ГЛАВА 6

Бекетов подошел к окну, наблюдая кипящий огненный крест – плазму Тверской и пылающий огнями бульвар. В сумерках осеннего неба, далеко, за домами, горели рубиновые звезды Кремля. Бекетов вглядывался в их туманное свечение, в котором чудилась бессловесная угроза. Он снова своим появлением потревожил их дремотный покой. Орхидея из глиняного горшка тянула длинные остроконечные листья. И Бекетов вдруг обнаружил, что среди листьев появился побег, тонкий стебель с тремя бутонами. Это открытие восхитило его. Мама из своих небесных садов посылала ему чудную весть. Среди черной предзимней Москвы готовила ему дар – белые целомудренные цветы, с которыми посылала свою любовь, свою молитву о нем, свою надежду на неизбежную, им предстоящую встречу. Бекетов коснулся губами бутонов, словно поцеловал любимое лицо.

Он отыскал в Интернете имя некогда известного телеведущего Михаила Немврозова, блиставшего на экране главного телеканала страны. Яростный и надменный красавец с сочным голосом оперного певца и осанкой героя-любовника, с веселыми злыми глазами, Немврозов владел искусством уничтожать репутации, превращать в труху напыщенных и властных вельмож. Бекетов до своей опалы и ссылки пользовался его услугами, оказывал ему протекцию. С его помощью наносил смертельные удары врагам государства в том его виде, в каком оно соответствовало его с Чегодановым замыслу. После вынужденного отъезда Бекетова Чегоданов убрал Немврозова с центрального телевидения, и тот мгновенно погас, провалился в мусорную яму бессмысленных и пошлых передач, которыми изобиловали третьесортные, одинаковые, как цветные обертки, программы.

Бекетов нашел Немврозова в убогой студии, свившей утлое гнездо в цехах разорившегося завода. Было тускло, дули зловонные сквозняки, сновали немытые и нечесаные ассистенты. Стены были обиты жестью, и все помещение напоминало мятую консервную банку.

Они сидели с Немврозовым за колченогим столом, на котором были рассыпаны замусоленные бумаги и стояла несвежая кружка с остывшим кофе. Бекетов с горьким недоумением рассматривал лицо Немврозова. Еще недавно холеное и мужественное, пленявшее женщин, наводившее страх на вельможных чиновников, теперь оно постарело, погасло, было покрыто желтоватой ржавчиной, словно долго лежало в уксусе.

– Да, вот видишь, в какую дыру меня запихнули. Рекламирую какой-то джем, какую-то вонючую патоку. Веду дебильное ток-шоу, где старые тетки рассказывают о первой любви. А что делать, Андрюша? Деньги на хлеб нужны, на бензин нужны, на портки, чтобы срам прикрыть. – Он хлопнул себя по засаленным джинсам, из-под которых торчали скомканные носки. – Чегоданов, сука! Мелкая тварь! Неблагодарная скотина! Мы столько для него сделали! Пахали на него, а он тебя загнал в дерьмовое захолустье, а меня засунул в козлиный зад. Не прощу! Отомщу ему по полной. Когда его начнут вытряхивать из Кремля, уж я повеселюсь! Покажу крупным планом, как он кровью харкает! Как пучит свои рыбьи глаза! Как колотится башкой о брусчатку. Этот Градобоев, какой мужик золотой! Вот это президент! Как он мочит эту гниду! Я просто в него влюблен. Пойду к нему наниматься. Он будет во мне нуждаться! Ему придется чегодановское дерьмо разгребать, чегодановскую челядь чистить. А я, ты знаешь, это делать умею! Я это делать люблю! Помнишь, как мы этих жирных свиней потрошили, ливер из них вынимали? – Немврозов захохотал, и в его серых глазах блеснула былая жестокость и веселая беспощадность.

Бекетов помнил, как по его наущению Немврозов устранял конкурентов Чегоданова на президентских выборах, где опасными соперниками выступали московский мэр и бывший премьер, почтенный представитель советской элиты. Немврозов использовал кадры, где мэр на Крещение окунался в ледяную прорубь, голый, в жирных складках, поросший по плечам и груди светлой щетиной. Немврозов монтировал эти кадры с изображением свиньи, которую режут, палят щетину, скоблят ее желтую жирную тушу. Водят ножом по соскам. Вспарывают живот, вываливая в таз липкую кровавую печень. Вытряхивают клубок кишок. Моют в мутно-красной воде вырезанное сердце. Иссекают ломти сала, выламывая голубоватые мослы. И все эти жуткие подробности перебивались кадрами, на которых мэр скалил крепкие зубы, охлопывал жирную грудь, сутулил тучные плечи. Немврозов при этом ахал, чмокал, похрюкивал, постанывал, и создавалось впечатление, что происходит заклание мэра.

