Там, в полусумраке собора,
В лампадном свете образа.
Живая ночь заглянет скоро
В твои бессонные глаза.
 
 
В речах о мудрости небесной
Земные чуятся струи.
Там, в сводах – сумрак неизвестный,
Здесь – холод каменной скамьи.
 
 
Глубокий жар случайной встречи
Дохнул с церковной высоты
На эти дремлющие свечи,
На образа и на цветы.
 
 
И вдохновительно молчанье,
И скрыты помыслы твои,
И смутно чуется познанье
И дрожь голубки и змеи.
 

14 января 1902

 
Мы живем в старинной келье
У разлива вод.
Здесь весной кипит веселье,
И река поет.
 
 
Но в предвестие веселий,
В день весенних бурь
К нам прольется в двери келий
Светлая лазурь.
 
 
И полны заветной дрожью
Долгожданных лет,
Мы помчимся к бездорожью
В несказанный свет.
 

18 февраля 1902

 
Мой вечер близок и безволен.
Чуть вечереют небеса, –
Несутся звуки с колоколен,
Крылатых слышу голоса.
 
 
Ты – ласковым и тонким жалом
Мои пытаешь глубины,
Слежу прозрением усталым
За вестью чуждой мне весны.
 
 
Меж нас – случайное волненье.
Случайно сладостный обман –
Меня обрек на поклоненье,
Тебя призвал из белых стран.
 
 
И в бесконечном отдаленьи
Замрут печально голоса,
Когда окутанные тенью
Мои погаснут небеса.
 

27 марта 1902

 
На темном пороге тайком
Святые шепчу имена.
Я знаю: мы в храме вдвоем,
Ты думаешь: здесь ты одна…
 
 
Я слушаю вздохи твои
В каком-то несбыточном сне…
Слова о какой-то любви…
И, боже! мечты обо мне…
 
 
Но снова кругом тишина,
И плачущий голос затих…
И снова шепчу имена
Безумно забытых святых.
 
 
Всё призрак – всё горе – всё ложь!
Дрожу, и молюсь, и шепчу…
О, если крылами взмахнешь,
С тобой навсегда улечу!..
 

Март 1902

 
Я медленно сходил с ума
У двери той, которой жажду.
Весенний день сменяла тьма
И только разжигала жажду.
 
 
Я плакал, страстью утомясь,
И стоны заглушал угрюмо.
Уже двоилась, шевелясь,
Безумная, больная дума.
 
 
И проникала в тишину
Моей души, уже безумной,
И залила мою весну
Волною черной и бесшумной.
 
 
Весенний день сменяла тьма,
Хладело сердце над могилой.
Я медленно сходил с ума,
Я думал холодно о милой.
 

Март 1902

 
Утомленный, я терял надежды,
Подходила темная тоска.
Забелели чистые одежды,
Задрожала тихая рука.
 
 
«Ты ли здесь? Долина потонула
В безысходном, в непробудном сне…
Ты сошла, коснулась и вздохнула, –
День свободы завтра мне?» –
 
 
«Я сошла, с тобой до утра буду,
На рассвете твой покину сон,
Без следа исчезну, всё забуду, –
Ты проснешься, вновь освобожден».
 

1 апреля 1902

 
Днем вершу я дела суеты,
Зажигаю огни ввечеру.
Безысходно туманная – ты
Предо мной затеваешь игру.
 
 
Я люблю эту ложь, этот блеск,
Твой манящий девичий наряд.
Вечный гомон и уличный треск,
Фонарей убегающий ряд.
 
 
Я люблю, и любуюсь, и жду
Переливчатых красок и слов.
Подойду и опять отойду
В глубины протекающих снов.
 
 
Как ты лжива и как ты бела!
Мне же по сердцу белая ложь…
Завершая дневные дела,
Знаю – вечером снова придешь.
 

5 апреля 1902

 
Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать,
Входить на сумрачные хоры,
В толпе поющих исчезать.
Боюсь души моей двуликой
И осторожно хороню
Свой образ дьявольский и дикий
В сию священную броню.
В своей молитве суеверной
Ищу защиты у Христа.
Но из-под маски лицемерной
Смеются лживые уста.
И тихо, с измененным ликом,
В мерцаньи мертвенном свечей,
Бужу я память о Двуликом
В сердцах молящихся людей.
Вот – содрогнулись, смолкли хоры,
В смятеньи бросились бежать.
Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать.
 

8 апреля 1902

 
Я тишиною очарован
Здесь – на дорожном полотне.
К тебе я мысленно прикован
В моей певучей тишине.
 
 
Там ворон каркает высоко,
И вдруг – в лазури потонул.
Из бледноватого далека
Железный возникает гул.
 
 
Вчера твое я слышал слово,
С тобой расстался лишь вчера,
Но тишина мне шепчет снова:
Не так нам встретиться пора.
 
 
Вдали от суетных селений,
Среди зеленой тишины
Обресть утраченные сны
Иных, несбыточных волнений.
 

18 апреля 1902, на полотне Финл. жел. дороги

 
Слышу колокол. В поле весна.
Ты открыла веселые окна.
День смеялся и гас. Ты следила одна
Облаков розоватых волокна.
 
