Голос Григорий Ивановича слегка дрогнул, и ему показалось, что это молчание мужчины в сером костюме, было намного страшнее той причины, по которой к нему и вошли эти люди в штатском.

Тот, кто был в сером костюме, приказал одному из сотрудников пригласить в качестве понятых соседей по лестничной площадке.

– А вас я попрошу одеться, Григорий Иванович. Я бы не хотел, чтобы ваши соседи запомнили вас нижнем белье.

Кулик, моментально сник. Он, по-стариковски шаркая пятками, в сопровождении одного из сотрудников СМЕРШа направился в спальню. Минут через пять, он вышел из спальни в галифе, по бокам которых выделялись малиновые лампасы. Григорий Иванович взглянул на мужчину и буквально плюхнулся в большое оббитое бархатом кресло, которое словно человек, жалуясь на свою нелегкую судьбу, громко и противно заскрипело под ним. Похоже, его плохо держали ноги.

– Вот ознакомьтесь, гражданин Кулик и распишитесь внизу постановления, – произнес мужчина. – Это санкция о вашем аресте и обыске в вашей квартире. Думаю, что там вы найдете ответы на все ваши вопросы.

Григорий Иванович промолчал и, взяв в руки листок бумаги и начал читать. Рука у него мелко задрожала, отчего буквы перед глазами заплясали в каком-то непонятном ему танце. Он положил лист на стол и только после этого смог прочитать текст. Он не сразу вник в его содержание, а когда содержание стало ему понятно, вдруг как-то обмяк в кресле. На его лице сначала появилась тень недоумения, а в глазах появились искры страха.

– Скажите, не знаю, как к вам обращаться, а Сталин знает о моем аресте или вы действуете из каких-то ведомственных интересов?

Мужчина улыбнулся, вопросу бывшего маршала.

– Моя фамилия Костин, звание у меня подполковник. Думаю, что Сталин все знает, – ответил Александр. – Впрочем, какая теперь разница, если есть постановление о вашем аресте.

– Скажите, можно мне позвонить и сообщить жене о моем аресте? Она сейчас на даче…

Костин снова улыбнулся. Сейчас он наблюдал за Григорием Ивановичем, отмечая про себя, как дрожат у него руки, как ломается его голос, стараясь подавить в себе, то ли гнев, то ли страх.

– Я думаю, что в этом нет необходимости, – ответил Александр. – Ей уже, наверняка, сообщили о вашем задержании. Думаю, что там, на даче уже идет обыск.

– Что будет с моей супругой? – спросил Костина Григорий Иванович.

– Все зависит от нее. Простите меня, но я не решаю подобные вопросы.

В зал вошел сотрудник государственной безопасности, за спиной которого стояли две женщины преклонного возраста. Мужчина быстро проинструктировал их и, они сев на кожаный диван, стали молча наблюдать, как сотрудники госбезопасности стали вытряхивать из комодов вещи, которые бросали прямо себе под ноги. Один из сотрудников вывалил из шкатулки прямо на скатерть золотые изделие. Камни, словно капли родниковой воды, засверкали в лучах солнца разноцветными лучами, привлекая внимание соседей.

– Это украшения моей жены, – тихо произнес Кулик. – Ей их подарила покойная мать.

– Ваша жена ни одного дня нигде не работала. Да и ее мать, тоже была не из трудящихся, – произнес сотрудник, составляя реестр изымаемых ценностей. – Не переживайте, мы все проверим – кто кому и за что дарил.

Сидящий за столом следователь, быстро внес их в опись, после чего сложил все в носовой платок, который сунул в карман костюма. Обыск длился уже более трех часов. За все это время, Григорий Иванович больше не проронил ни одного слова.

***

Сталин закурил трубку и, закрыв папку с рабочими документами, встал из-за стола. Его мягкие кожаные сапоги бы практически не слышны в этом большом кабинеты. Темно-зеленые шторы были опущены.

«Предатели, – подумал он, имея в виду генералов. – В начале войны бежали так, бросив войска, что догнать, было невозможно, а теперь, каждый требует почестей, заверяя его о своей исключительности во время войны и личной преданности».

