Под стук колёс и покачивание вагона Василий Боев задремал. Сменив позу на более удобную, он заснул, и ему приснился сон, который…

12.

До Челябинска доехали быстрее, чем ожидали казаки. Поезд быстро опустел. Инвалиды, помогая друг другу, тоже покинули вагоны и больше их никто не видел.

– Ну что, теперь уже совсем немного осталось, – подбадривали друг друга казаки. – Башкирию переедем, и всё, мы дома!

– Эге-ге, это ещё не так близко, – сетовали скептики. – Почитай чуток меньше, чем уже проехать довелось.

– Да ну вас! – отмахивались оптимисты. – Мы уже на территории второго отдела нашего Оренбургского казачьего войска! Уже почитай дома мы и далеко от Сибири и Омска!

Но, как оказалось, до дома казакам было ещё ох как далеко!..

Состав отогнали на запасной путь. День провели казаки в холодном вагоне, другой, третий… Никто не подходил, ничего не спрашивал и не давал никаких советов. Скудные остатки продуктов были съедены, и люди голодали.

Отчаянное положение, в каковом они оказались, требовало немедленных действий. Казаки часами обсуждали и мусолили один-единственный вопрос: «Что делать?», но ответа на него не находили. И вот наступила третья ночь…

– Эй, не передохли ещё, казаки? – послышался крик с улицы, и в дверь тамбура кто-то громко постучал.

Спавшие казаки подскочили со своих мест и поспешили к выходу.

– А ну стоять! – прозвучал приказ, когда они открыли дверь.

– Эй, чего командуете? Сами-то кто будете? – выкрикнул Павел Мамонов. – Чего пожаловали в час ночной, обскажите нам изначально, а уж опосля…

– Выходить по одному для саносмотра! – потребовал один из подошедших. – Не будете слушаться, арестуем. Вам ясно?

– Яснее некуда, – загудели недовольно казаки.

Они спрыгивали по одному из тамбура на землю, и их тут же «осматривали» и ощупывали около десятка вооружённых людей при тусклом свете железнодорожного фонаря. Тех, кто казался здоровым, отводили в сторону, а тех, кто вызывал какие-то подозрения, возвращали в вагон с приказом больше носа не высовывать.

Осмотр закончился к утру. «Больных» заперли в вагонах, поставили охрану и ушли, а остальные…

– Нам-то куды деваться? – спрашивали друг у друга «здоровые». – Крыши над башкой и той лишили.

На улице тем временем уже рассвело, а голодные и замёрзшие люди всё ещё пребывали в растерянности. Очень хотелось есть, от голода сводило желудки. И тут снова появились красноармейцы и… отвели их в баню!

Пока казаки раздевались в предбаннике железнодорожной бани и вытряхивали из одежды вшей, подошла крупная женщина с большой бутылью молока в руках. Она оказалась банщицей. Женщина убрала бутыль в угол подальше от жалобных голодных глаз казаков и обвела всех тяжёлым взглядом.

– Ну, и чего пялитесь, морды бородатые? – сказала она сердито. – А ну марш в баню и мойтесь, пока не выперла всех вон, на улицу!

– Барышня, милая, дай нам молочка хоть по глоточку хлебнуть? – взмолились казаки. – Мы же…

Они сразу же замолчали, когда банщица сжала кулаки и нахмурила брови.

– Ещё чего, – сказала она ещё злее, чем прежде. – Я вам что, корова дойная? Хотите молока, на базар идите. Там много чего есть, а уж молока особенно.

– Как мухи, мы здесь передохнем, братцы, – обратился ко всем Василий. – Господь свидетель, никому мы не нужны здесь. Давайте хоть кто-то из нас живым останется! Может, наскребём по карманам каких-никаких деньжат?

Голодные казаки кое-как собрали небольшую сумму, а суровая банщица из «жалости» дала старенький чайник.

– Вы покуда мойтесь, а я на базар сгоняю, – сказал Василий. – А уж когда вернусь, тогда и сам искупаюсь.

Базар найти оказалось несложно. Василий едва с ума не сошёл от обилия вкуснятины на прилавках. В мгновение ока рот заполнился слюной, а желудок так решительно потребовал пищи, что казак едва не согнулся пополам от сильной рези. «О Господи, дай мне сил сдержаться и не наброситься на еду, – думал Василий, глядя на румяные копчёные колбасы, на окорока, на сало. – Я бы сейчас сожрал и сырого мяса кусок, оторвав его от свиньи или коровы… Вот только кто мне его даст?»

