Читать книгу «Запад» онлайн полностью📖 — Александра Зиновьева — MyBook.

Знать и понимать

Знать что-то об обществе и понимать его – далеко не одно и то же. Можно много знать, но при этом мало понимать. Однако число людей, считающих себя специалистами в понимании своего общества только на том основании, что они что-то знают о нем, больше, чем в любой другой сфере познания. Каждый, кто имеет какой-то опыт жизни в данном обществе, считает себя его знатоком. Он воображает, будто нет ничего проще, чем понимание явлений, которые они видят своими глазами, среди которых живут, в которых принимают участие и которые сами творят. А те из них, кто занимает какое-то высокое положение в обществе и имеет возможность публично высказываться на социальные темы, считают себя и считаются другими высшими экспертами в них. Даже актеры и спортсмены высказываются на социальные темы с таким апломбом, будто изучали их профессионально.

Понимание общества не дается автоматически опытом жизни в этом обществе, наблюдением его отдельных явлений, накоплением конкретных сведений о нем. Подавляющее большинство людей проживает жизнь, не понимая и даже не пытаясь понимать общество, в котором они живут. Так было всегда. И так будет, пока будет существовать человечество. Сотни миллионов людей живут в западных странах, умеют в них жить, могут многое рассказать о них. Но если устроить проверку того, как они понимают свое общество, то можно будет установить, что подавляющее большинство из них в этом отношении мало чем отличается от дикарей далекого прошлого.

Миллиарды людей обучаются и умеют жить в своем обществе. Но умение жить в обществе и умение понимать его не только не совпадают, но являются в какой-то мере взаимоисключающими. Виртуозы по умению жить в обществе (карьеристы, предприниматели, ловкачи, мошенники) обычно являются полными кретинами в понимании его, а те, кто понимает свое общество (что встречается чрезвычайно редко), как правило, бывают плохо приспособленными к практической жизни в нем.

Понимание того или иного конкретного общества зависит от многих факторов, в том числе от того, какими методологическими принципами руководствуется исследователь. Эти принципы предопределяют то, что именно исследователь заметит в изучаемом обществе и как истолкует замеченное. На Западе не было недостатка как в общефилософских, так и в общесоциологических концепциях и теориях. Но во всем том, что мне довелось узнать на эту тему, я могу согласиться лишь с отдельными утверждениями отдельных авторов, но не могу принять ни одну из их концепций и теорий целиком.

В области логики и методологии науки я работал профессионально в течение многих лет. Я разработал свою логико-философскую концепцию. Заинтересованный читатель может познакомиться с ней в моих опубликованных работах[3].

В области социологии мне приходилось когда-то знакомиться с работами таких авторов, как О. Конт, Ф. Теннис, Г. Зиммель, Э. Дюркгейм, Г. Спенсер, В. Парето, М. Вебер, Т. Веблен и многие другие. Само собой разумеется, я досконально изучал марксистскую концепцию общества. Я отдавал и отдаю должное всем им, но не настолько, чтобы стать их последователем. Я выработал для себя свою «общую социологию», многочисленные идеи и принципы которой заинтересованный читатель может заметить в моих социологических и литературных работах о коммунистическом обществе[4].

Многие мыслители рассматривали человеческое общество как организм. Такую идею можно найти уже у Вико. В России сходную идею развивал Н.Я. Данилевский и В.О. Ключевский. В XX веке Шпенглер и вслед за ним Тойнби рассматривали историю человечества как ряд гигантских сверхорганизмов, переживающих периоды возникновения, детства, юности, зрелости, расцвета, упадка, старости и умирания. Идею рассматривать общество как живой организм высказывали О. Бальзак, Н. Винер и другие. Еще дальше в этом направлении пошел социальный дарвинизм и социобиология, которые распространили биологические законы на явления социальные (например, Эдвард Уилсон).

Человеческое общество действительно по многим признакам сходно с такими биологическими организмами, как животные и люди. Но достаточно ли этого сходства, чтобы считать общество организмом? Это вопрос терминологический. Можно термин «организм» определить так, что только пространственно локализованные индивидуальные живые существа попадут в число организмов. Но этот термин можно определить и более широко, включив в число организмов и объединения организмов в узком смысле, например – стаи и стада животных, муравейники. Очевидно, в первом случае общество не попадет в число организмов, во втором – попадет.

Во избежание терминологической путаницы я буду употреблять выражение «базисный организм» для обозначения организмов в приведенном выше узком смысле слова и выражение «социальный организм» – в широком. Так что человеческое общество в таком словоупотреблении есть социальный организм, состоящий из базисных биологических организмов – людей.