 
Смех прошел по лицу, но замолк и исчез:
Что же мимо прошло и смутило?
Ухожу в розовеющий лес…
Ты забудешь меня, как простила.
 

Апрель 1902

 
Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.
 
 
Были странны безмолвные встречи.
Впереди – на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.
 
 
Приближений, сближений, сгораний –
Не приемлет лазурная тишь…
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.
 
 
Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло…
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.
 

13 мая 1902

 
Тебя скрывали туманы,
И самый голос был слаб.
Я помню эти обманы,
Я помню, покорный раб.
 
 
Тебя венчала корона
Еще рассветных причуд.
Я помню ступени трона
И первый твой строгий суд.
 
 
Какие бледные платья!
Какая странная тишь!
И лилий полны объятья,
И ты без мысли глядишь.
 
 
Кто знает, где это было?
Куда упала Звезда?
Какие слова говорила,
Говорила ли ты тогда?
 
 
Но разве мог не узнать я
Белый речной цветок,
И эти бледные платья,
И странный, белый намек?
 

Май 1902

 
Ты не ушла. Но, может быть,
В своем непостижимом строе
Могла исчерпать и избыть
Всё мной любимое, земное…
 
 
И нет разлуки тяжелей:
Тебе, как роза, безответной,
Пою я, серый соловей,
В моей темнице многоцветной!
 

28 мая 1902

 
На ржавых петлях открываю ставни,
Вдыхаю сладко первые струи.
С горы спустился весь туман недавний
И, белый, обнял пажити мои.
 
 
Там рассвело, но солнце не всходило
Я ожиданье чувствую вокруг.
Спи без тревог. Тебя не разбудила
Моя мечта, мой безмятежный друг.
 
 
Я бодрствую, задумчивый мечтатель:
У изголовья, в тайной ворожбе,
Твои черты, философ и ваятель,
Изображу и передам тебе.
 
 
Когда-нибудь в минуту восхищенья
С ним заодно и на закате дня,
Даря ему свое изображенье,
Ты скажешь вскользь: «Как он любил меня!»
 

Июнь 1902

 
Ушли в туман мечтания,
Забылись все слова.
Вся в розовом сиянии
Воскресла синева.
 
 
Умчались тучи грозные
И пролились дожди.
Великое, бесслезное!..
Надейся, верь и жди.
 

30 июня 1902

 
Как сон, уходит летний день.
И летний вечер только снится.
За ленью дальних деревень
Моя задумчивость таится.
 
 
Дышу и мыслю и терплю.
Кровавый запад так чудесен.
Я этот час, как сон, люблю,
И силы нет страшиться песен.
 
 
Я в этот час перед тобой
Во прахе горестной душою.
Мне жутко с песней громовой
Под этой тучей грозовою.
 

27 июля 1902

 
Я и молод, и свеж, и влюблен,
Я в тревоге, в тоске и в мольбе,
Зеленею, таинственный клен,
Неизменно склоненный к тебе.
Теплый ветер пройдет по листам,
Задрожат от молитвы стволы,
На лице, обращенном к звездам,
Ароматные слезы хвалы.
Ты придешь под широкий шатер
В эти бледные сонные дни
Заглядеться на милый убор,
Размечтаться в зеленой тени.
Ты одна, влюблена и со мной,
Нашепчу я таинственный сон.
И до ночи – с тоскою, с тобой,
Я с тобой, зеленеющий клен.
 

31 июля 1902

 
Свет в окошке шатался,
В полумраке – один –
У подъезда шептался
С темнотой арлекин.
 
 
Был окутанный мглою
Бело-красный наряд.
Наверху – за стеною –
Шутовской маскарад.
 
 
Там лицо укрывали
В разноцветную ложь.
Но в руке узнавали
Неизбежную дрожь.
 
 
«Он» – мечом деревянным
Начертал письмена.
Восхищенная странным,
Потуплялась «Она».
 
 
Восхищенью не веря,
С темнотою – один –
У задумчивой двери
Хохотал арлекин.
 

6 августа 1902

 
В городе колокол бился,
Поздние славя мечты.
Я отошел и молился
Там, где провиделась Ты.
 
 
Слушая зов иноверца,
Поздними днями дыша,
Билось по-прежнему сердце,
Не изменялась душа.
 
 
Всё отошло, изменило,
Шепчет про душу мою…
Ты лишь Одна сохранила
Древнюю Тайну Свою.
 

15 сентября 1902

 
Я просыпался и всходил
К окну на темные ступени.
Морозный месяц серебрил
Мои затихнувшие сени.
 
 
Давно уж не было вестей,
Но город приносил мне звуки,
И каждый день я ждал гостей
И слушал шорохи и стуки.
 
 
И в полночь вздрагивал не раз,
И, пробуждаемый шагами,
Всходил к окну – и видел газ,
Мерцавший в улицах цепями.
 
 
Сегодня жду моих гостей
И дрогну, и сжимаю руки.
Давно мне не было вестей,
Но были шорохи и стуки.
 

18 сентября 1902