Андрей остановил коня и представил, что в правой руке его разгорается нестерпимый жар. Он не раз проделывал подобные упражнения во время медитаций, но кроме легкого потепления и покалывания в ладонях, вызвать ему ничего не удавалось. На этот же раз все произошло мгновенно – в руке тут же возник ярко пылающий шар, наподобие шаровой молнии, который, тем не менее, не обжигал – Андрей запустил в первого попавшегося воина, до которого оставалось не более пяти метров. Шар с треском ударился о бахрец нападающего, и в ту же минуту его охватили языки пламени, словно воин был сделан из горючего пластика, либо полит бензином. Мощные латы, и тот, кого они скрывали, начали плавиться, стекать, словно воск – не прошло и пары минут, как от всадника осталась только лужица темной горящей жидкости, напоминающей нефть. Андрей сжег аналогичным образом еще парочку рыцарей, прежде, чем вступил в рукопашную, и тем самым несколько облегчил задачу для своей шпаги. Дальше история повторилась, и тот, кто не был сожжен, остался лежать на поле боя, разрубленный, но, к сожалению, времени на это ушло почти столько же, что и в первом сражении, и всадник, несущий женщину снова успел оторваться от Андрея. Когда же, почти догнав его, Андрей вновь столкнулся с регенерировавшим отрядом, он не на шутку разозлился и растерялся: Летний сад и не собирался кончаться, было впечатление, что по нему можно скакать вечно, а запас прочности казалось бы, таких непрочных рыцарей оказался неведом: то ли их нужно было разрубать или жечь какое-то определенное количество раз, чтобы они перестали восстанавливаться, толи этот процесс вообще не имел лимитов. К сожалению приходилось признать тот факт, что придерживаясь прежней стратегии, Андрей в принципе не мог догнать похитителя и освободить пленницу.

«Ну вот, опять сказка про белого бычка, – злился Андрей, – что я, нанялся этих фениксов рубать? Мне, кстати, это сражение и на фиг не нужно – какой смысл сражаться с бойцами на несколько порядков ниже тебя, да к тому же бесплатно, а принцессу при таком раскладе я никогда не освобожу. Надо что-то менять в тактике, но что? Лучом их что ли резать? Думаю, это не сложнее, чем огненный шар метнуть – так, наверное, хрен редьки не слаще, разве, что чуть быстрее – может, успею беглеца нагнать»?

Андрей попробовал и этот вариант, выдав голубой луч из межбровья (можно было, конечно и из ладони, но он прочему-то припомнил легенду, где Шива испепелил бога любви Каму, метнув огонь из третьего глаза), но, увы, и эта попытка закончилась провалом – рыцари перепиливались лучом не сразу, и в конечном счете он снова не успел догнать принцессу. Когда же всадники в очередной раз вышли из леса и двинулись на него темной массой, Андрей окончательно убедился, что ни мечи, ни лазеры, ни в перспективе гранатометы и «Стингерсы» здесь совершенно не эффективны. Нужно было что-то принципиально новое, вот только что?

«Может, – думал Андрей, – боевого духа не достаточно? Да, по-моему, он сейчас из ушей полезет»!

Его замешательство было, очевидно, истолковано заградительным отрядом, как слабина, и воины набросились на Андрея с удвоенной яростью, обрушив на него целый шквал ударов. Получилось так, что слегка замешкавшийся Андрей, отбивая удары, сделал несколько не очень просчитанных движений шпагой – в частности махнул ею над головой одного из противников, не снеся ему, при этом, башку, а перерезав над ним нить, на которые давно не обращал внимания, увлеченный разными способами расчленения злополучных рыцарей (еще раз напомним, что от каждого рыцаря куда-то вверх уходило по несколько нитей, как у марионеток). К его удивлению, невредимый рыцарь, словно получив смертельный удар, упал с лошади, как подкошенный, латы его рассыпались по гравиевой дорожке, и Андрей с удивлением обнаружил, что под латами ничего нет. Их хозяин словно бы испарился в мгновение ока, хотя совершив за время этой нелепой битвы многочисленные расчленения, Андрей, поражая противника, разрубал и кровоточащую плоть. Неожиданна была и реакция остального отряда, за который в этот раз Андрей не успел по-настоящему приняться: рыцари, бестрепетно переносившие до сего момента собственные расчленения и расчленения товарищей, не издавшие ни единого крика боли и страха (по-видимому, ни того ни другого они и не испытывали) на этот раз, при виде рассыпавшихся жестянок, пришли в настоящий ужас. С неразборчивыми возгласами отряд, доселе сохранявший железную дисциплину и строй, кинулись врассыпную, словно тараканы, на которых прыснули репелентом. Не прошло и нескольких секунд, как они растворились в ночном сумраке среди деревьев, и только пустые латы, тускло поблескивающие в свете редких фонарей, напоминали о начавшемся и столь неожиданно закончившемся сражении.

