Глава 5

– Алло, ты где? – Голос в трубке звучал весело.

Никита рассчитывал услышать проклятия в свой адрес за то, что его телефон постоянно занят, что она уже устала ждать, когда он приедет. Но вместо этого Рамуте задорно тараторила:

– Бегом-бегом! Нам срочно нужно выезжать. У меня появилась идея на миллион! На миллион миллиардов миллионов!

– Подхожу к проспекту.

– Не надо, я уже возле машины. Возвращайся скорее, у нас с тобой есть важное дело.

– Какое? – Никита рассмеялся.

Он представил, что Рами, как в прошлый раз, предложит поехать в приют и выбрать очередную миленькую зверушку, которую опять поселит дома у Никиты. Поселит, можно не сомневаться. У себя держать она не может, она же творческая натура, ее часто не бывает дома и ей некогда ухаживать за питомцем. У Никиты же, по мнению Рамуте, напротив, всегда полно свободного времени, особенно для ухаживания за животными. У него уже жили два кота, попугай Владюша и трехлапый пес, которому еще не успели дать имя.

«Ничего, – подумал он, – прокормим. Одним больше, одним меньше. Главное, что девушка довольна».

Он любил, когда его Рами была в бодром настроении. Она не признавала полутонов, если грустила – не стой на пути. Но если радовалась, то в своем порыве счастья подхватывала окружающих, заставляя улыбнуться даже самых хмурых прохожих.

– Короче, давай скорее. Жду!

Никита не успел ответить, она прервала вызов. Улыбнулся и с угощеньем в руках поспешил к парковке.

Рамуте оглянулась и посмотрела на часы. Сложила ладони у лица, прислонилась к стеклу и заглянула через окно в салон запертого «Ситроена». Подергала за ручку, посмотрела по сторонам, снова в салон и снова посмотрела на часы. Пролистала на телефоне фотографии с граффити, еще раз попыталась придумать заголовок для выпуска.

«О чем кричат кирпичи» – слишком абстрактно. «Для самовыражения нам и красок не жалко» – глупость. «Грязь на стенах города или высокое искусство» – банальный, банальный идиотизм.

Она перевернула дисплей, еще раз прочитала надпись «Власть звука» и потянула за край снимка, увеличивая перечеркнутую колонку. Что бы это значило? Какие ассоциации рождаются, когда видишь эту надпись? И перечеркнутый динамик… Неспроста. Художник, кто бы он ни был, заложил смысл в творение, перед тем как выпустил поток краски из баллончика. Рамуте закрыла глаза, представляя себя возле стены с рюкзаком, доверху набитым красками. Представила себя на месте художника и что-то почувствовала. Ей показалось, что она ухватилась за тоненькую нить зарождающегося креатива и вот-вот сформулирует правильные слова, чтобы описать свои ощущения от изображения, и подберет название. Это. Вот. Это же… Она словно хотела чихнуть, напряглась, затаилась, чтобы ни один неловкий вдох не помешал и…

– Рами, привет, – крикнул Никита и перебил ее рассуждения. Он вышел из-за угла и помахал. – Давно ждешь?

Рамуте помахала в ответ. Она не разозлилась и не испытала разочарования из-за того, что едва уловимое чувство растворилось при появлении Никиты. Ничто не испортит ей настроение. И он же не виноват. В этом весь он, весь Никита – появляется в самый неподходящий момент, и он всегда ни при чем.

Никита поднял над головой контейнер с пирожным.

– Смотри, что у меня есть для тебя.

Рамуте вздохнула, улыбнулась и постучала пальцами по запястью, мол, поторапливайся.

Последние метры до машины Никита пробежал.

– Держи, – он протянул упаковку. – Твое любимое.

Вовремя появлялся Никита или нет, но он точно знал, перед чем Рамуте не сможет устоять. Необъятная горка сладкого крема – одна из таких вещей, которые всегда поднимали ей настроение.

– Заводи!

Рамуте плюхнулась на пассажирское сиденье, открыла коробку и, не доставая пирожное из упаковки, откусила. Никита, счастливый, сел за руль. В таком настроении Рами напоминала ему маленькую девочку, которая раздобыла где-то целый пакет любимой фруктовой жвачки, склонилась над ним, хлопает в ладоши, разворачивает фантик за фантиком и ни разу не вытягивает вкладыш-повторку.

– Что за спешка? Куда поедем?

– Не знаю. – Рамуте засмеялась и вытерла кончик носа от крема. – Это ты подскажи.

Никита поднял брови.

– Ладно, сейчас. – Он задумался. Было бы чудесно угадать желание Рамуте, это добавило бы ему баллов в их отношениях, но Никита терялся в догадках. – Хотя бы намекни… Из какой области?

Он очень надеялся, что это не новый зоомагазин или приют для бездомных собак.

– Попробуй угадать.

– Открылось новое заведение в городе, ресторан, и мы торопимся туда на ужин?

– Нет.

– А, понял. Опять какой-то фестиваль, и если не поторопимся – опоздаем на открытие?

