Более точно реальную ситуацию передают, по-видимому, данные о занятых «черной работой». Увеличение их числа можно трактовать как свидетельство обнищания населения, что подтверждается и тем, что, если в 1709 г. из 48 дворовладельцев, кормившихся «милостью», 46 были вдовы, то в 1725 г. о 18 мужчинах-дворов-ладельцах (6,4 %) сказано «пропитание имеет в гошпитале».^[17] Еще 3 малолетних дворовладельца, потерявшие родителей, находились на содержании родственников.

Несколько иначе, чем в 1709 г. выглядят представленные в ведомости 1725 г. промыслы и ремесла бежечан. Кроме уже упомянутых, из нее исчезли изготовление свечей (1 чел.), плотницкая работа (1 чел.), извозная работа (1 чел.), изготовление мехов («скорняшная работа» – 2 чел.), воскобойный и солодовый промыслы (по 1 чел.). Зато появились дубленинное и сыромятное ремесло (по 1 чел.), пастьба скотины (1 чел.), а вместо двух рассылыциков приказной избы появились один подьячий городской ратуши, еще один исполняющий там же «письменную работу», а также один фискал.

Ведомость 1725 г. интересна и с точки зрения социальной идентификации. Те 118 из 280 учтенных в ней дворовладельцев, которые не имели постоянного дохода, обозначены в ней как бобыли, и это обозначение никак не связано с их семейным положением. На первых листах ведомости 5 бежечан удостоились обозначения «посадской человек», однако далее составитель ведомости перестал утруждать себя написанием этих слов, вообще опуская указания на социальную идентификацию имевших стабильные доходы горожан. В отдельный реестр были записаны 18 «бездворовых бобылей и их детей», по крайней мере некоторые из которых также были женаты. Всего же ведомость 1725 г. зафиксировала в Бежецке 625 душ мужского пола, 639 женского, а также 6 «служителей» и 7 «работниц», то есть 1277 человек.

В послепетровский период экономическая ситуация в городе очевидно постепенно менялась в лучшую сторону. Составленный в 1766 г. «Реестр имеющимся в городе Бежецке переоброченным лавкам, анбарам, кузницам, постоялым дворам и воскобойням, чьи оныя имянно имеются» зафиксировал в городе 91 лавку (из них 7 «мирских»), 36 амбаров, 22 кузницы, «кузнешных мест» и «угольников»,^[18] 8 постоялых дворов и 4 воскобойни.^[19] Сразу заметим, что такое количество лавок, конечно же, было рассчитано не на население самого Бежецка, составлявшее в это время около 2,5 тыс. человек, а на приезжавших в город иногородних купцов и покупателей.

«Топографическое и историческое описание города Бежецка» 1783 г., зафиксировало уже 152 лавки, 41 амбар и 15 кузниц.^[20] Такой быстрый рост числа лавок свидетельствовал как о росте населения, так и о значении Бежецка, как торгового центра. В Описании отмечалось, что в Бежецке «бывает годовая ярмонка 30 числа июня, которая продолжается 5 дней. На оную приезжают из Москвы и Углича с серебряными для образов окладами и перстнями, из Ярославля – с мелочными медными крестьянскими и оловянными вещами, из Торопца, Кашина – с шелковыми материями и кожами, из Тихвина и Калязина – с железными косами и сковородами, из Краснаго Холму – с шерстяными товарами. Всего привозится на 20 200 рублей. В ярмонку распродается на 5000, в лавки берется на 2810 руб.; прочия отвозятся обратно. Да сверх того каждую неделю съезжаются по понедельникам и четвергам уездные обыватели на торг с хлебом и съестными припасами, с сеном и дровами». Далее в Описании приводятся подробные сведения об источниках доходов городского населения:

«В Бежецке считается: 1) купцов, производящих гуртовый торг, 29 семей, которые, скупая в самом городе и в окрестных городах хлеб, сало, кожи, холсты, возят до Борович сухим путем, а оттуда отправляют водою к Петербургскому порту, всего по цене в каждой год на 34 114 рублей; 2) купцов, торгующих в лавках и в розницу, считается 71 семья; торг их состоит в хлебе, железе, золотых позументах, шелковых, бумажных, шерстяных и нитяных материях, в разной посуде, напитках и прочих съестных припасах, и простирается ежегодно на 27 678 руб. В числе сих купцов один имеет солодовый завод; двое – воскобойные и четверо – кирпичные. У всех в торгу около 800 рублей обращается; 3) цеховых разных художеств и рукоделий – 67 семей, в том числе: живописцев 6, столяров 4, оконнишник 1, портной 1, кузнецов 13, мясников 12, Калашников 15, Прянишников 5, рыбаков 5, Крашенинников 4. Оные прибыли получают ежегодно 4040 рублей. Прочие градские жители, коих числом 120 семейств, пропитание имеют, нанимаясь в прикащики у других купцов и черною работою, получая сверх того за огородные овощи и за отдаваемые из найму свои домы прибыток».

