Март

 
Март, словно детский поцелуй,
Где чувство зрелое не близко.
Прикосновение к челу,
Влюбленной школьницы записка.
 
 
Я каждый год его ловлю
Своей затейливой строкою,
Но трудно вымолвить «люблю»
Неравнодушною рукою.
 
 
Я каждый год его леплю
Из глыбы мертвенного снега,
Святою влагою кроплю
И выпускаю в просинь неба.
 
 
И, как творец-Пигмалион,
Узнав в ожившей Галатею,
Стою на стыке двух времен
И слова вымолвить не смею:
 
 
Так сладок утренний твой сон,
Так дышишь ровно и глубоко,
Так воздух в комнате студен,
Что разбудить тебя жестоко.
 

1991

Осыпается яблоня

 
Осыпается яблоня,
Как с картона Чюрлениса
Осыпается темпера.
 
 
Ткань цветенья расслаблена,
Чаша грез переполнена
Снегом майского вечера.
 
 
Дальше будет медвяное,
Разноцветно-ликерное,
Матеоллово-мятное.
 
 
Но утратится главное,
Недосказанно-вешнее,
Запредельно-невнятное.
 

1991 г.

Анты

 
Мои зеленые тоннели,
Мои трепещущие храмы —
О чем-то вымолвить не смели,
Хоть были в том безмерно правы.
 
 
Незримо следуя за мною
В потоке шелестящей ласки
Вы облекались в неземное
И сумрак становился вязким.
 
 
И нисходило в травы небо
По мановенью ваших веток,
Переливаясь лунным снегом
И вея сумеречным светом.
 
 
И уступали звуки полдня
Господству шорохов и токов,
Где фиолетовая сводня
Следила любопытным оком
За действом колдовского мира,
За танцем пепельных адептов
Как будто ближняя сефира
Плыла ладьей в листву одетой.
 

1991 г

Магия предъзимья

 
В предзимье падал свет белесоватый.
Холодное туманное светило
Разбрасывало клочья серой ваты
И по счетам оставшимся платило.
 
 
Срывалось в танец каждое движенье
Над пустырем, что выглядел безлюдно,
Когда в глубины мира погруженье
Затеял лик унылого полудня.
 
 
И руки застывали в ожиданье,
И ветви замирали сиротливо,
Улавливая зимнее дыханье
В потоке дней осеннего отлива.
 

1991 г.

Вечерняя магия

 
Закат занимался астральными играми
И ширил расщелину между мирами
То грунт насыщая застывшими искрами,
То плавь заливая в оконные рамы.
Хоть времени было отпущено мало,
Он спешку оставил, он знал, что успеет
Пред тем, как покинет пустынную залу
Увидеть, как щель серебра розовеет.
Я только шагнул, но ушел лишь в полшага
В тягучую зыбь колдовского вечерья,
Где Некто с лицом умудренного мага
Чеканил ряды золотого сеченья.
И было поведано много чудесного
О том, что мы – боги, прекрасны и юны,
Что в каждом читаются знаки нездешние,
Покуда пылают пурпурные руны.
 

1991г.

Осенняя магия

 
Жанра летнего кризис,
Дни в кристалликах соли.
Надо что-то приблизить
И вглядеться до боли.
 
 
Словно в маленькой призме
Цепко схваченный лучик
Вспыхнет радужкой жизни
Света веер колючий.
 
 
С губ спорхнувшее слово —
Унесенная тайна…
Все на свете не ново,
Даже если случайно.
 
 
Без созвучия сердца —
Просто плоский рисунок,
Но откроется дверца —
И пасует рассудок!
 
 
Словно это не осень,
И не музыка даже —
Что-то терпкое очень
В ветра долгом пассаже,
 
 
Словно это не роща —
Странных ряженых бегство,
Где события проще,
Но за ширмою действо.
 
 
Значит явь разменяли?
Мне ль об этом не ведать!
Значит дали устали
Пряным бархатом веять.
 

1991 г.

