– По результатам последних стрельб вы уже достаточно уверенно поражаете цели на дистанции до шестидесяти-семидесяти кабельтовых. Ваше орудие наиболее дальнобойное на эскадре, и грех было бы этим не воспользоваться. Я приказал переоборудовать пару примыкающих к погребу боеприпасов вашей башни отсеков под хранилище дополнительного запаса снарядов и зарядов. Ваша башня единственная на гарибальдийцах, в которой оставили свой собственный дальномер. Остальные каннибализировали на «рюриковичей» – больше дальномеры нам пока взять было просто неоткуда. Стреляйте по своему усмотрению на дистанции более пятидесяти кабельтовых по среднему в колонне противнику, при сближении постарайтесь достать флагмана. Но если какой-либо из крейсеров противника окажется более удобной целью – бейте по нему.

При сближении не забывайте корректировать дистанцию по результатам пристрелки среднего калибра. Впрочем, что я вам это рассказываю в сто первый раз? Вы сами все знаете лучше меня. Я ожидаю процент попаданий из вашего орудия от двух, если вы не блеснете меткостью, до семи-десяти, если вам повезет. А это от четырех до двадцати попаданий. Не подведите, другим наличным у нас калибрам с дистанции более двадцати пяти кабельтовых нам крейсера Камимуры не пронять^[8]. Забронированы борта и башни у супостата на совесть…

В полной пороховых газов башне молодой мичман и начинающий седеть сверхсрочник дуэтом вели свою партию в бою. Диких стоял за наводчика, ловя в оптику далекие силуэты на горизонте, выработавшимся за годы шестым чувством определяя упреждение и момент выстрела. Тыртов сидел на дальномере и вносил поправки по дальности. После пятого выстрела снаряды стали ложится довольно прилично, если учесть запредельную для начала века дистанцию и полное отсутствие пристрелки…

Камимура мрачно наблюдал за очередным султаном взрыва, обрушившим на палубу «Идзумо» тонны воды с осколками. Очень, очень близкий недолет. Практически накрытие. А при том угле падения, с каким 10-дюймовый снаряд попадает с дистанции 60–70 кабельтовых в относительно слабо бронированную палубу, он вполне может дойти и до машинного отделения. Не желая дальше терпеть огонь противника даже без возможности отвечать, Камимура приказал изменить курс на два румба влево. Это позволило сократить время сближения с русской эскадрой и сбить пристрелку доставшей десятидюймовке с бывшей «Кассуги».

Но, с другой стороны, при сближении «по гипотенузе» японцы неизбежно отставали, и теперь головной «Идзумо», подойдя к русской линии на 50 кабельтовых, оказался не на траверсе шедшего головным «Варяга». И даже не на траверсе идущей третьей под контр-адмиральским флагом «России». Имея преимущество в ходе не более двух узлов – по «паспорту» крейсера японцев были быстроходнее на несколько узлов, но на практике этого как-то не показали, – Камимура по ходу сближения подотстал, и его флагман после поворота на параллельный с русскими курс оказался чуть позади «Громобоя».

* * *

Уходя с крыла мостика в боевую рубку, Руднев злорадно усмехнулся. Даже если сладкая парочка на десятидюймовке вообще никуда сегодня не попадет, свое дело они уже сделали. Камимуре пришлось форсировать сближение и теперь догонять опережающих его русских под огнем. «Кстати, об огне. Неплохо бы сблизиться еще на пяток кабельтовых, пока наш дружок Ками не закончил поворот…» С «Варяга» взлетела в небо одна ракета белого дыма и одна зеленого, что было отрепетовано следующими за ним кораблями…

Во время маневров в окрестностях Владивостока в голову Петровичу пришла занятная идея. Тогда неправильно разобрав поднятый на мачте флагмана сигнал о повороте «Все вдруг», шедший концевым «Рюрик» вывалился из линии и, не имея запаса скорости, полчаса потом не мог ее догнать. Теперь перед любой эволюцией флагман не только поднимал сигнал, но и пускал ракеты соответствующего цвета. Белая – вправо, черная – влево. Одна – поворот «последовательно», две – «все вдруг». А количество румбов – количество красных (влево) или зеленых (вправо). Сначала была путаница, но потом, привыкнув, командиры кораблей уже не представляли маневрирования без помощи ракет. Метод этот был вскоре принят на артурской эскадре, а затем через циркуляр ГМШ введен на всем флоте…

«Варяг» принял один румб вправо, и наша линия стала постепенно и практически незаметно приближаться к японцам. На дальномерном посту «Варяга» лейтенант Нирод, словно метроном, отсчитывал дистанцию до головного корабля противника. Японцы открыли огонь с 50 кабельтовых сразу после поворота на параллельные курсы, но с русских кораблей в ответ летели только редкие десятидюймовые снаряды с «Памяти Корейца».

Море вокруг «Варяга» кипело от недолетов и перелетов. Но даже получив первый шестидюймовый снаряд в борт, русский крейсер молчал. Молчала и вся остальная колонна, хотя последовательно поворачивающие японские крейсера уже начали обстрел «России» и «Громобоя».

Но наконец, после пяти томительных минут под безответным обстрелом, с дальномера донеслось долгожданное «Сорок пять кабельтовых!». Руднев, который до этого нервно барабанил пальцами по бронированному ограждению рубки^[9], решительно кивнул Зарубаеву, но тот и сам уже отправлял данные для пристрелки на три шестидюймовых орудия правого борта. И не успели еще уйти в сторону «Идзумо» снаряды первого полузалпа, как на вторую тройку были отправлены данные с уменьшенной на три кабельтовых дистанцией…

Через две минуты на мачте «Варяга» взвился сигнал «До головного 46 кабельтовых. Мой курсовой 193», и одновременно с этим рявкнули его баковая и ютовая восьмидюймовки.

