Однако, прежде чем получить эти деньги, мне надо было решить еще одну непростую проблему. По советским законам, перепродажа с выгодой для себя не только машин, но и вообще чего угодно считалась тяжким преступлением – спекуляцией. Поэтому на себя мне оформлять полученные от колхозов машины было нельзя. Если бы в милиции заметили, что я хотя бы раз в год меняю автомобиль, тем более такой дефицитный, как УАЗ-469, – а их, кстати, тогда ставили на учет еще и военкоматах, чтобы использовать в случае войны, – ко мне очень скоро пришли бы с обыском. Так что надо было в каждом случае найти еще и надежного человека, на которого бы формально записали мой автомобиль в комиссионном магазине при продаже его колхозом и зарегистрировали в ГАИ на то время, пока я не подыщу очередного покупателя.

Знакомых у меня, конечно, было много. Но привлекать для столь деликатного дела даже самых старых и верных друзей, как я уяснил с первого же опыта, было опасно. Даже не из-за того, что кто-то мог случайно или даже специально – чтобы отомстить за какую-нибудь мелкую обиду – проговориться властям. В слишком большое искушение мне приходилось вводить людей. Ведь тот, на кого я фиктивно оформлял на время свою машину, даже оплачивая эту услугу, запросто мог заявить, что она его собственная и он сам ее продаст, чтобы получить все. По тем временам 30 тысяч – огромные деньги, на которые можно было безбедно жить, ничего не делая, несколько лет. И если очередной мой помощник поймет, как легко получить такое богатство, тут никакая дружба не поможет. И все мои труды пойдут насмарку.

Поэтому я почти всегда по таким вопросам имел дело с женщинами. Женщины вообще не так корыстны и расчетливы, как мужчины, более осторожны и меньше интересуются столь сложными и опасными проектами, какими я тогда занимался. И даже если у нас не было близких отношений, а мы просто хорошо дружили, на некоторых женщин все равно можно было положиться и не ожидать подвоха. Впрочем, поскольку для продажи каждой машины мне требовалась новая подруга – чтобы никого не заподозрили в той же спекуляции, я за всеми женщинами обычно ухаживал и заводил романтические отношения.

Во все подробности своей работы я подруг, конечно, не посвящал, но ничего специально и не выдумывал. Я честно рассказывал, что работаю снабженцем в колхозе, который согласился продать мне старую машину, но по тем или иным причинам на себя мне оформить ее нельзя, и просил помочь. Я выписывал на себя доверенность в колхозе, по которой забирал свой уазик и все документы на него, получал разрешение в министерстве сельского хозяйства на продажу машины населению и снимал ее с учета в ГАИ. Затем мы с подругой ехали в какой-нибудь другой город, где был комиссионный магазин, в котором меня не знали, и оформляли договор, будто колхоз продал машину ей. Искать каждый раз новый комиссионный магазин нужно было из-за того, что договаривался там обо всем и оформлял документы я. Моим подругам вся эта бюрократия была, естественно, не интересна – они лишь помогали мне, согласившись показать пару раз, где надо, свой паспорт и поставить подпись. Милиция же в те годы очень внимательно следила за комиссионными магазинами, разыскивая перекупщиков краденого и спекулянтов, и, если бы я часто появлялся в одном месте, меня, конечно, тут же заметили бы.

По полученным документам мы ставили автомобиль на учет в ГАИ на мою приятельницу, а через несколько дней снимали с учета, как будто она, в свою очередь, тоже решила ее кому-то продать. После этого мой уазик был готов к реализации. Но тут часто возникали уже другие трудности.

Покупателей мне приходилось искать подальше от Эстонии, где меня точно никто не знает, чтобы в случае каких-нибудь неприятностей с властями у нового владельца труднее было отследить непростую судьбу такого автомобиля. Поэтому обычно с момента получения мной машины у колхоза до ее окончательной продажи проходило довольно много времени, иногда два-три месяца. Я же почти все время находился в разъездах, и уделить много внимания подруге, на которую оформил уазик, было непросто. Еще труднее мне пришлось, когда таких приятельниц, по мере продажи все новых и новых машин, образовалось сразу несколько.

