Цитаты из книг автора «Александр Архангельский»

Главная квартира Наполеона переведена в Кремль. Французский император делится с Коленкуром восхищением от теплого русского климата: осенью

но «вера предков» – смысловая основа русской монархии; причастность правителей тогдашней России общецерковной жизни – основа социальная.

вельможи раннеалександровского круга ценили западное христианство как силу, способную содействовать народному образованию; «господствующую» церковь – как духовный институт, поддерживающий гражданскую нравственность.

Веротерпимость была нормой[170]; инославное влияние не пресекалось; иезуиты повсеместно открывали колледжи; от сборов в пользу остзейских пасторов не освобождались даже православные…

И законодательство, и практика первого одиннадцатилетия обеспечивали относительную свободу вероисповедания (на

сподвижники раннего Александра способствовали принятию указа – в числе первых! – освобождающего священство от телесных наказаний.

А там о неформальной церковной прописке не спрашивали, ценя самодостаточную красоту православного богослужения, занимая досуг толкованием мистических текстов, волнуя кровь таинственностью Сведенборга, каббалистически обсчитывая звериное имя Наполеона, ни во что глубоко не веря, ни во что особенно не вникая.

«Молчаливым большинством» своей православной державы, как было не раз уже сказано, царь правил в последнюю очередь; в первую – он правил вельможным сегментом русского общества, дворцом.

Довоенный Александр Павлович мог сколько угодно стилизовать эсхатологию, но к настоящему религиозному самоопределению, как политика практического, его могла подтолкнуть или душевная драма, или государственная необходимость.

Послушай, князь… от чего это делается, что ясность небесная, тихое колебание вод, освежение, доставляемое нам зеленью дерев, располагают нас к каким-то сладостным чаяниям и влечениям. Вопреки моего разума… я невольно ощущаю в себе это влечение поддаться и водворить в себе столь освежительные истины религии»[169]