Фий Тес: А можно, мы будем назвать вас Жанна? Здесь ведь нет короля. И не похоже, что наши многоуважаемые руководители ему докладывают что-то об этом месте.

Я: Нет.

Фам Сомех: Ну-у. Почему?

Я: Тебе, очевидно, хочется, чтобы твоя деревня была названа моим именем; жаль тебя разочаровывать, но приходится. Я не хочу снова привыкать отзываться на имя Жанна – на всякий случай. Конечно, когда-нибудь мне или безутешным родственникам придется заказать написать его на моем семейном надгробии, вместе с именем моего покойного мужа, но предпочитаю, если это будет от меня зависеть, отодвинуть этот заказ как можно дальше от «сейчас».

Разговор о храмах Сент-Этьен в разных городах

Получив от меня такой отпор, фам Сомех, наверное, решила, что я слишком горда, чтобы с ней разговаривать. На самом деле это было не так, я же знаю, что, как только что приводила (XVI :XVIII), в тех же Притчах Соломона, «Погибели предшествует гордость, и падению – надменность», но что же мне, ради начала разговора соглашаться менять имя? Я уже хотела это объяснить, но она уже стала приставать к фий Тес с другим глупым совпадением. Та живет в городе Сент-Этьен, а у них в Тулузе собор Сент-Этьен. На главной площади. Где ее дракон из костра вытащил.

Но и фий Тес, как я, не пожелала признавать это замечательным совпадением. Напротив, она заметила фам Сомех, что та, должно быть, нечасто в том соборе бывала. Фам Сомех удивилась, как фий Тес угадала, и стала, как в Книге Иова (XV :III), «оправдываться словами бесполезными и речью, не имеющею никакой силы», что ведь не в Тулузе живет, а в деревне рядом. Тогда фий Тес заметила ей, что, не будь фам Сомех деревенщиной, она бы знала, что соборов Сент-Этьен во Франции очень много.

Мы втроем – к нам с фий Тес присоединилась фрау Мем – стали вспоминать, о каких городах мы знаем, что там есть такой собор или хотя бы часовня, и насчитали их семнадцать. Оказалось, что и фам Сомех про некоторые из них знает.

Я вспомнила про Нормандию, в которой жила, что там есть собор Сент-Этьен в городе Кан, и про соседнюю Пикардию, там – в городе Бовэ. Правда, больше знаменит тамошний собор Сен-Пьер, – вспомнила и рассказала я. Давным-давно, двести лет назад или больше, его начали строить и строят до сих пор. По замыслу он должен был стать самым высоким собором во Франции. Много раз он обрушивался и погребал под собой строителей, как наказание за гордыню. Как я уже вспоминала из Притч Соломона (XVI :XVIII), и могу теперь повторить в третий раз по другому поводу, «Погибели предшествует гордость, и падению – надменность». Но они его все строят. Жители Пикардии очень упрямые, этого у них не отнимешь. Но, как и все на свете, упрямство может оказаться полезным. Для жителей Бовэ недавно так и случилось. Упрямые они там, наверное, оттого, что когда-то в древности Бовэ был столицей белловаков. Спустя время его завоевал Цезарь и назвал Цезаромагнусом. А так ничего замечательного. Ну, разве что, гобелены они там хорошие делают. Для такой работы тоже нужно много упрямства и терпения.