Он сделал глубокую затяжку и закрыл от удовольствия глаза. Вдыхаемый дым, как ему казалось, немного успокаивал его, снимая дневную усталость. Сталин знал, что в его приемной вот уже двадцать минут ожидает руководитель СМЕРШ генерал-полковник Виктор Абакумов. Вождь подошел к столу и, отодвинув в сторону лежавшие на столе бумаги, нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и в кабинет вошел, подтянутый и моложавый руководитель СМЕРШ. Он замер у порога, ожидая разрешение для доклада. Сталин, молча, указал ему на стул. Абакумов сел за стол и раскрыл папку.

– Разрешите, товарищ Сталин, – произнес генерал-полковник.

Вождь кивнул головой и посмотрел на сосредоточенное лицо докладчика.

– Абакумов! Как идет работа по разоблачению антиправительственной военной группы.

– Товарищ Сталин, нам удалось использовать технические средства для фиксации и документации разговоров руководителей военных Приволжского военного округа. Если сказать кратко, то нам практически удалось зафиксировать разговоры Кулика, Гордова и Рыбальченко, в которых они крайне негативно рассуждают о вашей роли в прошедшей войне.

Абакумов достал из папки листок бумаги и положил ее перед Сталиным. Вождь взял в руки лист и быстро пробежал по нему глазами.

Совершенно секретно.

3 января 1947 года.

№ 082/А

Совет Министров СССР

товарищу Сталину И.В.

Представляю при этом справку о зафиксированном оперативной техникой 31 декабря 1946 года разговоре Гордова со своей женой и справку о состоявшемся 28 декабря разговоре Гордова с Рыбальченко. Из этих материалов видно, что Гордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти. Счел необходимым еще раз просить Вашего разрешения арестовать Гордова и Рыбальченко.

Министр государственной безопасности

Абакумов

– Кто у тебя работает по этой группе? – неожиданно для генерала, спросил Абакумова Сталин.

Генерал-полковник был немного удивлен вопросом вождя.

– Подполковник Костин из отдела Маркова. Это опытный оперативный сотрудник, товарищ Сталин. На днях он мне доложил, что стал объектом наблюдения со стороны людей Берии.

– Ах, Лаврентий, – усмехнулся вождь, – несмотря на ответственное задание, которое поручено ему партией, он по-прежнему пытается держать руку на пульсе. Зачем ему это, Абакумов, как ты думаешь?

Генерал-полковник взглянул на вождя и, заметив в глазах Сталина неподдельный интерес, ответил:

– Лаврентий Павлович ничего не делает просто так. Думаю, что его интересует круг генералов и маршалов, разрабатываемых СМЕРШ. У него свои интересы в этом: кому помочь уйти от ответственности, кого-то наоборот подставить под топор гильотины.

– Выходит, что Берия что-то задумал?

– Я не исключаю этого.

– Но откуда он узнал об этом? – спросил Абакумова вождь.

– Утечка исключена, товарищ Сталин.

– Я всегда считал его хитрым и умным человеком, – произнес вождь и усмехнулся.

– Это твоя проблема, Абакумов. Мне нужно это дело, вернее его результаты….

Сталин взял в руки остро отточенный карандаш и наложил резолюцию на рапорте.

***

Александр нервно ходил по кабинету то и дело, бросая свой взгляд на телефон, который стоял на краю его рабочего стола. Сегодня рано утром он провел первую часть намеченного плана, а именно, арест бывшего маршала Советского Союза Кулика. Сейчас он ждал санкции Генерального прокурора СССР Руденко на арест генералов Гордова и начальника штаба округа Рыбальченко. Однако, телефон молчал и это молчание таило в себе многое, в том числе и его арест, за превышение служебных полномочий.

«А вдруг стали не решился арестовать Кулика? Что не говори, а они старые знакомые. Дружба вождя, Ворошилова с Григорием Ивановичем, судя по документам, которые ему передал Абакумов, началась еще в годы Гражданской войны. Тогда Кулик командовал артиллерией Южного фронта и именно от его решительных действий, тогда зависел исход битвы за Царицын. Кто мог поколебать решимость Сталина? Ворошилов? Едва ли, он не станет на защиту Кулика».

