Снег

– Сыпется на улице снег?

– Да, еще как! Пожалуй, к утру навалит по колено. Завалов, вроде, правда, не обещают, но валенки пригодятся… – Я закончил протирать стаканы и выставил их на полку. Мой посетитель был последним, прочие давно сбежали по домам – по ящику сегодня футбол.

– Когда еще увидишь такой снег…

Говоривший был мне не виден, судя по голосу, мужчина лет сорока. Обычный тип, ищущий, с кем бы поговорить.

– Здесь у нас такой каждый год. – Что ж, дал втянуть себя в разговор, до закрытия все равно есть время – Как зарядит под рождество, все рассветы потом с веником встречаешь… Так к обеду лопатой отмашешься, что… – Только теперь я сделал полуоборот к окну… – Но сегодня действительно крупный… Да…

Снег валил хлопьями. Нет, не валил, а падал, вернее, «ниспадал» на землю, как невесомая мантия из белой ткани. Фонари сквозь него не просвечивали, свет их рассеивался, и потому создавалось ощущение постоянного колыхания тени на однотонном полотне, которое то прижималось к внешней стороне стекла, то снова отодвигалось.

– Мне этот вот снег всегда навевает… – неведомый собеседник замер, облокотившись о стойку, отчего та слегка скрипнула, я провел пальцами по окну. След руки оставил за собой ледяной шум и капельки, сбежавшие в деревянную складку рамы. Близко в окне я видел только размытый его силуэт, сквозь который, снаружи сыпались хлопья. Последний посетитель. Вероятно, он пришел вместе с толпой рабочих, иначе я бы его запомнил. И он точно не относился к числу постоянных клиентов.

– Воспоминания… – продолжил мужчина, и в голосе мне почудился грустный смех, – В двадцать лет на многое смотришь иначе. Не сомневаешься в том, что сможешь видеть такой вот снег много-много лет спустя, что все впереди. В чем-то, конечно и так, но… Я возвращался с работы, остановился. Знаете, как бывает, вдруг вспоминаешь, не забыл ли чего, все ли сделал. Остановился и выпал из своих размышлений прямо в идущий снег. А я шел и даже не подозревал, что вокруг меня снег, считал: так себе… Вот как этот кружился. Дома, дороги закрывал, подрезал столбы… Я, замер и следил за хороводом, все пытался запомнить какую – то одну деталь, а их было так много: красивых, больших… И тогда увидел белую шубку, так похожую на снег, что… Может, и игра света – трудно сейчас судить… Очертания.

Кому как, а для меня, сквозь снег шла девушка в белом, не замечая, взмахивая руками – белые варежки как птицы взлетали над снежным воинством, ничуть не боясь пораниться о снежинки. И девушка смеялась, и в ее смехе чудилась музыка. Я подумал, что она должна пройти рядом со мной – и тогда я загляну в ее глаза, какие они, может быть, тоже снежные, глубокие, звонкие? Но эти мелочи жизни… Как всегда! Будто нарочно порыв ветра забросил горсть ледышек за воротник, разлегся на груди, отвлек. Это было делом секунды, но пока я поправлял шарф, они ушли… Девушка и ее снежинки, оставив растаявшие минуты на моих ладонях как добровольную жертву. А я ведь был готов безоглядно влюбиться, набрался бы смелости…

Ушли… В такой же вот снег, мне тогда было двадцать лет… – неведомый собеседник замолчал, его искаженное смутное отражение замерло. Я поправил недовольно ползущую по подоконнику струйку тепла и до боли в глазах вгляделся в снег – что там, за ним?

Когда повернулся, у стойки селилась тишина, собеседник, оказывается, уже ушел, оставив мерцающий в свете лампы пустой стакан. А позади, за стеклянной гранью летел снег.

