Агент продолжила что-то обсуждать, но Саша уже ее не слушал. В это время в помещение вошла старая женщина. Она ходила по залу и вела себя спокойно и деловито, с интересом изучая похоронную атрибутику. «Возможно, в основном люди так себя и ведут в подобных ситуациях», – подумал Асов, угрюмо всматриваясь в передвижения новой посетительницы. У Асова была выработана привычка, все, что касалось человека, он старался воспринимать как пессимист, все, что касалось неодушевленных вещей, воспринимал как оптимист. Поэтому Саша так скептично рассматривал эту бабульку, подозревая ее в цинизме. Асов пытался не быть похожим на большинство, к коим отнес и эту старушку. «Не важно, что думают обо мне окружающие, гораздо важнее то, что думаю о себе я сам. Пусть все вокруг будут мразями, но это не значит, что я должен быть таким, как они», – вспомнил Саша фразу отца. Поэтому Асов стремился быть таким человеком, чья внутренняя морально-нравственная шкала ценностей соответствует общепринятым ценностям, а не тем, которые стали проявляться в нашем обществе в последнее время, с такими оттенками, как цинизм и приспособляемость.

Агент заметила пришедшую женщину и, закончив разговор по телефону, обратилась к Асову:

– Подождите несколько минут, и мы продолжим.

– Хорошо, – ответил Саша и, встав со стула, направился в помещение с вытяжкой. Мама сказала ему:

– Пойду подышу свежим воздухом.

Он кивнул ей и зашел в комнату, оставив дверь приоткрытой. Прислонившись к косяку двери, Асов смотрел на гробы. Он перешел сюда потому, что ему внезапно захотелось побыть одному. Саша принадлежал к породе людей, предпочитающих переносить свою боль в одиночестве. Он вздохнул, глядя на деревянные ящики, обитые материей, и понял, что переоценил свои силы, потому что невольно тихо произнес:

– Папа, папа, папа. Как же так? – Его взгляд вдруг подернулся дымкой, которая была не чем иным, как влагой, мгновенно исказившей изображение в глазах. Все вокруг расплылось и потеряло свои очертания, приняв вид нечетких пятен. Из груди вырвались рыдания. Асов, как мог, заглушил их, но его всего трясло, по щекам текли слезы. Он плакал. Абсолютно неожиданно для себя. Он плакал, пытаясь не издать ни звука. Боясь, что кто-то это заметит, Саша взял край своего шарфа и прижал его ладонью левой руки к своим глазам.

Асов в своей жизни перенес многие тяготы и лишения, какие выпадают не каждому человеку. Но он не плакал уже с раннего детства и успел забыть это чувство. То, что с ним сейчас произошло, не удивило его, он просто вспомнил, что это такое, и принял как есть. Теперь, один и разбитый горем, Саша стоял и плакал в комнатке с гробами. Он прятал свои чувства и свою внезапную слабость, потому что четко осознавал, что остался один и сейчас слабость для него непозволительна, как и нерешительность. Возможно, она и не воспринималась бы окружающими негативно, но ему не хотелось, чтобы ее видели. Сейчас его не волновали стыд или сочувствие. Нет. Он просто оплакивал своего отца.

Асов стал медленно и глубоко дышать, но сомкнутые губы предательски дрожали. Затем он заставил себя ни о чем не думать, сосредоточившись взглядом на мерно и монотонно гудящей коробке из нержавеющей стали – вентиляторе в оконном проеме. Саша начал делать глубокие вдохи, как после напряженного бега. Одновременно он закрыл глаза и в конце глубокого вдоха закатывал глазные яблоки. Такое движение чуть раздражало участок мозга, который затормаживал нервную систему, успокаивая ее. Прием, заученный Асовым и опробованный ранее, подействовал и теперь.

Боясь, что глаза красные, а ресницы еще не высохли от слез, но не желая больше оставаться в этом помещении, он вышел в зал, намереваясь идти на улицу. Проходя мимо агента и сидящей перед ней за столом старушки, Саша услышал отрывок их диалога:

– Да нет, не надо. Пусть все будет по-простому. Зачем ей это? – говорила старушка. – Мы с ней были просто соседи, – добавила она, как бы оправдываясь. При этом бабулька укладывала в обычные целлофановые пакеты беспорядочно разбросанные по столу медали тускло-желтого цвета и маленькие книжечки документов в красных обложках.