Время шло, напряжение нарастало.

«А если Руденко не подтвердит санкцию на арест Кулика? А вдруг в Москве все переиграют? Вот ведь Сталин поменял свою позицию в отношении Жукова, а почему ему не изменить свое решение по Кулику? Нет, вождь не может изменить свое решение, которое он так долго держал в себе. Если сейчас все это провалится, то Сталин покажет свою слабость перед генералитетом и маршалами. Ему нужна сакральная жертва. Он должен показать всем им, что у него нет любимцев, что каждый из них зависит от его желания и воли. Поэтому, наверное, не стоит излишне волноваться, Руденко не станет перечить воли вождя».

Александр достал из кармана брюк пачку папирос и закурил. Только сейчас он обратил внимание на пепельницу, которая была полна окурков. Звонок прозвучал неожиданно громко. Костин вздрогнул и поднял трубку.

– Александр Павлович! – услышал он глуховатый голос полковника Маркова. – Санкции на арест получены. Можете приступать к реализации запланированных мероприятий.

– Вас понял, Владимир Иванович, – ответил Костин, чувствуя, как у него от внезапно охватившего его волнения, слегка дрогнул голос. – Мне будут нужны три изолированные квартиры. Прошу вас дать соответствующие распоряжения.

– Не переживайте, квартирами эти люди будут обеспечены. Когда вы планируете выезд из Куйбышева?

– Думаю, что не раньше понедельника, Владимир Иванович. Здесь необходимо прибраться.

В трубке раздались гудки отбоя. Александр вышел из кабинета и рукой махнул дежурному по отделу.

– Срочно найди Муравьева и Мохова.

Дежурный козырнул и исчез за дверью кабинета. Костин вернулся к себе в кабинет и сел за стол.

«Вот ведь как все вышло, – подумал он. – Во время войны я выявлял и ликвидировал немецкую агентуру, а теперь разрабатываю свой же генералитет. Почему СМЕРШ должен заниматься этим? Мы военная контрразведка, что кроме нас больше некому поручить это дело? Выходит, Сталин не совсем уверен в службе Берии, а иначе поручил это дело ему. Арест Кулика силами СМЕРШ это и щелчок по носу Берии….».

В кабинет вошли вызванные им офицеры. Костин посмотрел на них, словно стараясь угадать, готовы ли они к выполнению его приказа.

– Санкции на арест получены. Берите бойцов и вперед.

– Товарищ подполковник, – обратился к нему Мохов. – После ареста генерала Кулика, эти люди могли отдать приказы об усилении охраны. Что нам делать, если охрана будет препятствовать их задержанию?

– Всякое сопротивление должно быть погашено. Постарайтесь это сделать без стрельбы и крови.

Офицеры козырнули и вышли из кабинета. Минут через пять со двора донесся гул автомобильных моторов, который быстро растаял в предрассветной мгле.

***

Вагон поезда медленно покачивался из стороны в сторону. Кулик сидел около окна и сквозь решетку смотрел на пролетающие мимо поезда станционные постройки, населенные пункты. В купе было жарко и душно. Его попытки уговорить конвоира, чтобы тот открыл дверь или окно, остались безответными. Григорий Иванович снова посмотрел в окно, за которым вечер тихо заменял день.

Сегодня при посадке в специальный вагон он увидел офицера, который руководил его арестом. Тот стоял на перроне вокзала, и как показалось генералу, нервно курил. Он хотел поинтересоваться у него, что с его женой, но толчок конвоира, заставил его быстро подняться в вагон.

– Боец! – обратился он к конвоиру, это вы меня куда?

Солдат промолчал, по его лицу пробежала едва заметная ухмылка.

– Приедем, узнаешь, – буркнул в ответ боец. – Отставить разговоры….

Всю дорогу Кулик думал, зайдет к нему этот высокий красивый подполковник или нет. Прошли сутки пути, офицера он так и не увидел. Сейчас он пытался вспомнить, что было в том постановлении об его аресте, в чем конкретно его обвиняли. В тот момент, когда офицер протянул ему этот документ, Григорий Иванович был в прострации и прочитал его, не вдумываясь во фразы и формулировки. Сейчас он попытался восстановить их в памяти, но у него ничего не получалось.

