Приготовив ужин, утолив голод и немного передохнув, Семён разложил собранные камни на дубовом столе. Они заняли почти всю поверхность стола. Оставалась возможность передвигать камни, составлять группы из них по похожести. Начало темнеть. Тут выяснилось, что в мысленном проекте было забыто освещение в доме. Сработала привычка, что во всех домах, где приходилось бывать ранее, было электричество, как вещь сама собой разумеющаяся, а потому не обратившая на себя внимание. Пришлось выйти и достать из машины зарядившийся телефон, в который был встроен фонарик. Вчера в тумане почему-то не возникла мысль им воспользоваться, а сегодня эта возможность показалась Семёну полезной. Не успел Семён захлопнуть дверцу машины, как темнота захватила всё окружающее пространство. Вчера он не видел, как здесь темнеет, заснув несколько раньше наступления темноты. Теперь с наступлением темноты неожиданно прекратилось, не прекращавшееся при свете, пение невидимых птиц. Тишина оказалась такой глубокой, что заставила остановиться на некоторое время, вслушаться в эту тишину, и пытаться что-нибудь разглядеть в темноте.
– Вовремя я вспомнил о телефоне, – подумал Семён, – да и на зарядку поставил его тоже не зря.
Включённый фонарик позволил войти в дом, не споткнувшись о ступеньки крыльца и сразу обнаружить ручку двери.
– Похоже на кадры из какого-нибудь детектива или фильма ужасов, – подумал он, – желательно только чтобы не появились персонажи из этих фильмов. Пусть здесь и одиноко, но незваные гости в такой ситуации вряд ли обрадуют.
Осветив стол, Семён поправил стул, чтобы удобнее было рассматривать камни, сел на него и погасил фонарик. Он рассчитывал увидеть светящиеся камни среди лежащей на столе их россыпи. Прошло несколько минут, но глаза не различали ничего кроме неясных образов, возникавших спонтанно, как это бывает обычно в полной темноте. Попытавшись приблизиться глазами к камням, Семён привстал со стула и наклонился над столом, машинально положив ладони на ближайшие к нему камни. Тут он почувствовал, что камень, вшитый в его тело начал дрожать. Стоило убрать ладони с камней, как дрожь прекращалась, но возобновлялась, как только ладони снова ложились на камни.
Семён включил фонарик и положил его на второй стул, направив в потолок. Все камни осветились неярким, но достаточно сильным рассеянным светом, если учесть кромешную темень вокруг.
Ладонь левой руки Семён прижал к вшитому камню, а правой рукой стал проводить над камнями ряд за рядом, повторяя это действие несколько раз, постепенно уменьшая расстояние до камней. Наконец, он стал дотрагиваться по очереди к каждому камню. На прикосновение к четырём камням камень в груди реагировал дрожью, ощутимую только телом, ладонь эту дрожь не ощущала. Это было похоже на раздражение электрическим током. Отложив активные камни на угол стола, Семён собрал остальные в ведро и поставил его к двери. Сев на стул, и придвинув отобранные камни к себе, он снова погасил фонарь. Но темнота теперь не казалась такой полной. Каждый из отобранных камней слегка мерцал, когда Семён направлял взгляд именно на него.
– На сегодня хватит, – решил Семён, поняв, что ничего нового он сейчас уже не узнает, – утро вечера мудренее, улов сегодня достаточно удачный, но время уже позднее. Он включил телефон, чтобы посмотреть на дисплей с электронными часами. На часах было 17:00.
– Странно, вроде как ночь уже, – подумал Семён, но тут же сообразил, что продолжительность дня здесь может не совпадать с продолжительностью суток в привычном мире. Телефон с фонариком получил ещё один смысл своего присутствия здесь, став «хронометром», по которому предстояло фиксировать события, определять их продолжительность. Семён включил функцию секундомера, запустил его, и, ориентируясь в слабом свете дисплея телефона, на котором сменяли друг друга цифры, отсчитывая секунды, направился к своей постели. Думать ни о чём уже не хотелось. Наступила вторая ночь в неизвестном и странном мире с мягко светящимся днём небом без солнца, с непрерывным пением невидимых птиц в светлое время, с кромешной темнотой и безмолвием ночью, бесконечной дорогой от горизонта до горизонта, степью и материализовавшимися в ней мыслями.
Утром секундомер показывал 5:34:18. За окнами было светло, казалось, что сон длился не больше восьми часов, но секундомер не должен обманывать. Снова включив секундомер и положив его на подушку, Семён пошёл умываться и готовить завтрак. После завтрака его ждали камни, лежащие на столе.