Когда я появлялся у какой-нибудь подруги после долгого отсутствия с просьбой последний раз сходить со мной в комиссионный магазин, чтобы оформить договор о продаже уазика, часто случалось тяжелое выяснение отношений. Кто-то чувствовал себя брошенной, кто-то ревновал, кто-то, узнав, какие огромные деньжищи я получил за этот вроде как считавшийся старым и ненужным автомобиль, считал себя жестоко обманутой, кляня себя за то, что сама не догадалась его продать. Как правило, получалось в конце концов с ними договариваться, хотя иногда это давалось очень непросто.

Однажды я договорился продать добытый с помощью колхоза автомобиль двум братьям-таджикам из города Орджоникидзеабад (сейчас он называется Вахдат). Уазик я сразу отогнал к ним в Таджикистан, а потом прилетел с покупателями в Таллин, чтобы оформить документы. Поскольку я думал, что все займет день-два, то поселил таджиков у себя дома и, пообещав, что скоро вернусь, пошел к подруге. Но та во мне уже окончательно разочаровалась и выгнала из квартиры, сказав, что больше вообще не хочет меня видеть. На следующий день я купил букет самых лучших роз и опять пошел к этой знакомой, но она опять прогнала меня. Так я ходил к ней дней пять, пока не смог наконец разжалобить. Общаться она со мной так и не согласилась, но зато выкинула через дверь свой паспорт – мол, делай с ним что хочешь.

Можно себе представить, как были ошарашены таджики, которые никак не могли взять в толк, почему я все время оправдываюсь и откладываю оформление документов, и каждый день куда-то хожу: как я объяснял – к жене, с букетами, но нужных бумаг от нее так и не приношу. Под конец, как я полагаю, они были напуганы уже до смерти, полагая, что это какая-то хитроумная ловушка, в которую их заманили, чтобы ограбить, а может и убить. Ведь с собой таджики привезли 33 тысячи рублей.

Но в итоге я справился и с этой проблемой. Я договорился с другой знакомой, которая согласилась за деньги сходить в комиссионный магазин с чужим паспортом. Сам паспорт подруги, которая меня больше не желала видеть, я при этом на время немного поправил. Аккуратно расшил нитки, которыми были скреплены его страницы, и поменял одну из них – ту, на которой была вклеена фотография. Поскольку в комиссионном магазине я и так дал взятку, чтобы оформили договор без обязательного осмотра машины, там не стали придираться, а может и не заметили, что номера паспорта на разных страницах не совпадают. В общем, закончилось с этим автомобилем все хорошо – я получил свои деньги, таджики – машину, моей уже бывшей подруге я вернул обратно паспорт с хорошим подарком, который, кстати, она все же взяла.

Вообще, я с женщинами, которых привлекал в свой бизнес, здорово намучился. Подыскать надежную подругу, в которой можно быть вполне уверенным, было сложно. Каждого человека надо было изучить, понять, что он из себя представляет, что от него можно ждать. Я с удовольствием платил бы за такую помощь, и несколько раз мы договаривались с подругами о взаимовыгодном сотрудничестве. Но большинство из тех, кто соглашались работать со мной за деньги, оказывались слишком корыстными и, когда понимали, что могут получить всю стоимость автомобиля и решить свои бытовые проблемы, пытались меня обмануть и оставить ни с чем. Пару раз я из-за этого терял заработанные мною же уазики.

После подобных ошибок я стал очень осторожен и все пытался найти честную и умную женщину, которая бы могла стать мне не только подругой, но и надежным партнером, которая бы могла взять на себя часть забот. Но таких я почти не встречал. Впрочем, несмотря на все эти хлопоты, разочарования и ошибки, дела у меня все же шли неплохо.

Сначала я продавал свои машины в Москве – на авторынке в Южном порту. Тогда это было одно из самых злачных мест в городе. Там располагался крупнейший в стране государственный автомобильный магазин, в котором, правда, в свободной продаже машин никогда не было, а желающих их приобрести записывали в очереди на годы вперед. Рядом был один из крупнейших комиссионных автомобильных магазинов. А на большой площади перед ними располагался сам рынок. Открыто там, конечно, никто автомобилями не торговал – он представлял собой огромную автостоянку, где толпились желающие продать либо купить машину, приезжавшие практически со всех концов страны. Все они ходили, подыскивали то, что им было нужно, осматривали машины, договаривались, где и как оформят документы о покупке, тайком общались со спекулянтами, предлагавшими дефицитные запчасти.