«Отлично! – подумал Андрей, – ларчик просто открывался. Ведь сколько раз убеждался: в астрале обычные земные подходы к решению проблемы не годятся, а я все не могу к этому привыкнуть – шпагой, видите ли, помахать захотелось. Тем более, соблазнительно, что в астрале ничему годами обучаться не нужно – все само получается – захотелось, видите ли себя суперменом ощутить. Интересно, – думал он, в очередной раз нагоняя беглеца, – «сколько я километров по этому Летнему саду отмахал, словно это не маленький садик, а тайга бескрайняя».

Андрей страшно боялся, что паническое бегство рыцарей – снова какой-то тактический маневр, и в последний момент они вновь объявятся и позволят беглецу в который раз оторваться от Андрея, но этого, к счастью не произошло – очевидно Андрей нашел таки способ эффективной борьбы с неведомыми всадниками. Кстати, кто они были? Демоны? Какие-нибудь Назгулы? Этого Андрей не знал, поскольку рыцарские доспехи ни к чему не обязывали.

Итак, ему наконец удалось нагнать беглеца (аллея все тянулась и не собиралась заканчиваться), Андрей начал обходить его с боку, приглядываясь в сумерках, где у него та самая уязвимая нить, чтобы решить проблему сразу, и не тратить время на великолепное, но, увы, малоэффективное сражение – а впрочем, чтобы отбить пленницу и это годилось. К его удивлению, нитей над этим всадником, которого отличало от прочих также наличие массивного медальона, не оказалось, очевидно он был слеплен из какого-то другого теста и не нуждался в услугах невидимого загадочного кукловода. Тут всадник, очевидно, понял, что скрыться от погони, рассчитывая только на быстроходность коня, не удастся, и он резко изменил направление, рванув через чащу (впрочем не такую уж густую). Андрей, не ожидав этого маневра, по инерции достаточно далеко проскакал вперед, но это его не смутило, главное, что основная помеха – рыцари – больше не беспокоила, и наш герой, пробормотав сакраментальную фразу из какого-то революционного фильма: «Врешь, не уйдешь!», повернул своего Белого Грома, и пустил вдогонку слегка оторвавшемуся черному всаднику.

После нескольких неожиданных маневров Андрей научился предугадывать его действия, и вскоре ему удалось обогнать рыцаря и перегородить тому дорогу, угрожающе направив клинок в область головы. Да, действительно, этот рыцарь был автономен, никаких нитей от него не исходило, и Андрей подумал, что, наверное снова придется рубиться, как вначале с остальным отрядом.

«В конце концов, – думал он, – главное – забрать принцессу, а там – пусть восстанавливается, не думаю, что ему удастся девушку у меня отбить». – Андрей по-прежнему не видел ее лица, этому мешали длинные волосы, но почему-то был уверен, что она какая-то принцесса).

– Вот что, приятель, – сказал Андрей тихо и грозно, – оставь девушку в покое, и можешь катиться на все четыре стороны. Бесполезно сражаться, это мой город, и здесь я непобедим. Твои дружки уже в этом убедились.

Темный рыцарь, казалось, колебался в нерешительности, затем медленно поднял забрало и с усмешкой посмотрел на Андрея.

– Тебе хорошо видно? – Сказал он до боли знакомым голосом. Лицо его показалось Андрею тоже знакомым, но на него падала густая тень, и кто это такой, разглядеть было невозможно, хотя Андрей чувствовал, что знает его.

– Не узнал, а так? – Всадник выехал из тени деревьев на поляну, слегка освещенную фонарем, мерцавшим среди деревьев с ближайшей аллеи, для верности сняв шлем.

– Фауст? Йохан? – Полувопросительно сказал Андрей. – Но как же… и вообще…

– Что «как же и вообще»? – С легким немецким акцентом переспросил рыцарь.

Андрей смотрел на знакомое лицо: да, первое впечатление было, что это Фауст, Андрей хорошо запомнил и его облик, и голос – причем в разные поры жизни. Сейчас же его внешность оказалась несколько унифицированной, то есть трудно было назвать возраст – исчезли морщины и седина, но и юным оно не казалось, в каждой черточке сквозила умудренность и опыт, и еще жесткость, пожалуй даже ожесточенность, хотя никакого зверства, тем более садистской жестокости Андрей также не разглядел. И еще – лицо не то, что менялось, как Андрей не раз наблюдал в астрале – но в каких-то ракурсах он узнавал то свое собственное лицо, то лицо индийского кшатрия Рама. Так, разглядывая внешность отпрыска знакомого семейства, мы видим в лице его черты то матери, то отца, а то, даже, бабушки или деда – и все лишь как феномен восприятия, подобно тому, как в сумерках в веревке человек может увидеть змею. Очевидно, если бы Андрей побольше путешествовал в своих воплощениях, то нашел бы в нем и много других лиц, но их он не знал. Андрей стряхнул нерешительность – все же перед ним стоял противник (это напоминало заезженный литературный и кинематографический прием, когда воин вдруг узнавал на поле боя в качестве противника своего брата, отца или сына), и сказал, как можно увереннее, стараясь скрыть растерянность иронией:

