– Некоторые, говоришь, – усмехнулся Пушкин (как-то незаметно он снова перешел на ты), уже то, что ты мне продемонстрировала – весьма впечатляет. Впрочем, здесь тебе придется не только этим заниматься, поскольку у нас – поисковый отдел, и что мы разыскиваем твой брат должен был тебе рассказать. Я его специально консультировал и видео материалы предоставлял. Сама по себе способность к эдейтическим образам – только признак, так что возможно, у нас тебе, как в детстве, придется некоторые свои ясновидческие способности тренировать, правда тебя уже не домовой тренировать будет, а я или кто-то из ветеранов. Хотя может тебя и тренировать не придется, ты ведь – индиго – а это само за себя говорит.

– Кстати, – сказала Аня, – я уже не первый раз слышу: «индиго, индиго», но не совсем понимаю что это такое. Это что – все сенсы?

– О нет, – покачал головой Пушкин, – далеко не все, я, например, не индиго. Индиго – это представитель новой, шестой расы, который, как правило, и сам не догадывается об этом. Такие люди получают свой дар при рождении, и кроме того содержат в своем генотипе некую программу дальнейшей трансформации. Правда пока нам об этой трансформации ничего не известно – это, скорее, гипотеза. Известно только что они недавно появились, что эти дети и молодые люди чрезвычайно сенситивны и имеют ауру в корне отличающуюся от таковой у обычных людей и даже продвинутых сенсов. Цвет ауры у таковых насыщено-синего цвета, имеет форму правильного яйца, и практически не меняется при смене состояний – эмоциональных и ментальных, как это бывает у других людей, в том числе продвинутых сенсов и йогов. Правда обычному человеку, не видящему ауру, это ничего не скажет – это лишь для нас, ауровидцев, очевидность. Так вот, ты – индиго, причем – первая в нашем коллективе, и это весьма интригует, поскольку неизвестно, чего от тебя ждать. Ладно, заговорились, но я сам должен был убедиться, и чтобы убедиться мне совсем не обязательно, чтобы ты демонстрировала все свои возможности – это тебе в дальнейшей работе пригодится. Сейчас пойдем в отдел, я тебя познакомлю с теми, кто на месте – но это далеко не все, половина сотрудников, как обычно, в поле, поисковые системы обкатывают.

Пушкин встал из за стола – он оказался достаточно высок и сутул, и брюки его были неглажены и явно коротковаты, как у школьника в период интенсивного роста – в общем тепичный ученый, погруженный в свои научные идеи, которому некогда обращать внимание на такие мелочи, как внешний вид, особенно если он холостяк и следить за ним решительно некому.

– Извините, наше общение так быстро перешло в сферу ноуменального, – сказал завотделом, что я даже не успел представиться: Виктор Борисович, – и подал Ане руку, как мужчине.

– Аня… Анна Михайловна, – непривычно произнесла девушка и вложила свою узкую руку в широкую ладонь Виктора Борисовича, тут же, почему-то почувствовав, что завотделом тяжело болен и у него эпилепсия – причем она даже не сдвигала точку сборки, информация пришла сама собой и так неожиданно, что Аня даже вздрогнула.

– Чего? – внимательно посмотрел на нее Пушкин, – что-то не так?

– Да нет, ничего, это я случайно – смутилась Аня.

– Да уж говори, что там, – посуровел Пушкин, – усмотрела у меня чего-то?

– Я не смотрела, это само произошло, – опустила глаза Аня, – просто я почувствовала, что у вас болезнь… эпилепсия… извините, я не специально!

– Все верно, – почему-то успокоился завотделом, – а я думал – рак. Эпилепсия-то – Бог с ним, неприятно, конечно, но я привык, к тому же приступы не частые, реже чем раз в два месяца. Это у меня после травмы в молодости. Возможно, что и кое-какие способности у меня появились одновременно с возникновением болезни. У сенсов такое соседство – частая штука. Да и многие великие страдали тем же – и Александр Македонский, и Юлий Цезарь, и Достоевский. Остается себя хоть этим утешать. Но точно рака нет?

– Точно нет, – мельком глянула его на ментале Аня, – между прочим через эпилепсию какой-то негатив от вас уходит, и если бы не это, то этот негатив, возможно, в рак перешел.