Собранных денег как раз хватило на то, чтобы заполнить молоком чайник. Когда торговка переливала молоко, в животе казака так урчало, что он подумал, что это слышат все вокруг. Схватив чайник, Василий поспешил к выходу. Шагая к бане с затуманенной головой, казак едва не натолкнулся на старика с клюкой, медленно идущего ему навстречу.

– Здорово, молодец! – поприветствовал его старик, останавливаясь.

– И тебе здоровья желаю, – остановившись, с недоумением ответил Василий.

– Вы чьи казачки будете? – спросил старик, опираясь на клюку.

– Мы из первого отдела Оренбургского войска нашего, – ответил Василий. – Домой из Сибири добираемся, да никак вот не доберёмся.

– Да-а-а, далёко, вам пешком никак не дойти, – посочувствовал старик. – А как же на поезде?

– Было дело, и на поезде ехали, да вот, видать, приехали, – вздохнул Василий. – Из Омска до Челябы доехали и нас из вагонов высадили. А теперь мы бошки ломаем, что делать и куда идти.

Старик внимательно оглядел его и горько ухмыльнулся.

– Да-а-а, не воякой ты глядишься, сынок, – прошамкал он сочувственно. – Твои эдак же выглядят?

– Да, не лучше, – вздохнул Василий, стыдливо опуская взгляд на разношерстные валенки.

– Сыновья мои тоже казаки, – погрустнел старик. – Двое на Гражданскую ушли и сгинули. Младший всё при нас был, а потом и его война забрала. Где он сейчас? Жив ли? Вот помрём со старухой, и похоронить нас некому. Взял бы вас к себе на постой, да мы со старухой сами в баньке старенькой прозябаем. Избу нашу спалили аспиды красные, вот и… – прервав себя на полуслове, он на мгновение задумался и продолжил: – Здесь, совсем недалече, переселенцы ваши оренбургские проживают. До них рукой подать, вёрст сорок всего. Вы бы обратились к ним за помощью? Глядишь, и подсобят, не откажут, земляки ведь?

– Легко сказать, – ухмыльнулся Василий недоверчиво. – Сорок вёрст пешим ходом протопать – не на коне верхом проскакать. Мороз-то какой, да и вьюжит вон шибко.

– И то верно, – кивнул, соглашаясь, старик. – А вы вот что: в другую деревеньку ступайте. Она совсем близко здесь притулилась. Версты три всего. Люди там незлобивые, поди не оставят души христианские, в беде оказавшиеся, на лютом морозе…

13.

Искать указанную деревню казаки отправились вшестером. Стремительно приближался вечер. Дошли до места, постучали в первый дом.

– Хозяева, пустите переночевать Христа ради.

– Ступайте себе, не задерживайтесь, бродяги проклятые! – прозвучал из-за двери визгливый женский голос. – Не уйдёте со двора, собак спущу!

Пожимая плечами, казаки пошли к соседнему дому, но и там их не пустили на порог. С просьбой о ночлеге они обошли почти всю деревню, но везде получали отказ.

– И что же делать нам теперь, станичники? – спрашивали они друг у друга. – Или помирать, или в Челябу вертаться?

– Айдате дойдём до конца деревни, ужо маленько осталось, – предложил Боев. – Ежели не пустят, то думать будем, как поступить…

Все с ним согласились и продолжили обход. Когда дошли до последнего дома, на крыльцо вышел высокий седой старик.

– Папаша, ради Христа, пусти нас переночевать хотя бы в хлев? – обратился к нему Василий. – Помрём ведь у тебя на дворе, ежели…

– Ишь чё, а где вы хлев в моём дворе увидели? – усмехнулся старик. – Да и избёнка моя, что конура собачья… – он с минуту помолчал, размышляя, а потом вдруг сказал: – Ладно, входите, не на улице же ночевать. В эдакий мороз до утра и в хлеву бы не дожили.

Крохотная, неказистая, с низким потолком изба была натоплена, а старик оказался приветливым и добрым. Когда казаки разделись, он обвёл всех долгим изучающим взглядом:

– Знаете, что, внучата… Сейчас в правлении заседание соберётся, решать будут, кому поручить дрова для паровозов в Челябинск возить. У нас вся деревня эдаким трудом занимается. А вам как раз в Полтавку и надо, так ведь?

