Цитаты из книги «Бюро проверки»

Впрочем, в семьдесят седьмом про католическое Рождество никто особенно не вспоминал, во всяком случае, в моём семействе; Новый год был единственной точкой отсчёта.

Через месяц с небольшим (как сейчас помню, завершалась холодная осень семьдесят седьмого, всюду висели плакаты и флаги, в честь 60-летия Великого Октября; революция вступила в пенсионный возраст) я заявился к громогласному отцу Илье. Отстоял, как положено, службу, дождался окончания молебна, отпевания и завтрака священников. Отловил на выходе из храма и попросил крестить меня – без восприемников и записи в церковной книге,

тошнотворно пахло тухлым хеком, а на бакалее высился прозрачный конус с подкисающим томатным соком, я чувствовал себя как иностранец, приходящий в ужас от советского народного хозяйства.

Мы как будто переехали в страну, где нет очередей и дефицита, а есть ожившие картинки из книги о вкусной и здоровой пище. Заходя в соседний гастроном, в котором тошно

Бог откроет. Просто Богу – не шепчут, Богу кричат.

в этой жизни Бог на первом месте. Не прозрения, не тайны, не профессия,

Вы, Алёша, оказались ровно там, где было нужно. Нужно – Вам. И там, где Вы нужнее Богу. Где Господь ожидает Вас лично. Вам предназначен сложный путь. Философом вы, разумеется, не станете. Среди прочего и потому, что философия – не Русская затея. Даже настоящие Славянофилы, вроде умницы Аксакова и бойкого Самарина, заражены абстрактным мудрствованием, чужим для нашего объёмного ума. Наш путь совсем другой. Не жонглёрский навык изощрённого ума, но прямой и целеустремлённый путь. В Небо, к Богу, во Святую Ру

Потому что вера и верность – слова однокоренные. Нам, Русским, что бы мы ни думали об Иудеях, есть тут чему поучиться.

И вот Билала больше нет. Где-то там, за горизонтом, перестал существовать хороший мальчик. Словно взяли ластик и затёрли контур. Остались разрыхлённая бумага, чёрные окатыши резинки и марганцовый запах грифеля.

Как же я любил тогда Москву… Страдающий архитектурным сколиозом, простроченный трамвайными путями, этот город корчился, гремел, чадил, но стоило свернуть в очередной кривоколенный переулок, и ты погружался в последний покой, где безраздельно царили старухи. В длинных авоськах телепались продукты: белый батон, нарезно́й, за тринадцать копеек, четвертинка «Орловского» чёрного, баночка килек в кислом томате, тре