– Вот, вот, – вздохнул Виктор Борисович, – я чувствую, что раковый потенциал есть, а рака нет, но себя диагностировать – штука неблагодарная, редко кто может… а наши, если и увидят – разве скажут! Кто ж такое шефу заявит!

– А у вас что, все сотрудники сенсы? – удивилась Аня.

– Официально, кроме меня, трое. Двое рамочников и одна видящая. Кроме того, два электронщика, на и те как-то пытаются поле царапать, на элементарном уровне любой научиться сможет. Ладно, пойдем в отдел, познакомлю тебя с теми, кто на месте, но, по-моему, оба рамочника в поле, но Арина Николаевна должна быть на месте, а возможно и электронщики – Коля и Сергей.

Виктор Борисович провел Аню дальше по коридору и набрал на массивной металлической двери (она-то и вызвала у Ани ассоциацию с бункером) шестизначный код. Комната в которую они попали и вправду мало напоминала лабораторию (не случайно Пушкин ни разу и не упомянул этого слова, предпочитая ему ничего не значащее «отдел»), и если бы описываемые события происходили в мятежные девяностые годы, первое, что бы пришло Ане в голову – это салон магических услуг – уж больно чудно была обставлена эта комната, по идее представляющая собой лабораторию научного учреждения. В отличие от кабинета Пушкина, ничего похожего на электронные приборы в этом просторном помещении не было, зато было много того, чего в застойные семидесятые в рядовом советском учреждении, тем более засекреченном, явно находящемся под патронажем КГБ, быть не могло. Начать хотя бы с того, что покрашенные стандартной голубой краской стены (поскольку окон не наблюдалось, то площадь их была весьма велика) были сплошь увешены всевозможными красочными и черно-белыми плакатами и схемами, которые даже при беглом взгляде, даже несведущему посетителю являли свое религиозно-мистическое содержание. Книг в этой комнате, в отличие от кабинета Пушкина, было не так много, и они в основном разделялись на 2 категории: либо ветхие – явно дореволюционные издания, либо так называемый самиздат, и поскольку книжный шкаф стоял в дальнем торце помещения, то Аня разглядела лишь два названия чрезвычайно внушительных фолиантов: ГОМ и Арканы. Священная книга Тота. Впрочем эти названия Ане, за всю жизнь не прочитавшей ни одной эзотерической книги, ничего не говорили, и только от «священной книги Тота» пахнуло чем-то запредельным, древнеегипетским. Впрочем внимание Ани привлекли прежде всего картинки, развешанные на стенах, большинство из которых были достаточно крупными, чтобы их подробно рассмотреть. Первой бросилась в глаза большая черно-белая гравюра, висящая как раз над столом единственного на данный момент обитателя комнаты (о столе и обитателе мы расскажем особо чуть позже) изображающая глаз в треугольнике, расположенного посреди темного мрачного облака, из которого в разные стороны исходили многочисленные лучи. («Кажется это гравюра Густава Доре, – подумала Аня, – или Рембранта…»). Казалось бы сей факт был должен свидетельствовать о строго христианских и возможно католических взглядах повесившего эту гравюру, но соседняя картинка – напротив – празднично-красочная намекала уже на совсем другую религиозную приверженность. Там по-королевски облаченный синекожий юноша с огромной гирляндой живых цветов на шее и скрещенными по особому ногами наигрывал что-то на изящной свирели для нескольких смуглых полуобнаженных дев на живописной поляне, по которой в отдалении идиллически паслись белые коровы.

«Кришна…», – догадалась Аня, впрочем для этой догадки не требовалась особая эрудиция даже в застойные времена.

