими девочками?! Кто кому не дает, я ничего не понимаю!
– Ну с любовницами его. Мы все совместно решаем. У нас чат на троих. – Виолетта была предельно деловита и распорядительна.
– Господи, какой кошмар… Может, ты еще у них отчет получаешь? Как у тех, кто собаку выгуливает?!
– Конечно, а в чем разница? Если по большому счету-то. И там, и там кобель с инстинктами и без мозгов.
Виолетта внимательно разглядывала бокал красного вина, как будто и правда искала там истину. Зинаида Максимовна продолжала смотреть программу «Тайны Вселенной».
– Прости, а Коля, Коля про ваш чат знает?!
– Нет, конечно! Он думает, что они друг про друга не знают, он же очень добрый человек, переживает.
Менее опытная подруга опрокинула бокал и решилась на новый вопрос:
– Я сейчас напьюсь. А пока я еще соображаю, скажи мне, как ты их всех вычислила… как познакомилась, как установила контакт?
После некоторой паузы ведущая программы «Тайны Вселенной» серьезным голосом попросила подругу:
– Зиночка, повернись спиной.
Та исполнила, но все-таки уточнила:
– Зачем?
– Ну я тебя прошу. Ага. Пока не растут.
– Кто не растет?
О проекте
О подписке