– Да так, пустячок, не понятно, каким образом – если твоя душа является одновременно и моей душой – ты здесь разгуливаешь и слегка безобразничаешь. Например – похищаешь прекрасных принцесс. Это то, что на первый взгляд заметно – ведь наверняка та компания, в которой ты до недавнего времени тусовался, немало и других пакостей натворила. Хотя, в том ты навряд ли признаешься.

Похоже, Фауст тоже с интересом рассматривал Андрея, затем, после продолжительного молчания ответил:

– Если ты уже видел меня со стороны – иначе бы не узнал – то чего уж тут удивляться? Себя самого ты ведь тоже узнаешь.

– Нет, – запротестовал Андрей, – тебя я раньше видел, путешествуя во времени, и видел твои земные приключения. При этом меня отдельно от тебя не существовало, я как бы наблюдал тебя – будучи тобой что ли. Хотя это гораздо сложнее, я одновременно и был тобой и не был – иначе не могу сказать, это как во сне иногда случается, а тут мы встретились нос к носу, и если моя душа одновременно является и твоей, то каким образом? Или я что-то путаю?

– Ты забыл об отражениях, мой друг, – криво усмехнулся Фауст. – Ты и я и многие другие – кусочки зеркала, разбросанные по разным мирам. Зеркало одно – отражений много. Ты во мне узнаешь себя, я в тебе тоже, но каждый из нас – самостоятельный осколок, и в чем-то наши судьбы схожи, в чем-то различны.

– В этом ты прав, – сказал Андрей, – я-то девушек не похищаю. Кстати, чем это ты ее накачал, что она у тебя висит мешком?

– Так, немного опиума, – улыбнулся Фауст. – О, конечно, – добавил он, видя, что Андрей что-то хочет сказать, – только энергии, эйдосы, здесь настоящий опиум не существует. Ты можешь обвинять меня в чем угодно, но я всего лишь следую сценарию, к которому ты имеешь некоторое отношение. Здесь никакой иной активной жизни быть не может.

– Вообще-то, – сказал Андрей, – я ничего подобного не сочинял, но подозреваю, чья это работа – а потом с больной головы на здоровую!

– А вспомни свой мысленный роман в 12—13 лет.

Андрей запнулся. Фауст действительно проявлял немалую осведомленность в том числе и в том, о чем, кроме Андрея, не знала ни одна живая душа – о своем мысленном романе и о странной любви к своим вымышленным героям Андрей не рассказывал даже маме. В этом Фауст был прав – согласно сюжетной линии, главную героиню постоянно похищали какие-то злые силы.

– Послушай, – сказал Андрей, – раз уж ты в курсе, хотя в это трудно поверить – неужели какие-то детские бредовые сочинительства могут таким образом воплощаться?! Но это же абсурд какой-то, мало ли детей занимается сочинительством – да по-моему почти все через это проходят, не говоря уж о том, что профессиональных писателей на белом свете тоже не мало. Так что, выходит все, что они понаписали, потом в астрале разыгрывается? Я это себе представить не могу: как все это может сочетаться и согласовываться, и главное, умещаться. Ведь люди сочиняли на протяжении всей своей истории существования!

– И не только люди, но и другие расы. – Загадочно поднял палец вверх Фауст. Все же его облик и речь не соответствовали стандартам злодея, занимающегося грабежами и похищениями принцесс.

– Но как это возможно?

– Миров-фантазий не так уж и много, их создают только те, кто имеет на это санкцию – и эта санкция дается свыше. Тебе она дана.

– Я это не первый раз слышу, – сказал Андрей, – но от этого ситуация мне ясней не становится. Почему именно мне такая честь?

– Эта честь оказана по праву рода.

– Опять какой-то род! Ну не знаю я в своем роду никаких выдающихся личностей! Наверняка по семейным преданиям это бы до меня дошло. Мама любила в нашей генеалогии копаться! Кроме прабабушки французской пианистки и прадеда – польского ксендза – ничего примечательного, одни врачи и инженеры.

– Порою причудливо тасуется колода карт. – Повторил Фауст известную фразу Воланда. – Но, увы, я не могу открыть тебе тайну твоего рода, я подчиняюсь сценарию, это должны сделать другие, так должно разыграться в сценарии.