«Значит, умерла фронтовичка, – решил Асов. – Настолько одинокая, что организовать похороны взялась соседка. При этом она не желает слишком обременять себя». Мгновенно перед мысленным взором Саши промелькнуло несколько вариантов, как одинокий ветеран мог оказаться в подобном положении. Старушка и агент быстро посмотрели на Асова, агент задержала свой взгляд на нем, но выражение ее лица не изменилось. На выходе Саша встретил маму, которая вернулась с улицы:

– Пойду покурю, – сказал он ей.

Морозный воздух подбодрил Асова. Он старался не курить на улице, потому что при этом ослабевал иммунитет и можно было легко подхватить болезнь горла или легких, но в данный момент ему было все равно. Через несколько минут Саша уже смог подготовиться к новой встрече с давящей атмосферой похоронного бюро.

Из бюро вышла старушка, и Асов вернулся к агенту, которая продолжала что-то высчитывать на маленьком листочке бумаги. Мама сидела на одном из стульев, рядом со столом. Увидев Сашу, агент оторвалась от своего занятия и спросила:

– Венки какие будете брать?

– Не знаю, – ответил Асов.

– Пойдемте посмотрим. Надписи на лентах какие делать? – задала вопрос женщина. – Вот, смотрите, – указала она на большой венок треугольной формы, в середине которого искусственные цветы были раскрашены так, что образовывали российский триколор: – «От сына» или «Любим и скорбим»?

– Давайте так, от сына, – решил Саша.

– А еще от родственников, от родителей?

– Не знаю, – засомневался Асов, затем, сделав над собой усилие, добавил: – Ладно, пусть будут.

– А какие?

– Все равно, – произнес Саша.

Они вернулись за стол и стали ждать, когда агент закончит свои вычисления. В тишине мерно раздавался лишь гул вытяжки. Затем хлопнула входная дверь и в комнату вошла еще одна женщина в длинном черном пальто. Она была высокой, явно старше средних лет. Женщина перекинулась приветствием с агентом, и Асов понял, что это второй агент. Она прошла вглубь комнаты, куда-то к вытяжке, и, открыв дверцу стоящего там шкафа, повесила в него пальто и положила шапку. Закончив ритуал разоблачения от верхней одежды, дама подошла к зеркалу около входа в комнату и начала поправлять прическу. Саше очень много рассказали о ней ухоженное лицо и наряд, скрывавшийся под пальто. Несмотря на возраст, выглядела моложаво.

Первым делом Асов обратил внимание на то, что хотя она и работала в доме скорби, ее черные брюки были так туго натянуты на бедрах, что выделялось нижнее белье, а блузка была с яркими цветами. Между тем Саша поймал себя на мысли, что не может уловить ее взгляд. Ее глаза в замешательстве бегали по комнате. «Интересно, сколько ей лет? – размышлял Асов. – Впрочем, у современной женщины уже невозможно определить возраст по внешнему виду. Школьницы выглядят как тридцатилетние, а тридцатилетние – без возраста. Да, уже не секрет, что беспорядочная половая жизнь преждевременно старит». Поэтому он решил не угадывать ее возраст, а узнать: в чем же она виновата? Вскоре Саша понял.

– Ты водителя нашла? – спросила ее первая агент.

– Понимаешь, Света, – стала говорить она, почему-то глядя на Асова. – Никого нет. Я позвонила Олегу, Паше – никто не отвечает на звонки.

– Галя, какая разница? Есть же график дежурств. А клиентам наши проблемы знать не нужно. Ищи.

– Ну ни до кого дозвониться не могу, – снова сказала та.

– Кто дежурит по графику?

– Антон.

– Вот и звони.

– Сейчас, – она села за один из свободных столов, вытащила из его ящика бумажный лист и начала звонить по телефону на столе.