Однако и эта картинка ни о чем не говорила, поскольку рядом висели явно буддийские танки, где среди затейливых мандал сидели в лотосе разноцветные будды частей света, а одно из устрашающих изображений вызвала у невинной Ани краску смущения, где танцующее чернолицее чудовище с клыками и мечами одновременно совершала сексуальный акт с маленькой демоницей, в непотребной позе прицепившейся к своему грозному партнеру в области чресел. Но и тибетский буддизм не исчерпывал интересов хозяина кабинета, поскольку вскоре любопытный Анин взгляд натолкнулся на древнеегипетскую тематику, где в нескольких репродукциях была изображена мистерия гибели и воскрешения бога Осириса усилиями его супруги Исиды, которая плавно перешла в какую-то непонятную и запутанную историю ацтекского Кетцалькоатля. Довершали эту пеструю картину разносторонних интересов хозяина кабинета замысловатые астрологические графики и несколько увеличенных изображений из больших и малых арканов Таро. (Аня с удивлением обнаружила, что по мере разглядывания отдельных репродукций хаотического эзотерического вернисажа, ей становятся понятными эти затейливые изображения и узоры иных тайных культур, при этом в сознании ее словно бы зазвучали имена тех или иных неведомых ей прежде персонажей. Стоило ей остановить внимание на одном из них, как Аня тут же получала краткий пакет информации об интересующем ее объекте, словно листала энциклопедию. Собственно, это были даже не названия, а некие мыслеформы, содержащие информацию, которая не была развернута во времени, как при чтении той или иной статьи, они являлись сразу, причем отдельные аспекты этой информации при их выделении, тут же являлись еще более подробной частностью. Нечто подобное Аня наблюдала за собой и раньше, но никогда информация не шла к ней в таком количестве, тем более, обрастающая подробностями, словно снежный ком.

«Прямо-таки ЭВМ в голове завелся, – впрочем не особенно удивилась Аня, – мне и не надо таких подробностей, – это наверное танки, мандалы, янтры и арканы так на меня подействовали. Они настолько переполнены энергией, что даже зубы ломит. Однако, как не странно, несмотря на этот кавардак, они не мешают друг другу, не режут пространство! Видно – воистину – Бог един, а разные конфессии отражают истину в разных аспектах, и если люди, представители тех или иных конфессий и учений, не начинают драть друг другу глотки, доказывая, на чьей стороне истина, то и вся эта разноконфессиональная иконопись не противоречит друг другу».

Экспозиция интернациональной эзотерической атрибутики не ограничивалась изобразительным искусством. На массивном столе, стоящим непосредственно под всевидящим оком в облаке, стояли несколько хрустальных шаров разных размеров в специальных штативах, большое медное распятье чудесным образом соседствовало с иудейским девятисвечником с потушенными на данный момент свечами и с большим жертвенным ножом из черного, как смоль, обсидиана и рамой, на которой висели несколько связок четок разных размеров и материалов. Довершало убранство несколько деревянных и медных статуэток, очевидно недавно приобретенных в недавно открывшемся в Москве магазине Ганг, изображавших каких-то богов индуистского и тибетского пантеона. Что же касается хозяйки кабинета, то ее облик на удивление мало соответствовал всей этой эзотерической еще не набившей оскомину в идеологически выдержанную застойную эпоху 70х годов. За столом сидела маленькая женщина лет 35, вполне обычно и неброско одетая в темную блузу и производственный синий халат, с большими, слегка навыкат глазами, намекающими на признаки базедовой болезни и треугольным лицом с узким подбородком, несколько портящим впечатление от больших необычных глаз.

В общем женщина чем-то напоминала серенькую мышку, каковой в минуты самораздражения Аня именовала и себя, хотя в случае Ани, это касалось ее поведения, а не привлекательной внешности, волнующей мужчин. Итак, маленькая женщина сидела за столом, нафаршированным всякими магическими аксессуарами, и что-то чертила какими-то слишком размашистыми для письма и рисования движениями. Увидев вошедших, женщина отложила карандаш, улыбнулась и сложила руки в намасте, немного привстав из-за стола.

– Здравствуйте, Арина Николаевна, – приветствовал ее Виктор Борисович, – вот, познакомьтесь, Анна Михайловна Ромашова, наша новая сотрудница, а это Арина Николаевна Царенкова – официально старший научный сотрудник.

– Можно просто Аня, – смутилась наша героиня, не привыкшая к столь официальному обращению.

– Мы с ней уже предварительно побеседовали, – продолжил завотделом, – похоже, ее брат говорил правду, а с подробностями мы по ходу дела разберемся. Я вам девушку оставляю, вы ее в курс дела введите, думаю, вам интересно будет пообщаться. Кстати, Коля и Сережа на месте? – это наши электронщики, – почему-то объяснил он Ане.

– Только что в КБ за материалом убежали, – ответила Арина Николаевна, – А Лупичев с Синьковым на первом объекте – ну вы знаете… вскрыть пытаются.

– Так прямо с ходу и вскрыть! – усмехнулся Пушкин, – ну-ну, дай Бог нашему теляти волка съесть. Ладно, я вас оставляю, надо с отчетом поработать.