Ну, здравствуйте камушки! – произнёс Семён, подходя к столу, обращаясь к камням, как к живым существам. Камень в груди немедленно ответил продолжительной дрожью, потом затих и снова трижды подал свой таинственный сигнал. От неожиданности Семён застыл на месте, глядя на камни, сердце его забилось учащённо, а на лбу выступил пот.
– Неужели они, в самом деле, живые? – промелькнула неожиданная мысль.
– Что ж, давайте знакомиться.
Он говорил вслух, прислушиваясь к реакции в своей груди и глядя на лежащие на столе камни.
Но взяв себя в руки, Семён отогнал от себя мысль о живых камнях.
– Не может быть, – думал он, но тут же снова вернулся к этой идее.
– А если это действительно так? Ведь пока только один из них позволил мне получить всё необходимое для жизни в этой степи.
Семён присел на стул и стал всматриваться в гальку на столе. Прошло минут пятнадцать, когда он нерешительно отвёл взгляд от камней и взял свой дневник, чтобы записать события вчерашнего дня и сегодняшнего утра.
Закончив запись, он снова посмотрел на камни.
Если есть связь между ощущениями от камня в груди и реакцией камней на столе на моё приветствие, должен быть способ обнаружить суть этой связи. Если есть ответ на приветствие, должны быть ответы на другие обращения. Только другие обращения сложнее, чем просто приветствие, которое было скорее эмоцией, чем информацией. Реакция на эмоции? Попробуем проверить…
Семён попытался представить себе, что перед ним действительно живые разумные существа. Как можно с ними начать сознательное общение? Если они хозяева в этом мире, то они помогли ему выжить, создав все необходимые условия. Каким-то образом они показали ему возможности для этого. Может быть, и материализация мыслей выполнялась не сама по себе. Ведь необходим был непосредственный контакт с первым камнем, чтобы это происходило. Мысленные представления вызывали эмоции, подобные тем, что возникают, когда уже реально есть предмет, который представляешь себе.
Что если представить себе некое устройство, которое позволяет транслировать их эмоции на понятный человеку язык. Ясно, что изобретать алфавит нет никакого смысла, ведь в символах нет эмоций, они лишь код эмоций пишущего этими символами. Пожалуй, единственный способ универсального общения это образы. Не зря же воплощаются именно образы, которые вызывал в своём сознании Семён.
Он стал вспоминать достижения учёных по визуализации мыслеобразов. Официальная наука в этом направлении только недавно начала исследования, и достижения её сводятся к способам считывания электрической активности из мозга человека и визуализации закодированных в этой активности образов. Пока удавалось воспроизводить лишь символы, специально подобранные для эксперимента. Но символы это код, а не образ. Если китайцу из далёкой провинции показать русскую букву «Ж», самое большое, что он сможет представить, глядя на символ, это жук. Да и возникли символы алфавита из образов, которые к этим буквам имели небольшое отношение, просто слово, обозначающее этот образ, начиналось со звука кодируемого буквой. И даже порядок букв связывался с образным мышлением, всем известно: «Аз, Буки, Веди, Глаголь, Добро, Есть… – Я буквы знаю. Слово достояние есть…», – целое повествование в алфавите.
Значит, алфавит исключён. Возможно, позднее алфавит пригодится, но только когда сформируется язык общения. Теперь сконцентрируемся на образах.
Когда я представляю что-либо необходимое мне, оно имеет отношение только ко мне. Я представляя образ, требую реализации своих желаний, материализации образа. Если хозяева этого мира реализуют образы, то они пока не считают мои требования излишними, и я ещё не переступил черту. Следовало бы поблагодарить хозяев за гостеприимство. Какой образ в наибольшей степени соответствует благодарности? Наверное, это давно известно верующим. Благодарственная молитва соответствует именно образу благодарности, поскольку не имеет значения язык, на котором молишься. Важно чувствовать потребность в выражении этой благодарности. Верующий не видит своего Бога, но для усиления эффекта непосредственного обращения использует материальные образы, иконы, например. Но каков статус местных обитателей? Как к ним обращаться, чтобы не промахнуться, чтобы мой образ был правильно истолкован, а не истолкован превратно?
Пожалуй, лучше всего подойдёт образ гостеприимного хозяина и его семьи. Понятие семьи довольно широкое, вплоть до семьи народов. Семён почему-то вспомнил Сталина – «отца народов», но тут же отогнал образ вождя, пытаясь сосредоточиться на образе хозяина степи. Если в моём обращении возникнет некоторая неопределённость, то разумные обитатели отнесут её к проблемам языкового барьера, как это бывает при общении с иностранцами, знающими несколько слов на языке хозяина дома.
О проекте
О подписке