Сонет об одном дне

 
Он был так солнечно-красив,
Так ослепительно отточен,
Так филигранно чист и точен
Был смелых черт его курсив.
 
 
В нем жил безмолвия мотив,
Он мыслил, чувствовал, пророчил —
Как пробужденье непорочен,
Как забытье несуетлив.
 
 
Зачем Господь его соткал
Всего лишь днем, забытым где-то,
Не ставшим чьей-нибудь судьбой
 
 
И если не венцом цветка,
Он мог бы стать строфой сонета,
Чтоб быть прочитанным тобой
 

1991 г.

Вечер

 
В душном сумраке ветреном
Я разбужен и схвачен
Облетающем деревом,
Еле слышимым плачем
 
 
Может с ветрами прошлыми
К нам доносится жалоба,
Иль скрипит под подошвами
Корабельная палуба,
Предлагая суденышко,
Неказистое, ветхое,
Но, как легкое перышко
Дуновению верное?
 
 
Или диво огромное,
Пробираясь сквозь заросли,
Ищет место укромное,
Да мешаются наросты?
 
 
И во тьме наступающей
Все мерещится, движется
Бурой массой пугающей,
Да не может приблизиться.
 

1991 г.

Сонет

 
Когда пейзаж достойнее стиха,
А воздух драгоценней, чем поэма,
Я сознаю, что это только тема,
Не видя в том особого греха.
 
 
Пусть зазвучит (прекрасна ли, плоха),
Обыденность под пальцами сюжета,
Чтоб ткал рассвет материю сонета
Из пряжи золотистых опахал.
 
 
И если не сложилось – не твое —
И новый день не выткался строкою
И не расцвел метафорой закат
Он все равно не канет в забытье,
Одушевленный Божьею рукою,
И будет драгоценнее стократ.
 

1991 г.

Октябрь

 
Моя стареющая милая,
Моя октябрьская история,
Винты и плоскости суммируя,
Осознаю – пока в фаворе я.
 
 
Наверно что-то запредельное
В твоем неспешном угасании,
Где сон – итогов подведение —
Озвучит нежные касания.
 
 
Наверно – тем и недосказана,
И оттого стократ дороже мне,
Покуда все в тебе не названо,
Ведь все слова – пустопорожнее.
 

1991 г.

Признание осени

 
Незамутненная, певучая, сквозная,
Свеча зажженная, ты все еще любима:
Твое касание из тысячи узнаю:
Свежо дыхание и музыка глубинна.
 
 
Ты золотистые срываешь одеянья,
Ты дали кутаешь в порошу и туманы,
В кристалл проникшее холодное сиянье,
Дворы и парки, воскурившие кальяны.
 
 
А мне все кажется, что час уже означен,
Что дни просчитаны, что тьма не за горами,
И лишь пустые заколоченные дачи
Надежно спрячут все, что было между нами.
 

1991 г.

Май

 
Все сквозные «прозрачно»
Словно в накипи клейкой
В загустении дачном
Город занят побелкой.
 
 
Прихватив на удачу
Распашонку по росту,
В цвете первого плача
Вишня сыпет известку.
 
 
Подбирается темень
Все насущное пряча…
Нам бы в шепткую зелень,
О нездешнем судача,
Выпив майскую щелочь
В алкоголе июня,
Вылить в чуткую полночь
Светочарку полудня.
 
 
Словно наша задача
Только в том лишь, чтоб ныне
Завершилась раздача
Пудры, буклей и сини.
 

1991 г.

Завтра

 
Может я и вправду
Что-нибудь да стою…
Сам себе в награду
Городок построю
И, почив на лаврах
(или я не вправе)
Праздничное завтра
Проживу во славе
 
 
Может я и правда
Что-нибудь да стою.
Но поманит завтра
Белою чертою,
И начнут слагаться
Новые знаменья,
Да найдут ли пальцы
Прерванные звенья?
 
 
То ли смех совиный,
То ли грай вороний…
Ветерок с осины
Веточку уронит.
 
 
Ни чертеж, ни образ —
Смутные наброски —
Словно длинный волос
В лужице от воска.
 