А пригодилось им их упрямство вот как. Совсем недавно, четыре года назад, к Бовэ подступило войско герцога Бургундского Карла Смелого. В предыдущем году король отнял у него города на Сомме, Амьен и Сен-Кантен, и герцог хотел отомстить. Кроме того, он находил странной смерть своего давнего союзника, герцога Гиенского. Многие тогда говорили, что король Людовик отравил своего брата, чтобы захватить его земли. Если и так, то дракон тут был ни при чем, хоть и сказано во Второзаконии (XXXII :XXXIII): «вино их яд драконов и гибельная отрава аспидов»… А ведь перед тем герцог Бургундский и король почти помирились, как всем казалось. Во время сбора армий к герцогу приезжали от короля сеньор де Кран и канцлер Франции мессир Пьер д’Ориоль. После долгой торговли – притом что войска продолжали собираться – договорились о мире на условиях, что король вернет эти города и позволяет герцогу поступать с графом Невером и коннетаблем Франции Сен-Полем как угодно и захватить хоть все их земли, если удастся, а герцог не возражает против того же для короля насчет герцогов Бретонского и Гиенского. Герцог поклялся, а за короля – де Кран и д’Ориоль; на прощание посоветовали не распускать армию для покладистости короля; с собой взяли Симона де Кенже – присутствовать при клятве короля. Это я узнала от самого Симона, он родом из Труа и часто появляется там, несмотря на службу герцогу. А познакомились мы с ним еще во времена войны Лиги за общественное благо.

Какие странные шутки шутит с нами судьба! В сражении при Монлери, где погиб мой муж, Симон де Кенже был пажом графа Шароле, ныне герцога Бургундского, и дал ему своего коня, когда конь графа был убит. Мой муж в том сражении руководил войсками короля, а граф был его противником. При графе был и Филипп де Коммин, ныне – де Аржантон, и он давно при Людовике. Но тогда именно он рассказал мне об этом сражении. Правда, он не очень опытный военный, и в его рассказе это была череда случайных стычек, в которой еле уцелел нынешний герцог Бургундский, несмотря на неоднократную опасность для жизни.

Но вернусь к смерти брата короля, перед которой всем казалось, что война окончена. Король несколько дней тянул с клятвой, тут герцог Гиенский умер, и король отправил Симона де Кенже обратно с очень сухим напутствием и отказался давать клятву – неуважение и насмешка над герцогом – тот негодовал… Когда началась война, люди герцога отзывались о короле с невероятной непочтительностью – и взаимно люди короля о герцоге… Получилось так, что король обманул герцога. Но, вообще-то, если бы герцог Гиенский, брат короля, не умер, Симон де Кенже, посланный к королю, после того поехал бы к герцогу Гиенскому с заверениями, что герцог Бургундский союзников не бросил, ему нужны только те города на Сомме, а со временем он их снова будет поддерживать – то есть он тоже недолго бы придерживался заключаемого перемирия. Все это я знаю доподлинно: мне рассказал сам Симон де Кенже, побывавший в Труа сразу после тех событий. А я к тому времени уже была там. Оба они, король и герцог Бургундский, намеревались держать слово, если бы пришлось, но интриговали друг против друга, на случай, если не придется. Но герцог Гиенский умер, а король специально продержал у себя Симона де Кенже, выжидая этого, благодаря тому, что было известно, что герцог Гиенский болен… Король ведь понимал, что герцогу Бургундскому очень нужны те города на Сомме, чтобы объединять свои земли, и он не осмелится его торопить.

И так из них двоих именно герцог Бургундский оказался обманутым и оскорбленным. Вторгшись во Францию во главе войска в тысячу двести копий, герцог овладел городом Нель, это в Пикардии, и всех его жителей, кто не погиб при штурме, велел повесить. Правда, они перед тем убили его герольда, пришедшего передать им требования герцога. И, кроме того, перед штурмом он потребовал, чтобы мадам де Нель вышла из города со всеми домашними слугами и имуществом. После Неля он захватил Руа, в котором были полторы тысячи вольных лучников. Часть их, испугавшись участи защитников Неля, спрыгнула со стен, которые были невысоки, и перешла к герцогу. Во избежание измен стены крепостей надо делать повыше, чтобы спрыгнуть с них было нельзя.

