Артезиан

Проехав шлагбаум, танк с прицепленным к нему БТРом направился к темневшим вдали деревьям, похожим на запущенный сад или рощу. Свет фар выхватил забор из ржавой сетки рабицы и замершие вдоль него танки первой танковой роты. Дальше в темноте угадывалась остальная техника батальона. Отцепив БТР у стоящих группой бронетранспортеров, 157-й вернулся к забору и остановился рядом с двумя танками своего взвода.

Приказав заглушить двигатель, Щербаков спрыгнул на глинистую землю, сменившую собой сыпучий песок, и направился на доклад к командиру роты Олегу Абдулову. Подойдя к 150-му танку (номер которого еще на погрузке исправили на 159), он наткнулся на ротного механика Гаврилова.

– Где Абдулов? – спросил единственного стоящего на посту танкиста лейтенант.

– Спит он. Сказал, что, если у Вас всё нормально, не будить. И что Вы начальником караула заступаете.

– Ну ладно, пусть спит, – Щербаков собрался уже уходить, как где-то в темноте зазвучали переливы гармошки. Он пошел на звук, наткнулся на кусты, за их ветками увидел группу офицеров, сидевших перед костром на ящиках из-под снарядов. На одном из ящиков стояла бутылка водки и нехитрая закуска из сухпая. Среди офицеров сидел прапорщик и что-то наигрывал на поблескивающем зеленью аккордеоне. Пламя высветило красное лицо командира второго мотострелкового батальона майора Бельского, разливавшего водку по рюмкам, сделанным из минометных колпачков. Офицеры задумчиво смотрели на языки пламени, пуская сигаретный дым в ночное небо и слушая грустную мелодию.

«Ну, с днем рождения, – подняв рюмку, комбат Бельский обратился к одному из сослуживцев, – это тебе не в ресторане где-нибудь. Такой день рождения всю жизнь помнить будешь!» Офицеры, все званием не младше капитана, застучали металлическими рюмками. Бельский, закусив тушенкой, увидел стоявшего с краю Щербакова: «А, лейтенант, приехали? Нормально всё? Ну иди спать, чё стоишь! Давай чего-нибудь повеселее, – уже не обращая внимания на Щербакова, захмелевший майор ткнул кулаком в плечо прапорщика. – Давай "Любэ"!»

А на войне как на войне —

Патроны, водка, махорка в цене.

А на войне нелегкий труд,

А сам стреляй, а то убьют…

Подходя к танкам, Сашка услышал, как песню подхватил нестройный хор голосов:

Комбат, батяня, батяня, комбат,

За нами Россия, Москва и Арбат.

Огонь, батарея, огонь, батальон…

Комбат, ё, командует о-о-о-он…

«Батяня, бля, – подумал Щербаков, – "одна дорога-одна дорога"».

Лейтенант ходил среди танков, пытаясь найти в темноте спящих танкистов и заставить их дежурить в карауле. Наконец это ему удалось сделать, и он, волоча ноги от усталости, отправился на свой танк.

Командир роты Абдулов проснулся среди ночи – крутило живот. Лейтенант слез с теплой трансмиссии и направился в темнеющие кусты. Сидя среди колючих веток, он окончательно проснулся и, безуспешно помучившись еще какое-то время, решил проверить посты. Натянув штаны, Олег пошел в сторону чернеющих танков третьего танкового взвода. Ближайшим на его пути стоял 157-й щербаковский танк. Подходя ближе, Абдулов всё ждал, как его окрикнет часовой, но вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь хрустом веток под берцами Олега. Подойдя вплотную к Т-72, в свете луны он увидел прикорнувшего на трансмиссии наводчика Кравченко. Наводчик сопел во сне, а рядом с ним лежал его автомат. Около танковой башни, завернувшись в спальный мешок, спал лейтенант Щербаков.

«Ах ты сука! – Абдулов схватил за ухо спящего Кравченко. – Спишь на посту?!»

Кравченко вытаращил глаза, ничего не понимая спросонья. На шум проснулся лейтенант Щербаков.

«Щербаков, ты дежурный по караулу! Почему у тебя часовые спят на постах! Где Обухов?» – орал комроты.

Из люка механика-водителя показался рядовой Толик Обухов.

«Обухов, "рота подъем"! Бегом всю роту на построение у ротного танка!» – не унимался Абдулов.

«Товарищ лейтенант», – Кравченко, держась за ухо, что-то пытался сказать командиру роты, но тот, отвесив наводчику "леща", вновь схватил его за ухо и поволок на место построения. Когда через десять минут сонная рота построилась, Абдулов вышел перед строем с металлическим коленом танковой антенны в руках.

– Рядовой Кравченко, выйти из строя, – скомандовал командир роты. Кравченко, держась за ухо, сделал два шага вперед и повернулся лицом к сослуживцам. – Вот эта сволочь, – Абдулов указал антенной на наводчика, – спала на посту, подвергая свою, а главное, ваши жизни опасности. Вы, наверное, забыли, что не в Анисовке находитесь, а на территории возможных боевых действий, – комроты размахнулся и со всего маху саданул Кравченко антенной по заднице.

– Товарищ лейтенант, да я… – пытался что-то сказать Кравченко.

– Молчи, сука! – нанося удары антенной и всё больше распаляясь, орал лейтенант.

Наконец экзекуция закончилась. Кравченко лежал на земле, подвывая от боли.

– Так будет с каждым, кто будет спать на посту! Вопросы? – Олег Абдулов свирепо оглядел роту.

– Никак нет! – хором ответили танкисты.

– Разойдись! Так что ты хотел сказать там, Кравченко? – лейтенант наклонился к стонущему наводчику.