Асов угрюмо смотрел на нее. Он даже не допускал мысли о том, что не сможет выехать за телом. Внутренний голос подсказывал ему: успокойся и не думай об этом, не заботься, но он все равно перебирал варианты. «Поезд? – размышлял он. – Нереально. Не договориться сейчас, за такое короткое время, с почтово-багажным. Потом грузовое такси до гарнизона: из Питера в глухомань Песковской области. Нереально. Выезжать нужно только отсюда и на автомобиле. Дура какая-то эта Галя». Саша обернулся к Свете и, пытаясь вызвать конкурентную неприязнь, спросил:

– А в «Ритуале» машины нет?

– Нет, нет, – поспешно ответила ему агент.

– Как спит? – раздался голос Гали. – Поздно пришел? Но он сегодня дежурит, – виновато выдавила она из себя. – Нужно ехать за грузом в Песков. Как не встанет? Не поедет? Ладно, до свидания, – к удивлению Асова, та закончила разговор не споря и положила трубку.

«Ни хрена себе, – подумал Саша. – Да скажи у нас кто-нибудь, что он в свое дежурство не выйдет на работу, потому что всю ночь пьянствовал, а теперь отсыпается и ему на все наплевать, его бы мигом вышибли в “народное хозяйство”. Да уж, контора. Хотя, может быть, это и к лучшему. Доверять ответственную работу такому… да еще с похмелья, нельзя и даже опасно». Галя снова посмотрела на Асова и сказала:

– Я не знаю, что делать, – слишком быстро решила она. Асов еще не успел как следует разозлиться на нее, как Светлана Николаевна раздраженно произнесла:

– Галя, какое дело клиентам до наших проблем, что ты тут устраиваешь? Позвони в Горск. Там же наш филиал. Позвони частнику, наконец. Давай, звони.

Затем она обратилась к Саше:

– Место где будете заказывать? – она стала объяснять Асову, увидев в его взгляде вопрос. – У нас сейчас единственное городское кладбище в Радостево. Вы на общем будете его хоронить или на воинском?

Вместе с недоумением по поводу названия кладбища, которое, кроме кретина-чиновника, придумать никто не смог бы, внутри что-то подсказывало, что по всему, естественно, хоронить нужно на воинском.

– На воинском, конечно, – ответил он.

– Точно?

– Да.

– Да, наверное, это правильно, – нехотя согласилась она. – На воинском участки распределяют большие. На два места сразу, то есть с возможностью подзахоронения. Ограду только нужно заказывать непосредственно на кладбище. Памятник же можете через нас, от государства, ну, это мы потом обсудим.

– Да, отец часто насмехался над тем, что государство обязано обеспечить ему памятник. При установке памятника через вас расчеты по безналу или военкомат выдаст непосредственно деньги?

– Платежи все по безналичному расчету. Да, и вот еще что: кто будет забирать свидетельство о смерти? Просто мы делаем на нем отметку, что памятник установлен.

– Я.

– Дело еще в том, что оно существует в единственном экземпляре. Его выдают только на основании справки о смерти. Соответственно, и право на наследство может заявить только тот родственник, у кого оно на руках. Остальные наследники заявить свои права на наследство без свидетельства не смогут.

– Вот как? А как же закон, наследственное право и Гражданский кодекс? – невесело усмехнулся Асов.

– Понимаете, любые копии со свидетельства о смерти недействительны. Таков порядок. Поэтому, когда будет проходить оформление, то вы будете его только показывать. У нас часто бывают такие скандалы, некрасивые ситуации, когда родственники не дают другим свидетельство о смерти, даже не выпускают его из рук, и даже завещание в этом случае не помогает. Все переходит в доход государства или… – она замялась, подбирая слова.

– Недобросовестных наследников, – подсказал ей Саша.

– Да. Ну, вы сами понимаете, что споры из-за наследства не редкость. У вас как?

– У него осталась вдова, а мне ничего не нужно. Что касается родителей, то они ему никто. Можно сказать, что они его и… В общем, здесь проблем не будет. Я все сделаю по-своему, – внутренне похолодев от такого решения, произнес Асов.