Светлячки

Это про Тебя…

Не самый крупный Дракон, возрастом в 5 или 6 тысяч лет, уныло лежал посередине лесного пейзажа, глядя в пустоту перед собой. В ночь и под утро шел дождь, а он даже не шевелился, потому что всё вокруг ему откровенно надоело.

Тот же лес, что и вчера, тот же воздух, что и неделю назад. Даже горы – те же самые, лишь немного просевшие за последнюю тысячу лет.

Вдруг на его морду откуда-то сбоку вывалилась бабочка и стала торопливо отряхиваться. Бабочка была совсем юна, её крылышки раскрылись, вероятно, лишь несколько часов назад – она не понимала, что с ними делать, потягивала их и недоумённо поводила плечиками из стороны в сторону. Глаз дракона она, видимо, приняла за большое зеркало и вертелась перед ним, как модница перед трюмо.

– Извините… – вдруг неожиданно для себя проговорил дракон, почти не раскрывая рта, – Но Ваша пыльца падает мне прямо в нос…

– Ой! – воскликнула Бабочка и прижала лапки к груди.

Она опасливо огляделась, не понимая, что это такое с ней заговорило, но не испугалась, потому что даже представить себе не могла целого дракона.

– А Вы… где?…

– Для Вас я, вероятно, везде… – помедлив, ответил Дракон и сочувствующе спросил, проявив участие, – Чешется?!

– Очень!… пожаловалась Бабочка, – А еще они болят. И вот тут, – она указала на свой полупрозрачный животик.

– А Вы попробуйте ими помахать… – предложил он.

– Да?… – Бабочка взмахнула крыльями, они распрямились и приподняли её над драконьим носом…

– Ого! – восторженно запищала она и крутанулась в воздухе, продолжая рассматривать себя в Драконе, – И как я Вам так?!

– Замечательно! – поощрительно чуть не кивнул Дракон, а Бабочка продолжала крутиться и лепетать:

– А я и не знала… Слышала, конечно… Но всё утро мне пришлось лезть вверх одними только лапками, понимаете?! А потом я доползла до самой вершины куста! – она гордо вскинула голову и медленно приземлилась, сложив крылья, которые выглядели на ней уже не столь неуместно, как вначале.

– Вау! … – восхищенно протянул Дракон и подумал, что вот ему в жизни не приходилось ползать по кусту.

Вершина этого куста была где-то под носом, ведь головой Дракон лежал на самой земле.

– А Вы не знаете… Бабочка сделала танцевальное «Па» и продолжила интригующим голосом, – Что это такое вон там?

– Где? – скосил глаз Дракон, – А-а-а, это…. Это еще один куст.

– А за ним – снова куст? – проявила сообразительность Бабочка.

– Нет, – Дракон улыбнулся, – За ним уже дерево, потом снова дерево, дерево, дерево, дерево, моя лапа, потом дерево… В общем …потом еще горы…

– Го-ры… – произнесла Бабочка незнакомое слово, – А что это такое «го-о-ры-ы-ы»?

Дракон задумался, и опять, абсолютно неожиданно для себя, предложил:

– А Вы… хотите увидеть горы?

– Конечно хочу! – Бабочка подпрыгнула и затрепетала, зависнув в воздухе, перебирая в нетерпении ножками, – Куда мне лететь!?

Дракон слегка втянул воздух, от чего Бабочка сразу же непроизвольно приземлилась.

– Вы лучше присядьте-ка и- посоветовал он, – Прижмитесь ко мне поудобнее…

– Хорошо, – согласилась Бабочка и распласталась крылышками, уцепившись лапками за самую маленькую чешуйку, которую только могла обхватить. Каким-то лишь одним бабочкам доступным чутьём она выяснила, что и голос, и зеркало, в которое она смотрелась, и эта вот чешуйка, на которой лежала – единое целое.

Дракон медленно поднял голову, потом встал на лапы и неторопливо и долго протянул над лесом крылья…

……………………………………………………………………………………

Они летали до вечера и приземлились у небольшого круглого озерца, на опушке леса. Дракон положил голову на землю – к самой воде и кустам, где, как он полагал, Бабочке будет потом удобно карабкаться.