Больше всего покупателей на УАЗ-469 было из Средней Азии, и вскоре я решил возить свои машины прямо туда. В Южном порту тогда было небезопасно. Бывали случаи, когда бандиты грабили и убивали продавцов машин, да и милиция иногда устраивала облавы на спекулянтов. А так я себе стал устраивать еще и прекрасные отпуска.

Обычно каждый год весной я отправлялся на очередном уазике в путешествие. Доезжал через Кавказ до Баку, оттуда на пароме переправлялся в Красноводск на другую сторону Каспия, пересекал Каракумы и потом путешествовал в свое удовольствие по Туркмении, Таджикистану, Узбекистану и Казахстану. Это были чудные времена – прекрасная погода, великолепная природа, сияющие горы, плодородные долины, кристальные реки, море фруктов, изумительная восточная еда и еще полная свобода. Так я, чаще всего с какой-нибудь из подруг, проводил полтора-два месяца. Потом отправлял ее на самолете обратно в Таллин, а сам занимался продажей машины – ехал на ближайший авторынок и выставлял там свой УАЗ. Обычно на всем рынке мой уазик был единственным, и дольше десяти минут покупателя ждать не приходилось. Увидев мою машину, люди сами тут же подходили и спрашивали, не продам ли я ее.

Договорившись с покупателем, я оставлял УАЗ у его дома, после чего мы вместе на самолете отправлялись в Таллин, чтобы оформить документы. Поскольку показать машину в комиссионном магазине и милиции было невозможно, приходилось платить. Но никаких проблем никогда не возникало. Однако все хорошее рано или поздно заканчивается.

Летом 1983 года – по-моему, это был август, хотя точно не уверен – моей подруге пришла повестка с вызовом на допрос в прокуратуру. Той весной, как обычно, мы ездили на Кавказ в замечательный отпуск, по окончании которого я продал очередной уазик, путешествие прошло без каких-либо неприятных приключений. После возвращения прошло довольно много времени, я уже вовсю занимался другими делами и потому повестке из прокуратуры поначалу только удивился. Но следователь стал расспрашивать мою подругу именно про отпуск. Точнее – что мы делали в Грозном, где по пути в Баку на одну ночь останавливались в гостинице.

Как оказалось, в этой же гостинице в одном из номеров, по соседству с нами, жил следователь по особо важным делам МВД СССР из Москвы – некий майор Буянов, который приезжал в Грозный по каким-то служебным делам. Мы его в глаза не видели и даже не подозревали о его существовании. Но, как выяснилось, он заселился в эту гостиницу в тот же вечер, что и мы, а на следующее утро пропал. А через две недели его тело с пробитой головой нашли где-то в реке.

Убийство офицера МВД, тем более из Москвы, в те времена считалось событием чрезвычайным. Делом занялась Генеральная прокуратура СССР. Естественно, стали выяснять, кто еще в ту ночь, когда пропал майор Буянов, останавливался в гостинице. Номер тогда мы оформили на имя моей подруги, потому ее в прокуратуру и вызвали. Она, конечно, рассказала, что просто путешествовала с приятелем и никакого милиционера мы не видели. Но следователь, узнав, что мы были на машине, конечно, решил тогда осмотреть и ее – вдруг обнаружатся какие-нибудь вещи убитого или следы крови. В той ситуации это было совершенно естественно. Ведь останавливались в гостинице мы всего на одну ночь, потом сразу же уехали и, конечно, могли показаться подозрительными.

Узнав, что машина продана, следователи в поисках адреса ее нового владельца пришли в комиссионный магазин. Там они выяснили, что числилась машина хоть и на мою знакомую, но ездил на том уазике и оформлял на него все документы именно я, причем купил его всего несколько месяцев назад за 4 тысячи рублей, а продал уже за 30 тысяч. Получалось, что я получил 26 тысяч прибыли, а по тем временам уже 10 тысяч считались особо крупным доходом. Тут взялись за меня крепко. Следователи стали смотреть документы дальше и обнаружили, что только за два последних года я таким образом купил и продал 15 машин. Конечно, они заметили, что почти все машины я покупал вроде как старые и разбитые, а продавал уже почти новые. Как мне это удавалось делать и кому я давал взятки, я следователям не рассказал, а сами они выяснить не смогли.