– Хорошо. Вот, – агент, наконец, показала им листок, на котором что-то писала. – Я подсчитала всю организацию похорон. Всего десять девятьсот.

– Заплатить сейчас?

– Лучше сейчас, потому что из этих денег пойдут расходы на бензин катафалку и еще на разные мероприятия.

«Что ж, деваться некуда», – подумал Саша.

– А квитанция, договор?

– Квитанцию я сейчас выпишу. Договор лучше потом, кроме того, у меня сейчас нет бланков, и, может, будут дополнительные расходы, которые нужно записать в договор.

– Хорошо, – согласился Асов, – есть одна деталь. Его родная сестра хочет, чтобы его поместили в «Похоронный дом».

– Не в городской морг?

– Нет. Это можно устроить?

– Да, но там нужно будет платить аренду. Это можно оплатить потом.

– Понятно. А мои документы вам не нужны?

– Какие?

– Паспорт, свидетельство, удостоверение?

– Вы тоже военнослужащий?

– Нет, – и Асов вытащил удостоверение, карточку-заместитель на огнестрельное оружие и положил их на стол перед агентом. Она взяла удостоверение, раскрыла его и прочитала. Что ж, Саша давал понять: за обман рассчитается.

– Нет, ваши документы не нужны, – ответила она.

– Ладно, – сказал Асов и, не считая, выложил на стол все свои деньги, потому что точно знал, сколько там. Затем посмотрел на маму и попросил: – Дай еще полтинник.

Она достала из сумочки кошелек и добавила в кучку купюр на столе еще одну банкноту. Агент отдала Саше листочек с расчетами:

– Постарайтесь его сохранить, для договора, – после чего пересчитала деньги. Закончив, она взяла бланк квитанции и стала его заполнять, положив под него копирку. Воспользовавшись передышкой, Асов позвонил тете:

– Алло? Тетя Тоня?

– Да, – ответил голос в телефонной трубке.

– Договариваться насчет «Похоронного дома»?

– Да, конечно. Я уже узнавала. Там есть два зала: малый и большой, для прощания и отпевания. Я решила взять большой. Он рассчитан на двести человек. Народу будет меньше, но я подумала, что в малом будет душно. В основном будут люди пожилые, и они могут задохнуться от дыма свечей и ладана.

– Хорошо, я скажу агенту связаться с «Похоронным домом». А как у вас насчет машины?

– Ищем, нигде в городе нет. Сейчас будем звонить в грузовое такси. Может, они согласятся.

– У нас тоже маленькая заминка. Все водители пьяны, но агенты кого-нибудь ищут.

– Хорошо. Держи меня постоянно в курсе. О деньгах не думай, – снова сказала она ему.

– Добро, спасибо. – Асов нажал кнопку разъединения на своем мобильном телефоне. Затем посмотрел на Светлану Николаевну, которая запирала сейф с деньгами. После этого она передала Саше квитанцию.

– Ну, как дела с катафалком? – спросил он ее.

– Сейчас найдем. С «Похоронным домом» состыковываться?

– Да.

– На какое время назначить похороны?

– Так. Сегодня первое. Если сегодня выезжаем, то второго, максимум третьего, мы будем здесь.

– А время? На кладбище хоронят в час и в три.

– На три, – повинуясь некоему инстинкту и пытаясь следовать православному обычаю предания тела земле на третьи сутки после смерти, назначил Асов. Все равно внутренне он сомневался, что успеет к этому сроку. Время похорон, три дня, показались ему богоугодным временем. Это потому, что цифра «три» была противовесом числу зверя. Своим смутным дремучим суеверием, которое внезапно стало просыпаться в нем, Саша предполагал, что будет, если он опоздает. Отец умер насильственной смертью, и если не выполнить правило трех дней, то, может быть, он заберет с собой еще троих в течение года – так пугали в детстве дворовые страшилки.