Герцог приближался к моей Нормандии; по дороге к ней он и атаковал Бовэ, о котором у нас речь. Город защищали только немного людей из арьербана во главе с капитаном Луи де Баланьи и жители, всего триста человек. Уже зная о судьбе жителей Неля, они, однако, не поступили как в Руа, а, наоборот, стали отчаянно защищаться. Авангард герцога во главе с монсеньором де Кордом штурмовал город. Боеприпасов было уже мало, но все же они проделали в воротах две дыры двумя выстрелами и захватили предместье напротив епископского подворья. Как в книге пророка Исаии (XIV :XXXI): «Рыдайте, ворота! вой голосом, город! Распадешься ты, вся земля Филистимская, ибо от севера дым идет, и нет отсталого в полчищах их». Но двумя дырами история штурма ворот Бовэ только началась. В силу того, что жители города, как безумные, стали бросать со стен горящие вязанки хвороста, и ворота загорелись, как будто жители предпочли Книгу пророка Захарии (XI :I): «Отворяй, Ливан, ворота твои, и да пожрет огонь кедры твои». Но, пока ворота горели, войти в них было нельзя, несмотря на брешь. Герцог ждал, что они догорят, ибо сказано в Книге пророка Наума (III :XIII): «Вот, и народ твой, как женщины у тебя: врагам твоим настежь отворятся ворота земли твоей, огонь пожрет запоры твои». Но ворота горели весь день, благодаря тому, что жители все подкидывали хворост, и упрямства им было не занимать. Может, они и мучились при этом, как в Книге пророка Иеремии (LI :LVIII): «Так говорит Господь Саваоф: толстые стены Вавилона до основания будут разрушены, и высокие ворота его будут сожжены огнем; итак напрасно трудились народы, и племена мучили себя для огня». Но пока со стороны столицы в город тайно вошли десять копий короля. На рассвете бургундцы подвезли артиллерию; но тут оказалось, что за ночь в город вошло еще много кавалеристов короля, по крайней мере, 30 копий. Город стали обстреливать, и за две недели разрушили старую башню у ворот. Герцог велел штурмовать. Но в Бовэ уже находились коннетабль, маршал Жоакен, маршал Лоеак, монсеньоры де Крюссоль, Гийом де Валле, Мери де Куэ, Салазар и Эствено де Виньоль, и у них было по меньшей мере сто копий кавалеристов, собранных по приказу, и множество пехотинцев и дворян, собравшихся под началом этих капитанов. При проходе войска герцога через мост к разрушенным воротам в толпе задавили монсеньора д’Эпири, старого бургундского рыцаря, который был самым знатным из погибших там. А ведь так ему и было предсказано. О подобном предсказании есть в четвертой Книге царств (VII :XX): «Так и сбылось с ним; и затоптал его народ в воротах, и он умер». И был момент, когда уже флаг Бургундии развевался на стене. Но одна храбрая девушка, жительница города, Жанна Ласне… А некоторые говорят, что ее звали Жанна Форкит… Но что известно точно, что прозвали ее Жанна Хашетт, то есть Топор… Эта Жанна набросилась со своим топором на человека со знаменем – и за два удара сбросила со стены и его, и знамя герцога!

Тут мои собеседницы выказали восхищение, а фий Тес, как я и ожидала, усмотрела в этом примере доказательство того, что, как она и говорила ранее, всех героинь во Франции зовут Жаннами. Фам Сомех же сказала, что видит здесь сходство с Иудифью, по причине того, что та за два удара сняла с Олоферна голову его же мечом. И ведь обе не из Бовэ. Это я о том упрямстве, с каким они возвращаются к поиску героини или к намекам на то, что я должна ею стать.

Я не стала реагировать на этот детский лепет, а продолжила.