– Нет.

– Распродажа платьев?

– Ха-ха, очень смешно.

– Рами, сдаюсь.

– Короче… – Она чуть не выронила пирожное. – Мы с тобой начинаем журналистское расследование.

– Чего?

Никита нахмурился. Обычно он был не против поддержать любую фантазию Рами, но идея с расследованием, пусть даже всего лишь журналистским, ему сразу не понравилась.

– Того. Теперь я главная, а ты мой непутевый помощник. Как у всех сыщиков.

Никита поднял брови еще выше. Новая игра Рамуте ему нравилась все меньше и меньше.

– Сыщиков?

– Да.

Она в двух словах пересказала ему свои мысли и планы по поводу проблемы граффити в городе. Рассказала о встрече с полицией. Показала снимки разрисованной стены магазина. Несколько раз подчеркнула, что дело необычайной важности и что только он сможет ей помочь.

– Но зачем?

– Издеваешься? Что неясно? Добудем материал для передачи. Сам слышал мои последние выпуски. Выбора нет. Хочешь сделать хорошо, сделай сама.

– А что твой Артур?

– Молчит.

– Так, давай заедем к нему. – Никита всеми силами пытался увильнуть от роли непутевого помощника детектива. – Может, человек заболел.

– Я бы с радостью. Адрес не знаю. Только телефон, но там – абонент не абонент.

– А узнать у кого-нибудь?

– Слушай, генератор идей, ты со мной или как? – Рамуте начинала злиться. – Самый умный? Думаешь, если бы у меня был адрес Арта, я бы до сих пор ждала и не съездила к нему? Такая тупая, не догадалась бы?

– Ну мало ли.

– Короче, Никита, не хочешь помогать, так и скажи. Мне уже надоело твое нытье.

Она собрала пальцем остатки крема, отправила их в рот. Закрыла коробку с недоеденным пирожным. Рамуте никогда не ела саму корзинку с повидлом, только крем. По ее мнению, толстеют от теста, а не от взбитого крема, на девяносто процентов состоящего из сахара.

Никита завел двигатель.

– Рами, не злись. Ты же знаешь, я всегда готов помочь тебе во всем. В любом деле.

– Вот. Так бы сразу. – Рамуте потянулась и поцеловала его в щеку, испачкав кремом. – С чего начнем?

Он задумался. Никите хотелось сказать, что он лучше согласится поехать в приют и забрать к себе еще пять котов, и столько же собак, и столько же крокодилов, если понадобится, лишь бы не заниматься расследованием. Но он посмотрел на Рамуте, заглянул в ее горящие надеждой глаза и произнес:

– Есть у меня мысль.

– Да? – Рамуте оживилась.

– Да. Заедем к одному знакомому.

– К которому?

Рамуте знала всех друзей Никиты. Пусть она всех их терпеть не могла, но знала каждого. Ни один из них не подходил на роль консультанта в ее расследовании. И чем они смогут помочь?

– Ты его не знаешь. Он и не сильно знакомый мне, в целом. Но, думаю, подскажет. Это его вотчина.

– Ого. Он полицейский?

– Нет. – Никита прищурился.

– Тогда кто?

– Он настоящий профессиональный частный детектив.

– Серьезно? – Рамуте удивленно посмотрела на Никиту. – А откуда у тебя…

– Шучу, Рами, выдыхай. – Никита рассмеялся. – Ух, видела бы ты свое лицо.

– Очень смешно.

– Он художник. Масляная живопись, разработка дизайна логотипов, краски, портреты и тому подобное. Сто лет назад делал для фирмы картинку на рекламную брошюру. Не детектив, но из нас, как мне кажется, он лучше всех разбирается в рисунках.

Рами удовлетворенно кивнула.

Глава 6

Зеркальная ширма вращается. Р наблюдает, наслаждается нашей реакцией. В отражении вижу, как я, опоясанный вдоль и поперек веревкой, словно маринованный мясной рулет, готовый к отправке в духовку, повис, пристегнутый к жуткой конструкции, напоминающей огромные равноплечные весы. Толстые стальные прутья переплетаются между собой, соединяются посредине широкой, прикрученной на болты пластиной. Стрелка, указывающая на равновесие, направлена вверх к цилиндру, упирается в ложбинку с тремя насечками. Длинные балки, напоминающие железнодорожные рельсы, отходят от центра и заканчиваются приваренными к ним крюками, на одном из которых вместо поддона подвешен я. Что у этого господина Р в голове? Только самый больной психопат на планете в состоянии придумать и тем более соорудить такое. Садист.

С обратной стороны конструкции в качестве противовеса мне привязан еще один человек. Не могу рассмотреть его лицо, он, как и я, висит в позе эмбриона. Снизу к нему пристегнут утяжелитель. Мы уравновешиваем друг друга. Сверху, прямо над нами, приварена широкая балка с закрепленными на ней по бокам острыми копьями, направленными нам в животы. Весь металл ржавый, необработанный, грязный.