 
Нежная прохлада
Под густой сосною…
Может я и правда
Что-нибудь да стою.
 

1992 г.

Майское опьянение

 
Вечерняя майская радость,
Червленых теней трепетанье,
На землю сошедшая благость,
Созвучная танцу и тайне,
Где лужи – бездонны и лунны —
Глаза темнокосой царевны,
Где струи воздушные струнны
И шепотом листьев напевны.
 
 
Казалось, нетрудно подняться,
Проникнуть в ожившие кроны
И там, среди грез побрататься
С эльфийским народцем зеленым.
 
 
Казалось, чуть-чуть зазеваться
И мир развернется изнанкой,
Где души предметов резвятся
Беспечною белою стайкой.
 

1992 г.

Девушка-весна

 
Она слегка навеселе,
Она немного грязновата,
Она ночует на земле,
Как дикий пращур наш когда-то.
 
 
Она впервые в феврале
Тревожит отдаленным гулом
И замирает на челе
Тепла грядущего посулом.
 
 
В ней то язычества разгул,
То православья литургия
И оставляют на снегу
Следы ступни ее нагие.
 
 
И если чуточку грустна
Душа от пепельного утра —
Я зная: в мир грядет весна,
Хмельна, чумаза, синекудра.
 

1992 г.

Сон

 
Была весна… а мне приснилась осень
Во всей красе печали первозванной…
Была весна, промозглая, больная,
А я бродил по сумрачным тоннелям
Аллей, позолоченных сентябрем,
И тихо плакал, словно сознавал,
Что этот путь не воплотиться в жизни,
Что эти арки, этот протосвет
(Не солнечный, не яркий, самосущий,
Который освещает мир во сне),
И эти счастье льющие деревья
Прибудут здесь (до срока? Навсегда ль?)
А я уйду…
 

1992 г.

Запотевшее стекло

 
Белеет мутное чело
На фоне плоскости свинцовой.
На запотевшее стекло
Легло коротенькое слово.
 
 
Его обратный негатив
Читаю как из-зазеркалья,
Привычный смысл не ухватив,
А уловив лишь очертанья.
 
 
Ужель и наш знакомый мир,
Коснувшись зрительной ретины
Мое сознанье изумил
Земной изнанкою картины
 

1992 г.

Зачем?

 
Днями пустыми исколот.
Ночи – что четки на нитке.
Все не поднимется полог,
Как не меняю напитки.
 
 
Ходики гвозди вбивают:
Как-то живу, чем-то занят.
Книги у полки листаю,
Дали по-прежнему манят.
 
 
Что-то пишу, как ни странно,
Краски мешаю подолгу,
Даже в иное пространство
Вроде бы знаю дорогу.
 
 
Только и там как-то тускло:
Небо-обманка, тоннели…
Словно в давнишнее русло
Льюсь без задачи и цели.
 
 
Есть и прекрасные строки —
Больше их стало с годами:
Что нам Бальмонты и Блоки —
Мы и получше видали!
 
 
Но не открылось сознанье
Миру предвечного света…
Что-то мне надо? – Молчанье…
Что-то не так? Нет ответа.
 

1992 г.

Август

 
Вот и август, кому-то подаренный,
У кого-то забравший июль,
И домишко, уютный и старенький,
Даровавший недолгий приют.
 
 
Время медленно движется к осени,
Но, как в детстве, душа не болит,
Ей милее короткие просини
И промозглые ливни навзрыд.
 
 
Мы с тобой посидим на прощание,
Созерцая бревенчатый свод,
И, возможно, дадим обещание,
Что вернемся сюда через год.
 
 
И уедем в столицу обманывать,
Будто райский нашли уголок,
Будет память лукаво заманивать,
Тихой грусти раздув уголек,
Словно звезды здесь были волшебными,
И нездешне светила луна,
И леса с деревами замшелыми
Приплывали из давнего сна,
Словно были мы прежними, юными,
В светлой ауре первой любви…
Ты признание вычертишь рунами,
Я привычно вздохну Се ля ви.
 

1995г.