Бабочка после полёта изменилась, она словно резко повзрослела, стала молчаливее, удивительно строже и серьёзнее. Под вечер она даже слегка начала светиться.

Понятно, ведь сегодня она увидела горы! Она и сейчас их рассматривала – сразу за своим отражением, дальними острыми силуэтами в глазах дракона.

– Горы… – прошептала Бабочка и сделала шаг вперед, заставив зрачки так уменьшится, что Дракону стало больно, – А что там… выше гор?…

– Выше гор… – Дракон удивился, потому что этот же вопрос раньше очень часто занимал и его самого… – Выше гор …небо, а за ним – черная чернота и белые яркие звёзды… – его пронзило чувство понимания, и он закончил совсем невпопад, очень и очень тихо, – Это такие огоньки, похожие на светлячков… на таких же светлячков, как ты.

– Как я? – Бабочка развела лапки в сторону и вздохнула… – Это я? Значит, мне не нужно было никуда лететь?

Дракон сморгнул, и Бабочке показалось, что её отражений в его глазах стало ровно в два раза больше, да и сами её отражения стали значительнее выше ростом и ярче.

– А мы туда когда-нибудь полетим? – она развернулась и посмотрела вниз, на спокойную водную гладь.

– Да. – ответил Дракон, – …Может… завтра?

Он тоже посмотрел на спокойную гладь воды, и ему показалось, что озеро таинственно ему подмигнуло.

Там, в зелёной глубине пряталось звёздное небо, на фоне которого легко можно было рассмотреть Дракона и Бабочку, которая сияла, переливаясь множеством собственных отражений.

Дурачок

– Ну, дурачок он и есть дурачок. Подыми глаза! Во-о-он его домишко стоит. Да выше подымай – на самом холмике дом-краюшка! Старая избушка лесничего там, это потом до неё повырубали. Только от избушки вглубь и остался. Родник дальше есть, но сам не найдешь его, зря тока проплутаешь – первый раз с Колькой надо идти – лес там не прибран. Колька-то, хоть и за лесничего, а или не прибирает, или прибирает по-своему – дурачок же, – все ноги себе скопытишь.

– А ты, Владимир Михалыч? Покажи мне хоть направление, а я там не собьюсь – географ же, да и карту знаю – соврал я. Приехав не так давно, я еще не привык к многочисленным обязательным знакомствам, долгим разговорам за жизнь и, честно говоря, за три дня слегка от них подустал и нового не очень-то и хотел.

– Гео-ограф, – Михалыч усмехнулся. – Недосуг мне сегодня, забор надо поправлять – машкина коза всю мою капусту пожрёт. А что гео-ограф – это хорошо! В нашей школе они во как нужны! Да Колька и покажет – чай не сломается!

– Да дома ли он? Может, и нет его?

Михалыч задумался…

– Как ни заходил – всегда он дома есть. Ну, и сейчас я же тут стою, а значит, попадешь на него! Во-о-он краюшка, и тропинка еще сбоку! Иди-иди, тут недалеко!

Михалыч – мой коллега и практически, как он сам дал понять, родной тут мне отец – школьный завхоз, а по совместительству учитель труда и ОБЖ, низкий, но чрезвычайно широкий мужик, сошел с тропки и указал ладонью вперед и вверх:

– Иди. Колька нестрашный, ему чужая нужда своей ближе!

Иду. Родник мне и впрямь был до зарезу нужен. На картах, что взял я в управлении, его нет, а местная артель остро нуждалась в лесе, вот управление, устав с арендаторами скандалить, и постановило – пройти этот лес, да разведать, что к чему. Потому как если родник, то особо охраняемая земля, и рубить на ней – ни-ни. А начальство местное – то ли не указало место, то ли вообще не в теме. В общем, надо было.