– Туда, наверное, – пожимая плечами, ответили казаки. – Нам сказывали, что за сорок вёрст деревня есть, где проживают переселенцы из Оренбурга. Вот нам к ним надо попасть.

– Значит в Полтавку, – кивнул утвердительно старик. – Вот прямо сейчас собирайтесь и ступайте в правление. Хорошо, слёзно просите довезти вас туда, поди не откажут.

Взгляды казаков с хозяина дома переместились на Боева.

– Василий, сходи ты? – попросили они. – Ты у нас самый бойкий, сходи, похлопочи?

Когда казак подошёл к правлению, там вовсю шло заседание. Собравшиеся спорили, шумели. Василий пристроился в сторонке и стал терпеливо ждать. В конце концов волостной глава, он же председатель, назначил тех, кто поедет за дровами в Полтавку, и распустил людей по домам.

Когда все разошлись, в правлении задержались двое – глава и его помощник. С замирающим сердцем Василий подошёл к ним и, сняв шапку, обратился:

– Братцы, выручайте, отвезите нас в Полтавку, Христом Богом молю?

– Откуда ты, чучело огородное? – с сарказмом поинтересовался председатель. – Никогда тебя здесь раньше не видел.

– А я не из ваших мест, – ответил Василий. – Мы мимоходом в селение ваше заглянули.

– Понятно, вы бродяги, – усмехнулся помощник. – Сколько вас и где остальные ошиваются?

– Да здесь мы, недалече, – ответил Василий. – К старику одному на ночь напросились.

– Это он тебя к нам направил? – поинтересовался председатель, морщась.

– Кто же ещё, – кивнул Василий. – Надоумил, когда мы ему всё о себе рассказали.

– Раз так, то и нам поведай, раз с просьбой явился? – заявил помощник. – Только поскорее, уже ночь на дворе.

– А что рассказывать, – почесал затылок Василий. – Казак я и те, кто со мной, тоже.

– Ну и что с того? – нахмурился председатель. – Чего вам в Полтавке понадобилось? И как вы к нам в село попали?

– Как-как, ногами притопали, – ответил Василий. – Поезд до Челябы довёз, а дальше не поехал. Вот и порешили мы по-своему до дому добираться. Судьбина занесла нас в ваше селение.

– И куда вы путь держите, казаки? – поинтересовался помощник.

– В Оренбург нам надо, там наши станицы, – ответил Василий. – А в Полтавке земляки наши проживают. Ещё до войны они в ваши края переселились.

– Так вы за белых воевали во время войны? – усмехнулся председатель. – А теперь, после всего, ты осмелился к нам явиться помощи просить?

– А к кому ж идти прикажете? – округлил глаза Василий. – Вы власть, вот я к вам и пришёл.

– А почему ты решил, что мы помогать вам, врагам, возьмёмся? – едко спросил помощник. – Вы, может, бандиты беглые и вас везде ищут?

– Нет, мы не беглые, – замотал головой Василий. – Мы добровольно советской власти сдались. Нам и документ об том комендант омский самолично выдал.

Василий расстегнул полушубок, достал завёрнутый в носовой платок листок и протянул председателю. Внимательно изучив документ, тот вернул его Боеву:

– Да-а-а, вроде бы всё в порядке. И подпись коменданта, и печать в наличии. Хорошо, я тебе верю.

– Тогда возьмите до Полтавки, братцы? – попросил Василий. – Не дойти ведь нам, сами знаете.

– Хорошо, довезём, – пообещал председатель и обратился к помощнику: – Иди с казаком к своему тестю и скажи, чтоб взял до Полтавки станичников.

– Нет, не пойду, – вдруг заупрямился тот. – Мы с ним разругались вдрызг вчера ещё. И мелькать у него лишний раз перед глазами не хочется.

– Ладно, поступим по-разумному, – сказал председатель и сел за стол. Он нацарапал на клочке бумаги несколько строк, сложил лист вчетверо и протянул Боеву. – Сейчас помощник тебе укажет, куда идти, передашь хозяину дома мою записку. Думаю, он возьмёт вас до Полтавки. А теперь прощай, станичник…

Помощник подвёл Боева к дому своего тестя:

– Вот, сюда тебе надо.

– Дык, как же я в избу в эдакий час войду? – задумался Василий. – Ведь даже света в окнах не видно.