– Как вы уже, скорее всего, догадались, я подготовил игру, чтобы выяснить, кто из вас предоставит мне самый весомый аргумент, чтобы избежать наказания.

Он интонацией подчеркивает слово «весомый» и рисует пальцем на зеркале стрелку вверх.

– Аргумент должен быть убедительный и доказывающий, что именно произнесший его участник достоин победить и выжить.

Палец скрипит по стеклу, пишет единицу, рядом подрисовывает восклицательный знак, оставляет в покое зеркало и потирает подбородок.

– Да, вы не ослышались, победит лишь один из вас. Второго, кхм, ждет смерть. Впрочем, не спрашиваю, согласны ли вы поучаствовать. Если решите выйти из игры…

Он возвращается к зеркалу, выпрямляется и продолжает объяснять условия:

– Указатель вот этот, видите? Он крохотный, но приводит в действие весь механизм. И в случае отказа от игры именно этот указатель, назовем его «бритва», помогает участнику… Эм… – Он трет накладную бороду, подбирая подходящее слово. – Скажем так, помогает самоликвидироваться.

Он пожимает плечами и говорит, что бритва проникнет через подошву, проделает путь через все тело и выйдет через макушку. Говорит, что в этом нет ничего особенного и что это не понравится ни ему, ни нам.

– Ничего особенного. Магниты и сталь. Скучно и долго. И больно. И шумно. – Он сдерживает улыбку и поправляет парик.

Меня успокаивает, когда этот псих трогает свой парик и накладную бороду. Если он скрывает от нас свою внешность, значит, на самом деле есть шанс, что мы выживем, что я выживу. Он отпустит хотя бы одного из нас. Наверняка. Иначе зачем весь этот маскарад?

– Но, опять же, решать вам, как поступить. Свобода воли.

Кажется, псих слегка успокоился. Он перестал дергаться, кашлять и хихикать.

– В случае отказа от игры одного из участников победа присуждается ведущему. То есть мне. И ведущий, то есть я, будет вправе сам решать судьбу оставшегося участника.

Он крутит рычаг, шестеренки трещат, и балка с копьями опускается.

– Но не переживайте, уверен, до этого не дойдет. Все будет как положено. Все будет справедливо. У каждого из вас появится полноценная возможность проявить себя. Будет и возможность, и время. – Он кивает на часы, висящие на противоположной стене.

По выцветшему циферблату скачет изогнутая секундная стрелка. Цифры от трех до восьми обведены красным.

– Будет шанс. Показать себя и мне, и оппоненту. А я буду решать, «весомо» это или нет.

Рычаг делает еще один полный оборот, балка останавливается. Острое копье замирает в сантиметре от моего живота.

– Обратите внимание, над каждым из вас находится копье. Врать не буду, на самом деле это не настоящее оружие.

Он говорит, что, к его сожалению, настоящие копья не удалось раздобыть. Говорит, выяснилось, что в наше время это дефицит.

– Но, поверьте, колья довольно острые. – Он смотрит на часы, стрелка которых вот-вот пересечет отмеченную красным зону. – Хотя нет. Это не весомо. Зачем просить верить мне на слово?

Он говорит, что мы уже чуть-чуть попробовали. Вопреки его предостережениям, протестировали копья, пока дергались с завязанными глазами.

– И скоро вновь убедитесь в их остроте.

Он хихикает, бьет себя ладонью по лицу и говорит, что для победы нам нужно перевесить своего соперника.

– Всего лишь перевесить. Просто-просто. Весомо-весомо.

Он говорит, что это не удастся сделать без победы в задании. Говорит, что накажет за попытки раскачивать чаши.

– Надеюсь, вам пока все понятно.

Р переминается с ноги на ногу. Ждет нашей реакции. Ни я, ни мой собрат по несчастью не шевелимся.

Он вновь проверяет часы.

– Ладно. Считаю вашу халатную безынициативность утвердительным ответом. Дальше… – Он подходит и поворачивает рычаг в обратную сторону. – Будет три раунда. Соответственно три шанса избежать наказания. Всего три простых этапа. И после каждого из них я буду понемногу опускать лезвие и подвешивать утяжелитель победителю.

Цепи звенят, шестеренки потрескивают, балка с копьями движется к потолку. С каждым щелчком острие удаляется от моего живота, и я чувствую облегчение.

– Теперь вам известны правила. Ничего сложного. Честно отвечаешь на вопросы, избегаешь наказания и побеждаешь. – Он показывает заготовленные грузики и снова смотрит на часы – кажется, чего-то ждет. – Весомо?

Как же он меня раздражает. Несмотря на то что все мышцы затекли, только развяжите меня, я сломаю психу челюсть, чтобы он никогда в жизни больше не хихикал и не шепелявил свое «весомо».

– В последнем туре начнется самое интересное…

Он говорит, что считаные миллиметры будут решать, кто умрет, а кто победит. Говорит, что в любой момент чаши правосудия могут склониться в противоположную сторону.

– Весомо?

Р опять хохочет.