С лесником здесь тоже выходила бюрократическая путаница – по документам им числилась жена председателя, которая по факту уже 6 год жила в райцентре, причем и председатель и все вокруг указали в качестве ответственного за угодье какого-то «Кольку», и звучало это как-то совершенно безумно:

– Родник в лесу? Да есть! Большой? Большой! За лесника кто? Да есть! Кто за лесника-то? Да Колька – дурачок!

Вот природа здесь мне, безусловно, нравилась. И люди нравились – спокойные, неторопливые, как и всё вокруг. Такие места! Меловые холмы, поросшие рощами и сосняком, под ними – речушки ли, ручьи, текущие неизвестно куда; в расходящихся стрелках слева и справа – поля, давно нетронутые, заросшие молодой порослью.

Само село раскинулось за спиной позади – вкруг небольшого пруда и яркого пятна зелени, оставшегося от старинного барского сада. Впереди – пресловутый лес, льющийся от середины огромного холма, даже не холма, а горы, в вышину, куда ни дорог, ни просек. Видно, что гора изломанная, будто разбитая двумя оврагами на три чести, из которых правая, дальняя – самая большая, даже отсюда отдавала холодом и каким-то ожиданием, стояла в мрачной неприступности.

И лес впереди другой – ни тебе веселого шелеста, ни ярких вспышек яркой листвы. Старый лес. Сосны – не сосны, а какие-то кедры – я даже усмехнутся эдакой своей неосведомлённости, вспомнив недавнее язвительное «гео-ограф»…

Понятно, почему именно на него точат свои пилы частники-артельщики: таких деревьев по всей области еще поискать. Вырубил, продал – тебе не заброшенные поля поднимать. Нет, господа, это мы еще посмотрим!

Только теперь я разглядел домишко, к которому направлялся. Виновато было зрение – я-то оперировал привычными категориями, не сразу оценив размер и холма, и деревьев на нём. Гора!

Домик казался чуть заметным мышонком, прижавшимся к краю одного из оврагов с крутым меловым оползнем. Позади него – довольно широкая поляна, а за ней сразу ствол. Нет, не весь лес, а именно ствол – высоченный, морщинистый, зеленоватый, как из меди литой. Поодаль – еще один, а над всем этим – крона. «Ого!»

– «Недалеко, Михалыч?…» – непечатно чертыхнулся я и полез вверх. Не совсем чтобы полез, пошел, но с усилием, сберегая дыхание. И шагать было, действительно, тяжко. Но раз надо!

– «Коль-ка – ду-ра-чок, Коль-ка – ду-ра-чок…» – хоть помогал я себе, пока шёл, а к середине пути всё равно выдохся. Остановился, оглянулся. Красота!

Холмики и село остались далеко внизу, Михалыч выглядел мухой, присевшей на веточку дороги. Он дружески помахал мне лапкой и что-то не больно торопился к своей козе – Машке с её забором…

Я отдыхал. Действительно, дураком надо быть, чтобы периодически мотаться отсюда туда-сюда. Если только этот Колька не домосед. Вряд ли, судя по услышанным мной рассказам.

Обычный деревенский парень, которого чем-то Бог обидел, даже не пойми, чем. С детства он тут: родителей схоронил, дом родительский сестра забрала – потом продала и с семьёй в город уехала, а он остался. Как с армии пришел, так и остался. Жена? Нету жены. Было, заглядывались девки да бабы, но… дурачок же…

– А дурачок-то почему? – плечами пожимают. Не знают, привыкли.

Потому, что помогает всем и иногда пугает – рассказывали, что у одной бабки корова обезножила, резать хотели. Пришёл, всех разогнал, помял ногой ей живот – встала корова.