Затем завотделом наклонился к уху Арины Николаевны и что-то зашептал, при этом та понятливо закивала головой. После этого Виктор Борисович покинул помещение.

– Ну, давай знакомиться, – на правах хозяйки с покровительственным видом начала Арина Николаевна, – можешь меня просто Ариной звать, думаю, так проще. Пушкин о тебе в буквально в двух словах говорил, сказал, только, что твой брат – внештатный сотрудник… сама знаешь чего, и что он в соседнем КБ работает. Вроде тебя сначала туда хотели оформить, но потом почему-то передумали. Ты как вообще, понимаешь, чем мы тут занимаемся?

– Вообще-то мне Юра рассказывал, – присела Аня на стул, – но он не конкретно о вашем… в смысле нашем отделе говорил, а о черных дырах вообще. Кажется они вормхолами называются.

– Вормхолы – это червоточины или кротовые норы, а черные дыры – это черные дыры, – уточнила Царенкова, – к этой тематике наш отдел буквально на днях сформировали, так что мы сами только в общих чертах в курсе. А до этого кто чем занимался, я, например, в основном полтергейстом, но это – официально. Вообще-то я маг самого широкого профиля, но охота на духов – мой конек. Нас тут немного, но я знаю, что на эту проблему не только наш отдел кинули. Возникла одна теория, которую там… – она закатила глаза кверху, правда было не ясно, имеет ли она в виду Господа Бога или набившую оскомину госбезопасность, – хотят проверить. Так что пока все в стадии первичного набора информации. Лично я считаю, что ничего у нас не получится. Там ведь наверху замахнулись на тоннель нуль-транспортировки, а то и на машину времени – да еще к тому же взять все это под контроль. Не жалко им государственных денег.

– А вы что, в эти вормхолы не верите? – удивилась Аня.

– А ты сама глянь на ментале, – внимательно посмотрела на нее Царенкова, – умеешь?

– Я смотрела, – смутилась Аня, – блок стоит и пробиться невозможно.

– Вот, вот, – оживилась Арина Николаевна, – у меня тоже блок стоит. Толи никаких вормхолов вообще не существует, толи кто-то очень не хочет, чтобы мы к этой теме приближались. Правда наши рамочники так не считают, они не хотят ждать милостей от природы и уверены, что взять их – наша задача. А что это – милость – надо еще подумать! Мужчины, что ж тут поделаешь, они вечно с молотками в такие тонкие сферы лезут! Одни собираются с помощью электроприборов Иисусов Христов штамповать, другие – червоточины вскрывать. И что самое неприятное, время от времени у них что-то получается, но всегда не то, что они сами ожидают. Как Пугачова пела: «сделать хотел грозу, а получил козу…» А что, ты тоже блок видишь? Значит, подтверждение.

– Но ведь что-то есть, – неуверенно сказала Аня, – мой брат, Юра фотографии самолета показывал. Вы наверное в курсе.

– В курсе-то, в курсе, – пожала плечами Арина Николаевна, но почему они считают, что этот Боинг именно в вармхол угодил? Есть и другие объяснения.

– Какие же? Ведь он потом на Луне оказался.

– Его могли инопланетяне похитить, а на Луне у них, как известно, базы расположены. Слышала о секретном отчете первой американской лунной экспедиции?

– Нет, – устыдилась Аня такой своей некомпетентности.

– Так вот, первое, что там Армстронг увидел, когда на почву Луны вступил – это блюдцеобразные НЛО – он так и сообщил: «Наблюдаю святого Петра»! – это у них таким паролем НЛО обозначались. Ну и в дальнейшем их там немало видели – возможно это они похитили Боинг для изучения его на своей центральной базе. Между прочим, уже точно доказано, что Луна – полое небесное тело, только об этом ни мы, ни американцы общественности не сообщают – сама понимаешь, по каким причинам, – как ты думаешь, что там в этой полости находится?

– Но зачем им Боинг, – недоумевала Аня, – почему они тогда Аполон не похитили? Это и куда более передовой опыт технологий, и сам на Луну прилетел, да и вообще, зачем им изучать нашу допотопную, с высоты их технического уровня, технику. К тому же, – вдруг вспомнила она самую щекотливую деталь в истории пропажи Боинга, – самолет-то на Луне в прошлом обнаружили, за несколько лет до его пропажи.