Задержали меня в ноябре 1983 года на станции Рузаевка в Мордовии. Мы с приятелем везли в Среднюю Азию два очередных уазика. Поскольку уже начиналась зима, дороги были плохие, мы доехали своим ходом до Москвы, а там заказали железнодорожную платформу, на которую и поставили наши автомобили, а сами в них по пути и жили. Попались мы из-за того, что кто-то обворовал вагон, входивший в наш состав. Милиция осматривала всю станцию, нас заметили. Проверили документы, обыскали машины, выяснили, что у нас ничего краденого нет, и поначалу успокоились, пожелав хорошего пути. Но тут кто-то из милиционеров на всякий случай пошел в отделение проверить, не присылали ли насчет нас каких служебных бумаг, и обнаружил, что меня действительно ищут по делу об убийстве в Грозном майора Буянова. В Эстонии следователи меня не застали и потому объявили в розыск. Именно из-за этого дела меня сначала арестовали и начали допрашивать, и только чуть позже приехали милиционеры из Таллина, заинтересовавшиеся моими торговыми операциями.

Довольно долго меня переводили по разным тюрьмам – я побывал и в псковской тюрьме, и в новгородской, в Мордовии в Рузаевке, а потом еще в Крестах. Следователи узнали, что денег у меня много, и боялись, что я подкуплю охрану и сбегу или буду через знакомых пытаться мешать вести расследование. Из-за дела майора Буянова меня считали особо опасным подозреваемым, и приезжавшие ко мне разные сотрудники из Москвы все проверяли, как и зачем я оказался в те дни, когда произошло убийство, в Грозном. В конце концов они убедились, что к тому преступлению я отношения не имею, и мной вплотную занялись эстонские следователи.

Удалось ли найти убийц майора Буянова, так и осталось неизвестно. По крайней мере, я об этом ничего не слышал. Но позже я узнал, что помимо меня из-за той истории в тюрьму попали еще почти 30 человек. Расследование убийства сотрудника МВД велось на высшем уровне, следователи из Москвы тщательно проверяли всех, с кем тот мог перед смертью встречаться в Грозном, и у многих, как у меня, обнаружились свои грехи – кто-то брал взятки, кто-то воровал, кто-то спекулировал. Насколько помню, в итоге посадили директора и несколько администраторов гостиницы в Грозном, где мы и майор Буянов останавливались, начальника местной милиции, некоторых его подчиненных и еще много других людей.

Что касается дела о моих махинациях с колхозами, то следователи нашли много доказательств, хотя и не все улики сохранились. Незадолго до разоблачения я удачно съездил в командировку по автозаводам – на ГАЗ, АЗЛК и ЗИЛ, где добыл партии двигателей, агрегатов и прочих запчастей к разным машинам. Все это я держал у себя на хуторе в десяти километрах от Таллина, где тогда жил, и по мере надобности развозил по колхозам. После ареста милиционеры пришли туда с обыском и, посчитав найденное свидетельством моей незаконной деятельности, на четырех грузовиках вывезли все добро на свой склад. Но пролежало оно там недолго. Через несколько дней некие воры, которых потом так и не нашли, взломали милицейский склад и все изъятые у меня запчасти утащили. Потом мне рассказали, будто часть этого имущества оказалась у следователя Калла, который среди прочих занимался моим делом. Уже много лет спустя, когда Эстония стала независимым государством, тот же следователь Калл, который перешел на работу в полицию, вместе с коллегами попался на подобной махинации, и его уволили.

Впрочем, и без этого для суда и следствия в моей истории все было ясно. Большую часть техники, которая прошла через мои руки, следователи признали похищенной – мной одним, при помощи подруги и приятеля. По-другому написать, как и было на самом деле, по советским порядкам было очень сложно. Ведь тогда бы, как моих сообщников по спекулятивным сделкам, за полученные взятки и подделку документов пришлось сажать и всех тех, с кем я имел дело в совхозах и колхозах, на всех заводах и складах. В общем, десятки человек, хотя в то время все предприятия так и жили. Поэтому почти все мои поставщики – кто сам, а кто поглупее, по подсказке следователей, – дали показания, что все, что я перепродавал, якобы было мной нагло похищено. Конечно, это было смешно. Получалось, как будто я спокойно приезжал на многих грузовиках на склады самых разных организаций и вывозил все это добро десятками и сотнями тонн, невзирая на охрану и высокие заборы. И еще все грузил в грузовики руками в одиночку. Но суд тогда был советский, социалистический, и если шла речь о хищении социалистической собственности, на такие детали никто не обращал внимания. В итоге меня обвинили в воровстве, спекуляции, подделке документов и хищении социалистической собственности.