– Да это не я должен был дежурить, а Обухов. Я отдежурил, сдал дежурство Толяну, а он, козел, спать лег.

– Ну что я тебе могу сказать? – немного растерялся командир роты. – Разрешаю тебе то же самое сделать с Обуховым, антенна у тебя на танке есть, – и Абдулов, развернувшись, зашагал в сторону своего танка.

До утра Щербаков не мог заснуть после увиденного, бродил среди танков, проверяя часовых, которые после "профилактики" Абдулова дежурили исправно и спать больше не собирались.

Наступило бодрящее прохладой октябрьское утро. Туман, поначалу окутавший всё вокруг, быстро рассеялся, позволив разглядеть окружающую местность. Место, где остановился батальон, на карте обозначалось как "Артезиан" – небольшой оазис в бескрайней степи, заросший колючим кустарником и невысокими яблонями, покрытыми мелкими сморщенными яблочками. В глубине этого одичавшего сада среди камней торчала ржавая труба с лившейся из неё непрерывным потоком чистой холодной водой. Это была заброшенная артезианская скважина. Рядом с ней на большой поляне стояли разрушенная постройка в виде сарая и кирпичный одноэтажный дом с провалившейся крышей. Большую часть поляны окружал забор из проржавевшей и местами порванной сетки рабицы. На этой территории подразделения выставили свою технику в ожидании дальнейших приказов на выдвижение. Мотострелки чинили свои БТРы, танкисты занимались обслуживанием своей техники.

– Долго стоять будем? Слышал чего-нибудь? – спросил на обеде Щербаков старлея Вышегородцева.

– Да откуда же я знаю, Саня, – ответил старлей, жуя надоевшую тушенку. – Может, постоим чуть да всё-таки домой поедем.

– Куда-то наш второй взвод пропал. – Щербаков махнул в сторону неполной танковой роты. – И артиллеристов не видно.

– Ваш взвод с пятой ротой ушел, куда – не знаю. И артбатарея тоже куда-то, – ответил мало осведомленный о передвижениях подразделений Вышегородцев.

– Может, на погрузку по частям отправляют? – с надеждой сказал Щербаков.

– Ага, на погрузку. – усмехнулся Игорь, – Вот только куда?

Танюша

Прошло пару дней. Стояла теплая осень, днем еще жарко, ночи стали гораздо прохладней. Вот и сейчас, укрывшись от жары под тенью корявой яблони, Щербаков от скуки выводил на куске картона красивыми буквами "Private property. For tank № 157 only". Табличку он решил прикрутить на сетку рабицу позади своего танка.

– Вместо того чтобы заниматься личным составом, Вы, товарищ лейтенант, херней какой-то занимаетесь, – лейтенант Абдулов неожиданно появился из-за борта танка.

Сашка вскочил, пряча картонку за спиной и судорожно соображая, что сказать в оправдание, но в голове роилась какая-то каша из "отмазок", и ни одна из них не годилась для ответа.

– Ладно, расслабься. Дай глянуть.

Щербаков протянул недоделанный до конца "шедевр".

– Красиво пишешь. А большими буквами краской написать сможешь? – командир роты посмотрел на Щербакова.

– Думаю, что смогу. А что написать-то? – заинтересовался Александр, почуяв возможнось убить надоевшую скуку.

– Нужно написать с двух бортов моего танка "Танюша". Краска белая у меня есть, вот только кисточек нет.

– Да кисточку я смастерю, – с готовностью сказал Сашка, – а почему именно Танюша?

– Жену мою зовут Татьяна, а "Танюша" по аналогии с "Катюшей".

– Это типа как в Великую Отечественную войну "Катюши" были? – улыбнулся Щербаков.

– Вот-вот. Только "Катюши" по фашистам стреляли, а "Танюша" – по боевикам. Но, надеюсь, до этого не дойдет. Пойдем, – и Абдулов зашагал в сторону своего танка.

Кисточки Щербаков сделал из обломков веток, на концах обернув их тканью. Долго примеривался, где написать и какой величины рисовать буквы. Наконец, определившись, что буква в высоту будет две коробки КДЗ, он сначала гвоздем нацарапал на заранее отмытом солдатами борту заглавными буквами ТАНЮША, а затем аккуратно стал обводить их краской. Через несколько часов с обеих сторон танка красовались белые буквы имени жены командира первой танковой роты.

«Надо бы и мне что-нибудь написать, краски еще немного осталось», – подумал Щербаков, сжимая в руках стеклянную литровую банку с остатками краски, отданную Александру довольным его работой Абдуловым. После мучительных размышлений лейтенант решил вывести на большой фаре-луне название села Карамахи на арабском. Порывшись в деревянном ящике, прикрученном к командирскому ЗИПу проволокой, он вытащил из сумки бережно завернутый Коран, подаренный ему в Карамахах бойцами спецподразделения на День Танкиста. На внутренней стороне обложки спецназовец Тарас на арабском написал названия селений, где совсем недавно проходили бои – Карамахи, Чабанмахи и Кадар.

Отмыв круглый щиток, закрывающий стекло фары-луны, Александр старательно вывел простым карандашом замысловатую арабскую вязь, обозначающую название Карамахи, и затем обвел её белой краской. Полюбовавшись своим произведением, он заключил надпись в белый круг по краю щитка и, удовлетворенный работой, прикрутил его на место: «Ну вот, так красивее будет».

Новощедринская. На арыках

Утром после завтрака поступил приказ собраться в колонну и готовиться к выдвижению. Батальон засуетился, разбирая установленные несколько дней назад палатки