Таким образом, Описание зафиксировало 287 семей «градских жителей», из которых торговлей за пределами Бежецка обеспечивали себя 10,1 %, внутригородской торговлей – 24,7 %, разного рода промыслами – 23,3 %, а за счет огородов и «черной» работы жили 41,8 %. Если сравнить эти данные с данными 1709 г., то получается, что общее число занятых торговлей и промыслами с 1709 по 1783 г. возросло с 54 до 59 %. При этом доля живущих за счет торговли возросла с 28,4 до 35,8 %, в то время как доля живущих за счет промыслов несколько уменьшилась. Однако, по сравнению с 1725 г. число живущих за счет «черной» и огородной работы, а также работы по найму возросло с 34,6 % до 41,8 %. Правда, в это число входят и получавшие доходы от продажи овощей и сдачи своих домов в наем.

Выделение последнего источника дохода особенно примечательно. Надо полагать, что, если бы речь шла о единичных случаях, составители Описания вряд ли бы об этом упомянули. Значит, это было обычной и достаточно распространенной практикой. Между тем, взаимоотношения между хозяевами и арендаторами жилья, которые, как можно предполагать, отличались от взаимоотношений между хозяевами и теми, кто стоял у них постоем, – одна из тем зарубежной исторической урбанистики, однако в российских источниках такого рода сведения практически отсутствуют.

Необходимо при этом заметить, что используемое составителями Описания 1783 г. понятие «семья» в сущности совпадает с понятием двора, как «счетной единицы» описи 1709 и ведомости 1725 гг. В 1761 г. Бежецкий магистрат сообщал в Коммерц-коллегию о 635 живущих в городе купцах (лишь на 10 больше, чем в 1725 г.), из которых 260 числились в первой, второй и третьей гильдиях. При этом, по утверждению магистрата, лишь купцы первой гильдии, составлявшие 2,8 % от общего числа, торговали за пределами города, еще 10,2 % (купцы второй гильдии) – в городе и уезде, а остальные 27,9 % (купцы третьей гильдии) пробавлялись торговлей огородной продукцией и «подлыми мелочными товары». Общая численность занятых в торговле, согласно этим данным, составляет 40,9 %, что значительно меньше, чем в 1709 и, тем более, 1783 г. Однако очевидно, что сюда опять же, видимо, не попали данные о тех, кто кормился промыслами.

Как уже упоминалось, ведомость 1725 г. содержит сведения об оборотном капитале занимавшихся торговлей жителей Бежецка. Сведения эти, скорее всего заниженные, интересно сопоставить с немногочисленными за этот период данными о вексельных сделках, подробнее о которых речь пойдет ниже. Так, в ведомости 1725 г. значатся братья Афанасий и Антон Попковы, соответственно 38 и 35 лет. Оба брата были женаты и оба не имели детей. О старшем сказано, что он «торгует юфтью и хрящем», а о младшем, что он «торгует лавочным москатильным товаром». При этом размер оборотного капитала у каждого из братьев составлял по 20 руб. В базе данных о вексельных сделках бежечан (см. ниже) братья четырежды фигурируют в качестве заемщиков, причем в трех случаях их заимодавцем был приказной Строгановых Иван Простой: в 1716 г. братья одолжили у него 160 руб., в 1717 г. – 171 руб., а в 1718 г. – 100 руб. Нет сомнения, что за этими достаточно значительными суммами скрываются определенные торговые операции, причем показательно, что велись они с одним и тем же контрагентом. Четвертый случай относится уже только к старшему из братьев, который в 1719 г. одолжил 32 руб. у бежечанина Федосея Репина. Согласно ведомости 1725 г. заимодавец торговал «сыренным товаром» с оборотом в 15 руб. Ровно такую же сумму в 1717 г. одолжил кормившийся черной работой 52-летний «бобыль» Степан Петухов у Никифора Дегтярева. Последний представляет особый интерес, поскольку запись о нем в ведомости 1725 г. гласит: «Фискал Никифор Степанов сын Дегтярев, торгует хлебными припасы; капиталу не имеет». В данном случае невозможно определить, был ли Дегтярев действующим фискалом или он исполнял эти обязанности раньше, но показательно, что, признавая свои занятия торговой деятельностью, он считал возможным вовсе не указывать оборотного капитала.