Соседям – картошку копает – они зашиваются, торопят, а у самого она стоит, на корню гниёт… Умно ли? Из города ему угля привезли – в школу отдал, – «На что, говорит, мне, пропадёт…»

А Михалыч говорит – в школе если что надо сделать – хочь глобус, хочь микроскоп – надо Кольку попросить. Ничего себе, «дурачок»… Еще рассказывал, что когда в школу он, Михалыч, работать пришел, то бывало, сильно на зелёного змея налегал и раз в лесу потерялся, и его Колька чуть живого домой притащил. С тех пор лет двадцать уже – ни-ни… боится, «Колька сказал – «помру!»

Стоп! А почему тогда «парень»? Вот ведь, стереотипы! Слышу все время «Колька – Колька»… а по всему, и не парень должно быть, а старше меня, а я уж давно парнем не считаюсь, мужик молодой.

Хотя… Как там, рассказывали – однажды с ребятами вокруг курятника веточек навтыкали – лису, говорят, ловим… К ночи ребят-то мамки по домам разобрали, а этот остался – взрослый ведь, кто его загонит? И поймал лису-то. Потом по деревне ходил, рыбу просил – отучал лису от птицы, рыбой кормил. Дурачок!

Медленно в раздумьях поднимался я в гору. Ох и тяжело! Ноги наливались чем-то мягким и ватным, коленки дрожали, когда приподнимал ступню. Медленно тащился, полз. Родник этот! И что один пошёл?

Ближе к дому тропинка стала поприветливей, полегче.

А домик и в самом деле небольшой. Конечно, и не игрушечный, обычная изба, раза в полтора – два поменьше нижних деревенских. За ним сразу – банька, ничем не огороженное подворье – ну, правильно, чего ж тут бояться? Медведей только!

Пара сараюшек, клубника перед крыльцом и сиреневый куст, скрывающий обрыв. Ради интереса я обошел сирень и приблизился к меловому склону. Осыпался он, вероятно, давно, так как сейчас уже край его зарос крыжовником, а в верхней части был выдолблен терраской, на которой – я не поверил своим глазам – разбит огромный, метров в семь шириной и в сорок длиной, цветник.

– «Почудилось» – пробормотал я и вернулся к дому.

«Как много нам открытий чудных…» – как молитву прошептал про себя, поднялся и постучал в дверь.

– Так не заперто, заходи уж, да?! – сразу же отозвалось из-за неё, словно в сказке, заставив непроизвольно отшатнуться – на миг показалось, что говорит сама изба.

Опасливо потянул ручку на себя, перешагнул порог – проём был высоким, даже нагибаться не пришлось, вошел, щурясь и готовясь к полумраку.

– Да разлепи, не темно у меня, да?! – голос как будто отдалился, что-то в нём сразу было непривычным, нерусским или наоборот – до такой степени… что непроизвольно шагалось вперёд и разлеплялось. Мягкое это «Да!» в конце – звучало одновременно и вопросом и утверждением, как будто напрашивался кто-то или уговаривал – «согласись!» или «можно?».

– Есть кто дома? – с опозданием спросил я, после чего добавил, – Здравствуйте!

– И тебе здоровья, добрый человек! – ответил голос.

Вокруг был дом. Светлый, спокойный и чистый, с ковриками под ногами, травяными запахами чая и солнца. На коврике прямо у ног было нарисовано английское «Hello» со смайликом на конце.

– Сестрёнка привезла, – похвалился хозяин, появляясь из-за шторки справа, – Ноги, говорит, чтобы не мёрзли, ну, и грязь не тащить, да?! Чай готов, пошли!

– Да. – непроизвольно повторил я, глядя на стоящего передо мной. Потом протянул руку, – Александр, Саша по-нашему.

– Николай, – так же просто протянул он руку в ответ, – по-вашему – Коля.

Рукопожатие вышло крепким и удачным – мужики поймут – оно было уверенным и правдивым.

– Не Колька, – чуть подумав, улыбнулся хозяин, – Не люблю. Сюда, – он гостеприимно распахнул шторку и шагнул вперёд.