Меньше минуты понадобилось артиллеристам остальных русских крейсеров для определения дистанции между «Идзумо» и их кораблями. Тригонометрия, седьмой класс: дано расстояние от своего флагмана до флагмана противника и угол, от норда, под которым это расстояние измерено, известно также расстояние от своего корабля до «Варяга», остается «всего лишь» вычислить расстояние от себя до цели…

Все крейсера эскадры Руднева открыли огонь. Но еще до того, как снаряды давшего залп последним «Рюрика» упали у борта флагмана Камимуры, «Варяг» и «Богатырь» увеличили скорость до 23 узлов…

* * *

Через несколько минут перестрелки Камимуре стало ясно, что его провели. Обстреливаемый огнем всех японских кораблей «Варяг» начал отрываться от основных сил русских, уводя за собой «Богатырь», а во главе их линии оказалась «Россия». Пристрелку по этому броненосному крейсеру, на котором держал флаг контр-адмирал Небогатов, надо было начинать с нуля.

Решив, что разгадал финт Руднева – поставить в голову линии бронепалубные крейсера для отвлечения огня противника в завязке боя, которые затем, используя свое преимущество в ходе, должны оторваться и побежать навстречу «Ослябе», – Камимура несколько успокоился. Два бронепалубных крейсера, сколь бы распрекрасными они ни были, не помогут «Ослябе» проскочить мимо двух броненосцев. А поддержку броненосным товарищам здесь они уже не смогут оказать. С сожалением бросив последний взгляд на удаляющиеся шеститысячетонники русских, он приказал перенести огонь на «Россию». Но, как показали дальнейшие события, расслабился японский адмирал рано…

Не успев отойти от сцепившихся в схватке броненосных колонн и на милю, «Варяг» с «Богатырем» изменили курс. Повернув «вдруг» и приняв строй пеленга, они стали склоняться в сторону флагмана противника, держась от него на дистанции порядка шести миль. Когда же они вышли почти в голову японской колонны, «Варяг» снизил скорость и позволил японцам самим его догонять. И тут Камимура осознал, что наглец Руднев фактически сделал ему «crossing Т» силами двух крейсеров, даже не защищенных поясной броней!

Японский адмирал оказался перед трудным выбором. С одной стороны, выйти из-под обстрела пары бронепалубников было просто – всего-навсего отвернуть на пару румбов вправо. Но тогда из зоны его огня выходили основные силы русских, по которым только-только пристрелялись его корабли: на «России» разгорался первый пожар на шканцах. С другой стороны, отогнать наглую русскую пару огнем не так просто: из всей эскадры по ним может вести огонь только носовая башня «Идзумо» и три его носовые шестидюймовки правого борта. От огня остальных кораблей эскадры их прикрывает корпус самого флагмана. Поразмыслив, Камимура решил перетерпеть огонь пары наглых крейсеров, пока будет такая возможность.

Прекрасно зная характеристики русских шестидюймовок, которыми были вооружены «Варяг» и «Богатырь», японский адмирал понимал, что ни утопить, ни серьезно повредить его корабль с расстояния более двух миль русские не смогут. Их снарядам не пробить даже 127 миллиметров брони верхнего пояса «Идзумо», а тем более 152 миллиметров брони башни или 178 миллиметров главного пояса, прикрывающего ватерлинию. А то, что их шестидюймовые «подарки» вполне могут снести орудия на верхней палубе или пробить борт выше пояса, это можно и придется вытерпеть. Сперва надо разобраться с броненосными противниками, а уж потом можно будет заняться и этой кусачей мелочью.

* * *

Когда за неделю до выхода в море Руднев изложил Небогатову свой план охвата головы Камимуры силами двух своих не броненосных, но скоростных крейсеров, тот задал простой вопрос:

– Всеволод Федорович, а что помешает ему просто отвернуть на два румба, встать к вам бортом и расстрелять бортовыми залпами?

– Ну, во-первых, вы тогда от него уйдете, поскольку курса менять не будете. А вы – по нашей легенде – идете помочь прорываться «Ослябе». И главная задача Камимуры не утопить меня, а не пустить вас! Во-вторых, вы не учитываете психологию японцев. Вы бы отвернули. И я бы принял в сторону, если это логично и целесообразно. Но для японца, для самурая, отвернуть от слабейшего противника, даже если тот в заведомо лучшем положении, это потеря лица. Так что максимум, что мне грозит, это огонь одной башни с парой восьмидюймовок.

– Вашим крейсерам может и этого за глаза хватить. Разве нет?

– Пробить скос японским снарядом с двух миль, даже восьмидюймовым, – это вряд ли. А остальное – не смертельно. И пока будет у меня хоть пара живых пушек, я с головы Камимуры не слезу! Если потеряю скорость – отползу к вам за линию, Николай Иванович. Пустите?

– Угу. Вас не пустишь, пожалуй… – шутливо проворчал Небогатов и уже вполне серьезно продолжил: – Я только теперь понимаю, почему его величество в приватной беседе мне столь настойчиво порекомендовал прислушиваться ко всему, что вы говорите. И хотя по времени производства в чин я вас, Всеволод Федорович, и превосхожу, но неофициально император меня попросил выполнять ваши указания как его собственные. Я, признаться, даже обиделся сперва. Но теперь вижу, что он был абсолютно прав, не сочтите за лесть…