– А свет сейчас мы зажжём, – пообещал помощник. Он схватил пригоршню снега, слепил комок и запустил его в окно дома «любимого» тестя. – А дальше ты сам, я пошёл. Смотри, будь осторожен, рука у моего тестя тяжёлая, можешь и по шее схлопотать ненароком…

Потоптавшись в нерешительности, Василий открыл калитку и вошёл во двор. Из темноты вдруг вынырнул злобно рычащий пёс и, даже ни разу не гавкнув, набросился на него. Казак успел лишь вскинуть правую руку и… Пёс вцепился в неё под мышкой. Придя в себя, Василий схватил собаку левой рукой за ошейник, изловчился, вывернулся и вместе с ней упал на снег. Он придавил пса к земле своим телом, после чего осторожно освободил правую руку. На крыльцо вышел хозяин.

– Эй, кто там, заходи!

Переступив порог, Боев привычно снял с головы шапку и перекрестился.

– Эй, ты чего? – удивился хозяин, во все глаза глядя на него.

– Как чего, я в избу с добром вошёл, – ответил Василий. – И в том, что я крестным знамением себя осенил, ничего худого нет.

– Ладно, крестись, если хочешь, а от меня-то тебе что надо? – хозяин отступил назад, чтобы получше рассмотреть гостя. «Высокий, здоровый и рябой, – подумал Василий, в свою очередь разглядывая его. – А кулаки, как наковальни кузнечные. Такой вдарит по башке одним только пальцем, и голова, наверное, целый день трещать будет…»

– Я вот записку от председателя принёс, – сказал он, протягивая листок.

Из-за печи вышла старушка и присела за стол.

– Подойди, сынок, – сказала она Боеву. – Ты сегодня кушал чего-нибудь?

– Ничего не кушал, – признался Василий. – Меня уже давно не кормил никто.

Старушка достала из-под стола горшок с молоком, налила стакан и подала казаку. Василий с жадностью выпил. Она дала ему кусочек хлеба, и он принялся его жевать.

– Это хорошо, что Бога чтишь и не забываешь, сынок, – сказала она тихо. – Господь – это любовь и добро. Люди вон сбесились все, храмы рушат, богохульствуют, стыд и совесть потеряли, а ты…

– Всё, мама, всё, – оборвал её на полуслове сын, дочитав записку. – Сколько можно говорить, что нет Бога и рая нет!

– Не гневи Господа, Костя, – нахмурилась старушка. – Бог есть, и он видит с небес грехи ваши, отступники! Вы ещё пожалеете об своём отступничестве от веры святой и время то скоро наступит!

Она встала из-за стола и удалилась на своё место за печь, а Василий…

– Собака тебя не покусала? – осведомился хозяин, с усмешкой глядя на жующего хлеб Боева.

– Есть немного, – сказал он. – Вся рука от крови мокрая.

– Ничего, тебе не привыкать, – ухмыльнулся хозяин. – Видать, с цепи сорвался, чертяка хвостатый. Ну, так сколько вас, кто в Полтавку ехать хотит?

– Вместе со мной шесть человек, – ответил Василий.

– Ладно, беру вас, – сказал хозяин, надевая валенки. – Поедем рано утром. Не явитесь вовремя – ждать не буду!

14.

Рано утром к дому приютившего казаков старика лихо подкатила двойка, запряжённая в широкие без бортов сани. Резвыми лошадьми управлял мужик, который пообещал Боеву отвезти их в Полтавку. Казаки сразу же поспешили к саням и стали рассаживаться на них, устраиваясь поудобнее.

– Спасибо, мил человек, – поблагодарил его Боев. – А мы в самый раз к тебе идти собрались.

– Пока вас дождёшься, вечер наступит, – буркнул в ответ мужик. – Решили нынче пораньше выехать, вот я и заскочил за вами.

Проходившие мимо женщины остановились возле саней, разглядывая казаков.

– Да заморозишь ты их, покуда до Полтавки довезёшь, – заговорили они взволнованно. – Сорок вёрст ведь по морозу!

– А я чего, – хмурился мужик. – У меня одёжки зимней лишней нет. Не хотят ехать, пущай здесь остаются.

– Обожди, не уезжай, сейчас мы…

Сердобольные женщины поспешили по домам и быстро вернулись. Они принесли всё, что жалко было выбросить, но казаки были благодарны им за это. Старую, ветхую, но способную держать тепло одежду быстро разделили и напялили на себя и стали похожи на самых настоящих бродяг, каковыми была полна послевоенная Россия.