Последние лучи солнца зацепились за край лесополосы, словно пытаясь хоть еще немного согреть людей. У решетчатой двери остановился конвоир. Он внимательно посмотрел на Кулика. Григорий Иванович хотел к нему обратиться с вопросом, но вовремя передумал, так как уже полностью усвоил арестантские правила. Они были просты: меньше вопросов, лучше самочувствие.

Кулик закрыл глаза, он словно старался отгородиться этим от реальности. Память вернула его впервые дни войны, когда он по приказу Сталина прибыл на Западный фронт.

….. – Лейтенант! – обратился к командиру танка, Кулик. – Дайте, мне вашу карту. Интересно, где мы сейчас находимся? До Гродно далеко?

Офицер посмотрел на маршала и молча, протянул ему несколько карт, которые достал из полевой сумки.

– Ты что мне суешь, сынок? – выругавшись матом, произнес Кулик. – Какие ты мне карты дал? Ты что не понимаешь, о чем я тебя прошу? Я не наступаю на Варшаву!

– Простите, товарищ маршал, но других топографических карт у меня нет. Эти мы получили десять дней назад. Вот видите, здесь от Белостока до Варшавы, товарищ маршал.

Григорий Иванович отшвырнул их в сторону.

– Идиоты! Воевать на чужой территории, малой кровью, – произнес он и криво ухмыльнулся. – Тоже мне стратеги. Остается лишь спеть песню, что броня наша крепка и танки наши быстры.

– Куда теперь, товарищ маршал? – спросил его командир танка. – В какую сторону?

– Нужно найти какую-нибудь часть, может они знают, что творится кругом. Никакой связи, словно мы на чужой территории.

– А где ее искать-то эту часть? Кругом лес, да брошенная техника…. Вы сами видите – ни души.

Маршал снова громко и смачно выругался. В душе у него снова поселился панический зверек, который советовал ему бросить все и спасать свою шкуру. Григорий Иванович посмотрел на танкиста, словно стараясь угадать, заметил ли тот в нем страх.

Кулик открыл люк и высунулся из него. Вся дорога, по которой двигалась бронированная машина, была забита брошенными автомашинами, танками, орудиями. От всего увиденного у Григория Ивановича, вдруг началась неконтролируемая истерика.

– Суки! Сволочи! Как это все можно бросить, – рычал он, переходя от слов к грубой ругани. – Почему они бросили нормальную боевую технику и убежали? Как же так! Родина, присяга…. Столько во все это вложено и все коту под хвост.

Он закрыл люк и посмотрел на лейтенанта. Взгляд маршала был таким суровым, словно во всем, что творилось вокруг, виноват этот молодой танкист. В танке стало тихо, все ждали приказа маршала.

– Чего смотришь? Ты думаешь, что во всем этом виноват я? Нет, я здесь не причем, всем, что ты видишь, лейтенант, командовали другие люди.

Григорий Иванович глубоко вздохнул и замолчал, словно у него не было больше сил комментировать это кладбище боевой техники.

***

Танк, по-прежнему стоял на месте.

– Чего сидишь? – обратился Кулик к лейтенанту. – Давай из машины, посмотри, что там. Не может быть, чтобы здесь никого не было.

Лейтенант достал из кобуры «Наган» и выбрался из башни танка. Офицер спрыгнул с танка на землю и медленно направился вдоль стоявшей техники. Лес, дорога и стальное безмолвие накладывали определенные эмоции на лицо лейтенанта. Где-то вдали громыхало, и было трудно разобрать, что это, то ли раскаты грома, то ли артиллерийская канонада. Где-то совсем рядом затрещали выстрелы.

Офицер зашел за стоявший у дороги танк «КВ», так как услышал шум двигателей, а затем на дороге показалась и колонна машин и танков.

– Стоять! Выкрикнул лейтенант и трижды выстрелил в воздух, стараясь привлечь к себе внимание.