Похожим образом он обошелся с премьером, который в то время перенес операцию на коленном суставе, куда ему поставили титановый протез. Немврозов показывал отечное, печальное, как у больного верблюда, лицо премьера, а потом помещал кадры, снятые в операционной. Взрезанное колено, шмотки мяса, бьющую из вены кровь, блестящий, жуткий протез среди кровавого месива, окровавленные руки хирурга. И снова больное лицо премьера, вызывающее жалость и отторжение.

После этих композиций популярность мэра и экс-премьера резко упала, и они не составили конкуренции Чегоданову.

– Предатель, мелкая душонка! Моль чекистская! Я его президентом сделал, а он мне жизнь сломал! Я не могу без экрана! Я звезда. Мое лицо – национальное достояние. Меня гаишники узнавали и честь отдавали. Майки с моим лицом выпускали. Девки у меня пуговицы с пиджака обрывали. А он прогнал с телевидения, заставил тухлый джем рекламировать. Ненавижу! Слушай, Андрей, пойдем к Градобоеву. Мы ему поможем срезать моль чекистскую. Ты мастер комбинаций, научишь его настоящей политике. А я ему интернет-телевидение налажу. Сделаю из него божество.

Немврозов с тоской осматривал обитую жестью студию, где погибал его талант, меркла слава, тускнело и старилось его знаменитое лицо. Он ненавидел и беспомощно сжимал кулаки, понимая, что время его ушло, удача невозвратно промелькнула и он обречен истлевать в этой грязной дешевой студии, орать на дурных ассистентов, пить кофе из несвежей кружки, обслуживать ничтожных дельцов.

– Миша, ты великий и несравненный. – Бекетов поймал его затравленный взгляд и вливал в него энергию света. – Еще ничего не кончилось, а только все начинается. Я вернулся. Чегоданов призвал меня и умоляет помочь. Он в беде и в панике, нуждается в немедленной помощи. И мы поможем ему. Я говорил о тебе. Он возвращает тебя на главный канал. Дает первоклассную студию. Зарплата, какой ты не видел. Персональная машина. Авторская передача в прайм-тайм.

– Ты издеваешься? – Немврозов зло оскалил собачьи зубы, которые раньше белоснежно блестели в его неотразимой улыбке. – Ты пришел поиздеваться надо мной?

– Мне некогда заниматься пустяками, Миша. Времени в обрез. Я пришел к тебе, потому что ты лучший, неповторимый, непревзойденный. Ты сделаешь то, что не по силам другим.

– Ты снова вместе с Чегодановым? Вы помирились? Ты хочешь вернуть меня на экран? У тебя есть проект? – Неверие в темных зрачках Немврозова сменилось умоляющей надеждой, от которой зрачки расширились и засияли. – В чем проект?

– Ты снова станешь звездой! Твое лицо станут обожать в каждом доме. Постовые опять будут отдавать тебе честь. И девушки станут носить майки с твоим лицом, за которым будут дышать их прелестные груди.

– В чем проект? – нетерпеливо перебил Немврозов.

– Ты должен уничтожить Градобоева. Превратить его в пыль. Рассыпать на молекулы. На элементарные частицы, чтобы он улетел в черную дыру Вселенной, откуда выпал. Ты понял?

– Как?

– Показывай площадь, показывай толпу! Неистовые лица, орущие рты, воздетые кулаки! Лицо Градобоева, ненавидящие, налитые кровью глаза! Говори, что он зверь, людоед! Ненавидит все русское, Кремль, соборы, Могилу Неизвестного Солдата! Он завербован, агент ЦРУ! Получает деньги от Госдепартамента! Предатель, власовец! Ворвется в Кремль и приведет за собой американских морских пехотинцев! Ненавидит Русское государство, хочет его уничтожить! Сеет хаос, как Керенский в феврале семнадцатого! Как Горбачев в августе девяносто первого! Его приход к власти означает распад территорий, гражданскую войну! Брат на брата! Расстрельные рвы! Избиение духовенства! Голод! ГУЛАГ! Уничтожение заводов! Унижение армии! Показывай его чудовищный лик, чтобы мороз по коже! И какую-нибудь свою свинью с перерезанным горлом! Или твой блестящий протез в кровавой жиже! Ты это умеешь! Ты гений! Ты лучший из всех, кого я знаю!

Бекетов впрыскивал в Немврозова огненные лучи, вливал в него раскаленную плазму и видел, как Немврозов меняется. Как выпрямляется, наливается соками тело. Опадает с лица серая ржавчина, и лицо белеет, розовеет, молодеет, обретает прежнее яростное, счастливо-безумное выражение.