– Да что это за мой собственный сценарий такой, которого я сам не знаю – вернее знаю только какие-то фрагменты?!

– Прости, – вдруг прервал разговор Фауст и надел на голову шлем. – Время вышло, и я вынужден на тебя напасть.

– Да погоди ты! – Закричал Андрей отступая. – Одумайся, наплюй на сценарий этот дурацкий! Я же вижу, что ты не злодей какой-то, не демон – просто Великая заблудшая душа. И потом, тебе в этом месте со мной не справиться – это мой город, ну а если даже справишься, ведь я же часть тебя, а ты – часть меня, пофантазируй о том, что будет с тобой, если ты сразишься со своей частью! Лучше объясни, зачем тебе эта женщина? Для каких-то сексуальных нужд? Не поверю, в астрале для этого не надо никого похищать. И потом, сам секс в астрале – такое убогое занятие! Да и вообще, кто она такая?

– Ничего не могу поделать, сценарий здесь – это та же судьба! А что касается нашей общности, так от нее одни мучения, ты – та часть меня, которая не дает покоя ни днем ни ночью и постоянно терзает душу угрызениями совести. Лучше уж полностью перейти на сторону зла и не терзать себя этой мучительной альтернативой. Она не давала мне покоя на земле, она многократно усилилась после смерти. Пусть у меня мало шансов против тебя – ты прав, это твой город, но, к сожалению ты вряд ли когда-нибудь окажешься на моей территории, и свой шанс я не упущу! Что же касается этой женщины, то она – моя! Сценарий дал нам шанс быть вместе, поскольку нас несправедливо разъединили. Это моя Единственная, и мне не нужен никто другой! Ни на земле, ни в аду, ни в лимбе – и это тоже мое проклятье!

С этими словами Фауст приподнял корпус женщины, которая продолжала пребывать то ли в глубоком сне, то ли в коме, и Андрей узнал это лицо – лицо, глядевшее на него из детских грез, лицо, которое он придумал в своем мысленном романе, и которое отчасти походило на лицо девочки у моря Вечности. Это была живая Тесса, которую в детские годы Андрей страстно мечтал увидеть хотя бы перед мысленным взором.

– Но ведь это Тесса! – Вскричал Андрей. – Причем здесь ты? Я с самого начала подозревал, что это она, и теперь убедился! Это девушка из моих детских грез.

– Какая Тесса!? Это – Маргарита, не морочь мне голову! – В свою очередь истерично закричал Фауст. – Ты специально хочешь меня запутать!

– Но я видел Маргариту! – Возмутился Андрей. – Конечно, они похожи, но не настолько же, чтобы перепутать! Да и потом, если бы это была Маргарита, разве тебе пришлось бы ее усыплять? Наверное она оказала сопротивление.

– Ей специально вытравили память, чтобы она меня забыла! – Продолжал истерично выкрикивать Фауст. – Специально, чтобы меня дополнительно помучить. Я увезу ее в Лимб, и она все вспомнит, мы будем неразлучны. Пусть при жизни это нам не удалось, ну так хоть в посмертии я имею на это право! Она искупила мой смертный грех! Душа моя была выкуплена у сатаны!

– Наверное, никто, кроме тебя самого не может искупить его до конца, – Сказал Андрей. Он говорил тем спокойнее, чем больше нервничал Фауст, – и сейчас ты ослеплен, это не Маргарита, это просто один из литературных персонажей, оживленный, согласно сценарию!

– Опять литературный персонаж! Опять ошибка! – Взвыл Фауст. Затем грубо скинул девушку на траву, выхватил меч и ринулся на Андрея, который к этому времени тоже обнажил клинок.

– Если ты меня убьешь («ерунда какая, разве можно убить в астрале», – пронеслось у него в голове) – то кто же будет сочинять сценарий? – Усмехнулся Андрей. – Ладно, сам напросился, ублюдок, видит Бог, я этого не хотел!

Андрей легко ушел от вертикального рубящего удара Фауста, и перешел в наступление, орудуя шпагой не хуже какого-нибудь д, Артаньяна. Но Фауст оказался куда более крепким орешком, чем остальная его команда, и хоть и не без труда, но отразил мощный шквал изысканных выпадов, которые обрушил на него Андрей, помятуя, что его легкая шпага рубит стальные латы, словно фольгу, а управляться ею куда легче, чем тяжелым широким мечом, положенным средневековому рыцарю. Увы, на этот раз его «Эскалибур» оказался беспомощен, и после того, как несколько его ударов прошли по латам, Андрей убедился что латы Фауста не бутафорские, и легкая шпага оставляет на них только незначительные вмятины, хоть и не ломается сама.