Асов был не религиозным человеком, но верующим, и сейчас ему хотелось сделать все правильно. Он внезапно вспомнил один эпизод из жизни, совпадение. Когда он был еще ребенком и толком не осознавал, что такое смерть, и даже боялся смотреть фильмы ужасов, зимой в гарнизоне разбилась машина, водитель скончался. Его похоронили на четвертый день. В воспоминаниях Саши осталось, как перед похоронной колонной несли на бархатных подушечках ордена и медали усопшего, а сзади – ярко-красный гроб и его крышку, на которой лежала фуражка. В толпе бродили слухи о том, что раз нарушен обряд похорон и покойник вернется и заберет с собой еще троих. Весь тот год по дворам вокруг гарнизона выли собаки. И действительно, зима тогда в гарнизоне была особенно холодной и жестокой, ее не пережили трое абсолютно посторонних покойнику жителей гарнизона.

Еще мысли Асова возвращались к Рафиде. Это была вторая жена отца. После развода через какое-то время отец с мамой решили сойтись, и Саша был счастлив. Человек, который имеет стабильную семью, не ценит ее и вряд ли поймет надежды и стремление сохранить любым способом брак родителей, чьи взаимоотношения давно уже перешли в категорию неприязненных. Теперь, уже став взрослым, он понимал, что жить вместе им было тяжело, и они не должны были мучиться только из-за просьб сына остаться вместе. Отец уехал в командировку в так называемый суверенный Таджикистан, в контингент миротворческих сил. По его возвращении оттуда они и должны были вновь воссоединиться. Все знали дату приезда отца. Но к назначенному сроку он не позвонил и не появился в Опольске. Позвонил сам Саша, в гарнизон. Асов догадался, хоть отец и не говорил об этом, что произошло что-то, о чем ему больно сказать сыну. «Другая женщина», – решил тогда Саша. Так и было. Минуя Опольск, отец проехал в гарнизон, ничего не объяснив родне. В то время он еще дослуживал последний год перед дембелем, несмотря на то, что ему уже давно можно было уйти на пенсию.

В Таджикистане отец встретил медсестру, подрабатывающую коммерсанткой и возившую на продажу товары на Памир через транспортную авиацию КМС⁵. В одном из таких рейсов она и познакомилась с отцом, который служил в этой командировке заместителем командующего «миротворцев» по транспортным воздушным перевозкам, хоть и имел звание майора без военного академического образования. «Золотые головы» всегда используют, не обращая внимания на покупные регалии, когда необходима четкая, грамотная и не показушная работа. Когда Асов спрашивал, отец рассказывал ему о новой жене, особенно подчеркивая тот факт, что она коренная «памирка», то есть принадлежит к одной из самых образованных народностей в Советском Союзе в процентном соотношении образованных к необразованным внутри этноса. Еще он отмечал, что она молода. Когда они сошлись, ему было сорок четыре, ей тридцать два. Рафида бросила все, что было у нее в Таджикистане и Душанбе, в частности, работу, квартиру, и вместе с малолетней дочерью поехала за отцом в заброшенный гарнизон в Песковской области. Получив гражданство по браку, она продолжила жить в гарнизоне, в квартире, которая когда-то была домом Саши. Ее дочь пошла в гарнизонную общеобразовательную школу, в которой раньше учился и сам Саша.

Естественно, что Асов не принял Рафиду. Он ругался с отцом, а тот отвечал, что они любят друг друга. Саша не верил во все это. Может, Рафида пыталась убежать из Таджикистана, от гражданской войны, когда стреляют и убивают прямо под окнами твоего дома. Может, отец искал молодую жену, которая бы ухаживала за ним в старости? Но в конце концов, видя, что все бесполезно, Асов решил не лезть в их взаимоотношения, так как не имел права указывать отцу, тем более давить на него. Рафида так и не смогла найти работу, и отец, приехав в Опольск, устроился в военкомат. Всю свою пенсию он высылал ей в гарнизон, а на крошечную зарплату пытался жить сам. Часть финансовых неурядиц легла на плечи Саши. Когда же отец нашел высокооплачиваемое место по протекции тети Тони, Асов обрадовался, что теперь-то уж все будет хорошо. Скорее всего, отцу пришлось переступить через себя, потому что его пригласила в свою фирму родная сестра, младшая. Теперь же Рафида осталась совсем без средств к существованию, и Саша понял, что «там» отцу очень тяжело осознавать это.