– Я гений! Я лучший из всех! Я сделаю это! Я превращу Градобоева в кровавый окорок! Чегоданов, он молодец, нюх разведчика, властный инстинкт! Всем этим геям и лесбиянкам до него далеко! Он им устроит гей-парад! Мой дед на войне был истребитель танков! Я – истребитель танков! Обещаю, танк Градобоев будет подбит! Когда я могу начинать?

– Завтра. Студия готова. Лучшие операторы, режиссеры! Лучшие телекамеры! Начинай!

Немврозов засмеялся, стал тереть ладонь о ладонь, словно добывал огонь, и Бекетов видел, как сыпали из его ладоней сухие искры. Немврозов осмотрел своим счастливым бешеным взглядом студию, схватил кружку с недопитым кофе и шмякнул о жестяную стену, разбивая вдребезги.

Через два дня Бекетов, устроившись в мягком кресле перед телевизором, попивая из бокала сухое вино, смотрел передачу Немврозова «Смута». Бородатый монах в подряснике бил в колокол, и от рыдающих звонов взбухало сердце. Немврозов, простирая руки, восклицал:

– Люди русские, опять на Русь пришла беда! Опять на русские города и селения наползает темная смута! Опять явились бесы и с ними Князь тьмы, враг рода человеческого!

Болотная площадь переполнена темной толпой. Качание бесчисленных рук. Черные дыры ртов. Градобоев с яростным клекотом выбрасывает навстречу толпе железный кулак.

– Опять змей приполз к стенам Кремля и зарится на священные соборы! Опять покушается на святую царевну, ненаглядную нашу Россию!

На иконе извивается змей, раскрыв кровавую пасть. Его хвост касается стен златоглавого града. И у врат склонилась царевна, беззащитная перед чешуйчатым зверем. Всадник на коне нацелил копье в растворенную змеиную пасть.

– Люди русские, неужели мы опять отдадим государство на растерзание кольчатому гаду? Опять искусимся на змеиную лесть? Опять пойдем в услужение к зверю? Неужели хотим повторения русской беды?

С храма Христа Спасителя падают взорванные купола. Несутся по горящим степям конные армии гражданской войны. Стреляют в затылок пленным, и они падают с крутого откоса. Обугленные коробки домов в разоренных войной городах. Бредущие по дорогам толпы погорельцев и беженцев.

– Люди русские, кто из вас готов идти на Болотную площадь и пополнить армию зверя?

Снова толпа и оскаленный лик Градобоева.

– Кто, как бесстрашный Георгий, готов встать на защиту царевны, нашей родной России?

Икона, змей и царевна. Всадник с сияющим нимбом. И мелькнувший кадр с Чегодановым, который награждает крестами солдат и боевых офицеров.

Бекетов восхищался магическим даром Немврозова. Тот ворожил, колдовал, заговаривал. Шаманил, камлал. Его голос был похож на рыдания, на призывный вопль, на страстную проповедь. Он закрывал глаза руками, словно видел ужасное зрелище. Бил себя в грудь, словно рвал себе сердце. Молитвенно складывал руки, а потом жестоко и яростно грозил кулаком.

На экране возник какой-то пустырь, усыпанный отбросами, похожий на мусорную свалку. Женщина с растрепанными волосами, босая, в растерзанном платье, нетвердо стояла. Ее изможденное лицо было в синяках и кровоподтеках, голые руки и ноги в ссадинах. Кругом топтались бомжи, кидали в нее комья грязи, плевали, норовили ущипнуть и ударить. Она не могла защищаться, вздрагивала от боли. А вокруг смеялись, хватали за платье, дергали за волосы.

Немврозов вопрошал:

– Мы оставим нашу Родину-Мать на растерзание негодяям? Чтобы они насиловали ее, сдирали одежду, смеялись над ее наготой? Мы, трусливые и гадкие дети, не умеем защитить нашу матушку Русь?

Осквернители продолжали надругательство над женщиной. Один ударил ее хлыстом. Другой пнул ногой. Их оскалы, зубы, толстые губы, выпученные глаза, крючковатые носы были отвратительны и ужасны, как лица на картине Брейгеля «Несение креста». И среди этих лиц вдруг возникал Градобоев, остервенелый, хохочущий.

– И разве не найдется среди нас воин, способный отстоять Родину?

И опять икона с Георгием Победоносцем в алом плаще, золотое копье вонзается в змеиный зев. И мимолетно – Чегоданов в кабине истребителя, прилетевшего в дымящийся Грозный.

Передачу завершил Немврозов с воздетой рукой, стоящий в позе Кузьмы Минина. Нахмурив брови, с суровым и пламенным лицом героя, он воскликнул:

– Родина-Мать зовет!

Бекетов не ошибся в Немврозове. Особенно хороша была постановочная сцена с мучениями женщины и характерной внешностью мучителей, чей облик должен был отталкивать зрителей.

– Молодец, Михаил! Ты лучший актер современности! – позвонил он Немврозову и допил бокал сухого вина.