Кулик, услышав шум моторов, а затем выстрелы, побледнел лицом. В эту минуту он просто испугался, попасть в плен немцев.

– Товарищ маршал! Это наши! – услышал он голос офицера.

Маршал выбрался из танка и поднял руку. Рядом с ним остановился легкий танк «Т-26». Подняв облако серой пыли. Из него выбрался военный в звании капитана.

– Драпаете, суки! Кто командир?

К нему подбежал капитан и вытянувшись в струнку, начал докладывать. Несмотря на то, что на Григории Ивановиче был надет танкистский комбинезон, капитан, похоже, сразу признал в нем маршала, Героя Советского союза. Доклад капитана был каким-то сбивчивым, что невольно вызвал раздражение у маршала.

– Где наши? – не дав тому закончить доклад, закричал на него Кулик. – Где старшие командиры? Бежите, суки!

Капитан замолчал, так как просто не знал, что ответить маршалу.

– Товарищ маршал! Нашу колонну атаковали немецкие танки. Двумя мощными танковыми ударами они рассекли наш полк на две половины. Я сам лично видел, как машину командира полка раздавил немецкий танк. Где сейчас наши части, я не знаю…. Кругом немцы. Пока мы двигались, трижды натыкались на их мотоциклистов.

Кулик усмехнулся, хотя ему было не до этого. Он никогда не считал себя трусом, как не считали его таковым и многие знавшие его люди, но сейчас все эти красноармейцы ждали от него какого-либо решения, но Григорий Иванович молчал, потому, что не знал этого решения, которое бы подняло боевой дух этих деморализованных людей.

– Я не исключаю, товарищ маршал, что немцы сейчас где-то под Гродно, – произнес капитан. – Связи с Минском и Гродно нет. Боеприпасов также нет. Вы видите, что творится на дороге: танки без горючего и боеприпасов, обороняться просто нечем.

Маршал, молча, выслушал капитана. Он явно был растерян и просто не решался взять в руки управление войсками. Взобравшись на танк, он приказал танкистам двигаться дальше. Повинуясь его приказу, пехота полезла в кузова машин и на танки. Колонна, словно сказочная змея, извиваясь по лесным проселочным дорогам, двинулась на восток.

Кулик открыл глаза, услышав шум открываемой решетки. Вошедший контролер поставил перед ним металлическую тарелку с кашей и кружку с водой.

***

Костин сидел в купе, разложив перед собой документы, он готовился к докладу. За стенкой вагона о чем-то громко спорили Муравьев и Мохов. Александр открыл вагонное окно, впустив в купе свежий воздух с запахом полевых цветов. Легкий ветерок ласкал его лицо, играл в его волосах, создавая чувство комфорта и благополучия. Достав из пачки папиросу, Костин вышел в тамбур, где закурил.

Этот монотонный стук колес вернул его в август 1941 года. Тогда, после выхода из очередного окружения, Александр оказался в фильтрационном лагере. Его допрашивал старший сержант госбезопасности и интересной фамилией Смешной. Несмотря на столь веселую фамилию, сотрудник НКВД был хмур и немногословен.

– Когда и при каких обстоятельствах оказался в окружении? – повторял он своим скрипучим голосом, словно заевшая пластинка на граммофоне. – Когда и при каких обстоятельствах был завербован немецкой разведкой?

– Я сотрудник Особого отдела 10-ой армии, – в который раз повторял ему Костин. – В окружении оказался в июле этого года. Вышел в составе 872 стрелкового батальона 498 –ой бригады. Вместе со мной….

Он снова не договорил, сильный удар старшего сержанта буквально смел его с табурета, словно невесомую пушинку. Бить Смешной умел. Костин с трудом поднялся с пола и сел на табурет.

– Когда и при каких обстоятельствах оказался в окружении?

– Проверьте. Ведь все что я говорю легко проверить!

– Когда и при каких обстоятельствах стали сотрудничать с немецкой разведкой?

Костин вытер лицо, по которому текла кровь из разбитого носа.

– Чего замолчал? – спросил его Смешной. – Впрочем, мне все равно, завтра тебя расстреляют, как изменника родины.

– Я лейтенант, сотрудник Особого отдела Армии….