Имеются определенные законы, касающиеся взаимоотношения социального организма как целого и его базисных организмов, – законы органичности. Так, имеет силу закон адекватности базисных организмов и построенного из них социального организма. Из клопов или тараканов не построишь общество такого вида и масштаба, какими являются западные страны. Более того, не любой человеческий материал способен на это[5].

Надо различать то, как структурируется социальный организм сам по себе, в силу своих законов структурирования, и то, как его расчленяет и как классифицирует его части исследователь в целях удобства описания этого организма. Совпадение тут далеко не всегда имеет место. Мясник расчленяет животное и классифицирует его части иначе, чем ученый анатом, хотя отчасти их позиция и может совпадать. В большинстве социологических, политологических и экономических сочинений западных авторов, которые попадались мне на глаза, западное общество расчленяется по «принципам мясника», а не анатома. В этом обществе, например, нет таких эмпирических частей, как высшие, средние и низшие слои, определяемые величиной доходов. Можно предложить различные способы измерения доходов, вследствие чего изменится и разделение людей на слои. А между тем до сих пор население западных стран делится прежде всего на слои именно по этому принципу «научных» мясников. И при этом высмеивается марксистский «классовый» подход, который ничуть не хуже упомянутого «слоевого». Социальный организм, в отличие от биологического, одновременно структурируется во многих измерениях, – он многомерен. При этом его «органы» и «ткани» не имеют таких четких форм, как в биологическом организме. Границы между ними подвижны и неопределенны. Причем они проникают друг в друга по самым различным каналам. Это делает невозможной одномерную классификацию его элементов. Многие недоразумения, трудности и споры в социальных исследованиях возникают в значительной мере из-за того, что структурно подвижное и многомерное образование пытаются рассматривать как четко фиксированное структурно и одномерное. Например, к какой социальной сфере отнести государственную власть? Относят, разумеется, к политической. И это верно. Но государство есть одновременно и элемент социально-экономической сферы. И дело тут не просто в том, что оно выполняет какие-то экономические функции, «вмешивается в экономику», вызывая гнев апологетов свободной конкуренции. Дело в том, что экономика просто немыслима без государства как ее составного элемента. Или к какой сфере отнести производство духовных ценностей? Оно одновременно относится и к сфере экономики, и к сфере культуры, и к сфере идеологии. И опять-таки тут имеет место не просто вмешательство экономики в культуру. Сама культура есть составная часть экономики. Аналогично идеология есть часть культуры, культура – сфера и средство идеологии. Еще более разительный пример многомерности западного социального организма дает ситуация со сферой средств массовой информации, в которой перекрещиваются сферы бизнеса, государственности, идеологии, пропаганды, гражданского общества.

Исторически человек сформировался в разумное существо как член объединения людей – семьи, стада или стаи, рода, племени. Одновременно с этим происходил процесс воздействия интеллекта человека на сам характер объединения людей. Последнее постепенно превратилось в организованное, то есть упорядоченное с участием человеческого интеллекта скопление людей. Это более высокий уровень объединения однородных базисных организмов в целое по сравнению с муравейником, ульем, стаей волков или обезьян. Так что человеческое общество представляется скорее как организация, а не как организм, поскольку первое слово ориентирует на некую стихийность («природность»), а второе – на сознательность процесса формирования общества.

Я не вижу между двумя подходами противоречия. И тот и другой правомерны, но в ограниченных пределах и с оговорками. Социальная организация есть то в обществе, что как-то осознано и закреплено в каких-то правилах, высшей формой которых является законодательство. Человеческое общество сравнительно высокого уровня развития есть организованный с помощью разума социальный организм или сложившаяся по законам органичности организация.

Тип общества образует устойчивая совокупность признаков, сохраняющаяся в течение всей жизни общества. Самым значительным, на мой взгляд, учением о типе общества является учение Маркса об общественно-экономической формации. Я не разделяю это учение с точки зрения его конкретного содержания. Но сама методологическая идея типизации общественных организмов вполне научна.

В истории человечества никогда не было и не будет «чистых» обществ, то есть таких, которые точно совпадают с каким-то типом общества. Реально существовавшие, существующие и будущие общества являются, как справедливо заметил М. Фридман, смешанными. Это означает, что в них можно заметить элементы и свойства обществ различных типов. Это, я думаю, очевидно. Наследственная монархия, например, является признаком общества феодального, а ее между тем можно увидеть во многих демократических (капиталистических) странах в XX веке. Товарно-денежные отношения характерны для общества капиталистического, но их можно видеть и в обществе феодальном. В этой книге я излагаю мое понимание общества западного типа, отвлекаясь от всякого рода посторонних «примесей», то есть в «чистом виде».

...
7