– Эдак покажемся дома, все со смеху помрут, – улыбались они, разглядывая друг друга. – Ничё, всё теплее будет. В наших худых поддергайках мы бы сорок вёрст не выдюжили. Бабоньки, красавицы, спасибочко превеликое вам!

Возница взмахнул кнутом, и увлекаемая лошадьми «платформа» на полозьях рванула с места. Казаки не раз вспомнили добрым словом женщин, пожертвовавших для них лохмотья. Всё теплее было ехать под ледяным, обжигающим, морозным ветром.

«До станицы, Господь даст, доберусь, все энти лохмоты у околицы брошу, – думал Василий. – Со стыда сдохнуть можно, ежели увидит кто-нибудь. Эх, Господи Боже мой милостивый… Разве мог я когда-то подумать, что вот эдакое барахло на себя напяливать буду? Стыд и срам на мою головушку, но…»

Василий вспомнил, каким красавцем был когда-то давно. Коренастый, подтянутый, с выпущенным из-под фуражки чубом. Наипервейший жених в станице! Девицы заглядывались на него, а он «не замечал» их. Жили не тужили, а потом… Потом всё изменилось до неузнаваемости. Когда он вернулся с германской войны, не узнал родную станицу. И гумны, и амбары пустые, и люди изменились, злыми стали и подозрительными. И получилось так, что вернулся он с войны на войну. Другого не оставалось. Не взял бы в руки оружие, так…

Он задремал, а когда открыл глаза, увидел, что подъезжают к какой-то деревне.

– Эй, мил человек? – крикнул Иван Инякин вознице. – Энто что за селение такое, дозволь спросить?

– Полтавка это, – обернувшись, ответил тот.

– Как Полтавка? – оживились казаки. – Мы что, уже сорок вёрст отмахали зараз?

– Нет, поменьше, – отозвался возница. – Я дорогу во много крат срезал. Наш обоз ещё на половине пути к Полтавке, а мы уже здесь!

– А те, односельцы твои? Они что, короткого пути не знают?

– Знают, но ездить той дорогой предпочитают. Там деревенек много и есть где переночевать.

Уже въезжая в село, возница обратился к казакам:

– А где вас высадить, станичники? У кого из вас здесь сродственники есть?

– Нету никого, – ответили они. – Мы уже голову ломаем, где ночку провести, а днём мыслить будем, как дальше быть.

– Без денег, за просто так, вас никто на ночлег не пустит, деревня татарская, – огорчил их возница. – Можете в баню на ночлег попроситься или на худой конец на вокзал. Хорошо попросите, может быть, позволят одну ночь провести. Это я точно знаю…

– Тогда к бане вези, – сказали казаки. – Глядишь, помыться дозволят, да и заночевать где-нибудь в предбаннике?

К счастью, баня оказалась открытой. Казаки вошли и попросили разрешения помыться.

– А вы кто будете, шаромыжники? – спросил банщик, молодой красивый татарин лет тридцати. – Бродяги бездомные или…

– Мы не бродяги, а казаки. Домой вот возвращаемся из Омска, – ответил за всех Василий. – Дозволь нам помыться и переночевать где-нибудь в уголочке? Мы не здешние и не знаем, к кому на ночлег попроситься.

Банщик осмотрел их придирчивым цепким взглядом:

– Хорошо, помыться разрешаю, но только недолго. А ночевать здесь позволить не могу. Это баня, а не постоялый двор.

Внутри баня оказалась просторной и хорошо протопленной. Воды, как горячей, так и холодной, было достаточно. Казаки, вывернув одежду, вынесли её на улицу вшей вымораживать, а сами мылись отведённый банщиком час, наслаждаясь купанием.

Одевшись, они вышли на улицу и в нерешительности остановились.

– Жрать и спать охота, мочи нет, – вздохнул Михаил Комаров. – Ну что, станичники, айдате побираться и ночлежку искать?

– Айдате, – согласились казаки. – Нам жратву никто не принесёт, да и в избу не позовут тоже…

Они разошлись по селу, договорившись встретиться возле бани.

Василий обошёл семь дворов. В каждом дали по кусочку хлеба, но в ночлеге категорически отказали. Тогда он вернулся на условленное место, где его уже поджидали другие казаки. Они поделились друг с другом тем, чего удалось раздобыть, перекусили и… Снова возник вопрос о ночлеге.