Занявший в 1721 г. 12 руб. 6 алтын и 4 деньги у рассыльщика Бежецкой канцелярии Максима Жукова Кузьма Антипович Сусленников до 1725 г., по-видимому, не дожил: в ведомости значатся два его брата – Артемий 54 и Василий 45 лет. С кланом Сусленниковых был связан еще один заемщик – Евстрат Тыранов, в 1726 г. одолживший 46 руб. у Семена Ивановича Попова. В ведомости 1725 г. Тыранов значится зятем торговавшего юфтью, холстами и салом с оборотным капиталом в 100 руб. Ивана Мелентьевича Сусленникова. На момент составления ведомости состоятельному тестю было 72 года, а его зятю – 37. У Тыранова было два сына 13 и 11 лет. Помимо них во дворе Сусленникова проживали еще пять женщин. Можно предположить, что в виду преклонного возраста дворовладельца хозяйственной деятельностью занимался именно зять. Его кредитор Семен Попов торговал «мясами и хрящем» с оборотным капиталом в 30 руб.

Обратим также внимание на то, что средний годовой доход каждой из семей, занятых в 1783 г. торговлей вне города составлял примерно 1176 руб., занятых внутригородской торговлей в разы меньше – 390 руб., а занятых промыслами – всего 60,3 руб. Эти данные свидетельствуют о значительном имущественном расслоении среди бежечан. Однако это касается только купцов и мещан, а для полноты картины необходимо представить себе структуру городского населения этого времени, сведения о которой также содержатся в Описании:

«Жителей в Бежецке вообще всякаго состояния считается: мужеска 1518, женска 1574 [душ], в том числе: дворян, находящихся при должностях, и их детей мужеска 17, женска 16; дворян, живущих в городе без должности – мужеска 3, женска 3; инвалидной команды штаб и обер офицеров и их детей – мужеска 52, женска 60; сельских заседателей 6, женска I;^[21] лекарь – 1, жена его 1; священно и церковнослужителей – мужеска 69, женска 78; секретарей и других приказных и их детей – мужеска 41, женска 45; купцов – мужеска 515, женска 484; мещан – мужеска 196, женска 311; економических подгородней Макарьевской слободы крестьян, вошедших в городовой план, и других в городе в работах упражняющихся – мужеска 155, женска 173; присяжных гвардии ундер-афицеров и их детей – мужеска 5, женска 4;^[22] штатной команды ундер-афицеров, рядовых и их детей – мужеска 43, женска 49, инвалидной команды ундер-афицеров, рядовых и их детей – мужеска 151, женска 180; приставов, сторожей и их детей – мужеска 6, женска 6; разночинцев – мужеска 27, женска 57; у дворян и других чинов крепостных людей, при них в городе живущих, или к градским домам приписанных – мужеска 80, женска 106 душ; семинаристов 151».^[23]

Таким образом, население Бежецка в 1783 г. составляло 3092 человека, включая 328 жителей Подгорней слободы, включенной в состав города после 1775 г., и 151 семинариста, также появившихся в Бежецке уже после реформы. Показательно, что присоединение к городу экономической слободы произошло путем включения ее в городской план. Надо полагать, подобное решение было вполне естественным в виду своего рода переходного состояния ее жителей, именовавших себя «жителями» и, как мы увидим на примере семьи Загадашниковых, принимавших активное участие в хозяйственной жизни города.

Приведенное описание состава городского населения примечательно в нескольких отношениях. Прежде всего, обращает на себя внимание, что составители Описания сочли необходимым выделить 16 групп горожан, сформированных при этом по различным признакам – сословным и должностным. Само это деление можно рассматривать в качестве представления власти о структуре русского общества этого времени. В частности, порядок, в котором перечислены группы населения, по-видимому, соответствует представлениям власти о социальной иерархии. Одновременно представленное в Описании деление общества лишний раз указывает на противоречия как между формируемой государством сословной структурой и созданной им же системой чинов, так и реалиями русской жизни этого времени. Примечательно, к примеру, что члены инвалидной команды разделены в описании на две категории – офицеров-дворян и унтер-офицеров и рядовых. Интересно и то, что последнюю, самую низшую ступеньку иерархической лестницы занимают семинаристы, под которыми, по-видимому, имеются в виду учащиеся Бежецкого духовного училища, основанного в 1777 г.^[24] Оно предназначалось для детей церковников и, как видим, насчитывало значительно больше учащихся, чем живших в городе церковнослужителей.