Из забравшихся на стену никто не вернулся. По слухам, погибло около ста двадцати человек, Симон де Кенже сказал, что гораздо больше. Раненых было почти тысяча человек. Ночная вылазка также была безуспешной, так как кони всадников спотыкались о палаточные канаты, и так потеряли двух-трех дворян. Там ранили одного очень знатного человека по имени Жак д’Орсан, герцогского фельдцейхмейстера, который несколько дней спустя умер. Герцог приказал отвести войско, чтобы за ним погнались – так его отец разгромил когда-то восставших льежцев – но жители Бовэ оказались умнее. Или упрямее. И из города не вышли. Он из упрямства – можно подумать, герцог Бургундский и сам из Пикардии – направился в Нормандию, поскольку обещал герцогу Бретонскому подойти к Руану, где собирался быть и тот. А я со страхом следила за всеми новостями, ведь Руан был когда-то моим городом, и я сама хотела более десяти лет назад отдать его герцогу Гиенскому, ныне покойному. Но тогда никто так жестоко не воевал. Герцог Бретонский отказался от своего намерения идти к Руану ввиду смерти герцога Гиенского и не тронулся из своей страны. В Нормандии герцог Бургундский подошел к городу Э, который был ему сдан, как и Сен-Валери; он велел сжечь все вокруг вплоть до самых ворот Дьеппа. Он взял и сжег Нефшатель, предал огню большую часть области Ко и собственной персоной явился перед воротами Руана. Он то и дело терял своих фуражиров – еще бы, при том, что он все сжигал, ему было нечего рассчитывать на поддержку населения Пикардии и Нормандии. И его войско испытывало сильный голод. Как в Псалтыри (СVI :V): «терпели голод и жажду, душа их истаевала в них». Ему пришлось двинуться обратно, поскольку наступала зима. И как только он повернул назад, люди короля заняли Э и Сен-Валери, взяв в плен семерых или восьмерых из тех бургундцев, что были оставлены там по договору о сдаче городов. Так герцог не получил ни одного города под свою руку взамен потерянных городов на Сомме.

История о приключениях герцога с городом Бовэ на этом кончилась, но фам Сомех спросила, известно ли мне, что со временем стало с девушкой?

Я вспомнила, что с Жанной Топор не случилось ничего особенного. Ей не дали командовать отрядами, как Жанне Деве, но и не сожгли в Руане на костре по обвинению в колдовстве, как это случилось с той. Луи XI назначил на 27 июня ежегодную торжественную городскую Процессию Штурма в ее честь, а саму ее быстренько выдал замуж за ее молодого человека, Колина Пилона, и богато одарил. Наверное, она счастлива. Во всяком случае, я не думаю, что муж ее бьет.

Все смеются – и на некоторое время замолкают под впечатлением этого короткого прикосновения к кусочку чужой жизни.

С течением времени вспомнили о Лотарингии, где тоже есть города с соборами Сент-Этьен, и я рассказала, что Лотарингия – очень древнее место. Когда-то давно, после Карла Великого, там правил король Лотарь. Когда он отказался от своих прав на Лотарингию, ей правил Бруно. Но лотарингская знать восстала против Бруно. По милости того, что он разрушал замки сеньоров, промышлявших разбоем, а прочих обложил большим налогом. Мятеж возглавил советник Бруно – Эммон, сеньор Шеврэммона. Бруно подавил мятеж и разделил Лотарингию на две части, Верхнюю и Нижнюю, Моселлана и Мосана… С тех пор города Лотарингии много раз переходили из рук в руки. Наконец, герцог Бургундии Карл Смелый решил воссоздать древнее королевство Лотаря и сделаться его королем. Для этого сначала старался задобрить императора Священной Римской империи, предлагая выдать свою дочь Марию за его сына Максимиллиана, а надо сказать, к ней сватались многие знатные сеньоры и принцы, и герцог никому прямо не отказывал, но и не соглашался, желая приобрести как можно более сторонников. Но он хотел от императора, чтобы тот провозгласил его королем, а тот не пожелал. С тех пор герцог старается объединить свои владения в одно целое, чтобы создать королевство Лотаря не по названию, а на деле. Вот откуда все его войны, при которых мы живем все последнее время, то с Францией, то сеньорами Священной Римской империи. А Лотарингия, по названию, должна была стать сердцем его королевства. Но сейчас именно она лежит в развалинах из-за всех этих войн. Напрасно поступил так герцог Бургундский! Он уподобился пеликану в пустыне, он стал как филин на развалинах, почти как в Псаломе (СI :VII). Так случилось потому, что, когда по договору с герцогом король Англии Эдуард привел во Францию свое войско и высадился в Кале, войско герцога упорно и безуспешно осаждало Нейс и столкнулось там с объединенным войском чуть ли не всех сеньоров Священной Римской империи, таким большим, что герцог очень этим гордился – никому до него не удавалось собрать против себя такое большое войско!