Математика – это язык, на котором написана книга природы.
Г. Галилей
Каждое мое утро начинается с таблетки анальгина и трех стопок виски!
Я живу на полную катушку, будто сегодняшний день последний, и такой образ жизни для меня стал чем-то обыденным и интересным после одного печального события, которое поделило мою жизнь на до и после в 1999 году.
Я работал профессором в Калифорнийском университете, преподавал высшую математику студентам и вел тихий, замкнутый образ жизни, который сотрясали рецидивирующие головные боли.
Первое время я не придавал этому особого значения, затем они стали усиливаться, а промежуток времени между рецидивами – сокращаться.
Это заставило меня в один из осенних дней обратиться в больницу и пройти обследование на выявления причины частых головных болей.
После длительного обследования мой лечащий врач, доктор Морис, который очень не любит такие моменты, собравшись с мыслями, спокойным голосом произнес: «У вас рак головного мозга». Затем добавил: «Мы ничего не сможем с этим поделать».
Задав пару-тройку вопросов доктору Морису, я понял, что гулять по этой прекрасной планете мне осталось недолго, два—три месяца. Он посоветовал мне подготовить семью к этому и не тратить оставшееся время впустую.
Семьи у меня не было, огромного круга друзей – тоже, может, это и к лучшему, раз не придется никого огорчать своим поспешным уходом…
Я не боялся смерти, но, оставаясь наедине с собой, замечал, насколько часто меня беспокоят такие вопросы, как: «А чего я добился?», «А жил ли я вообще по-настоящему?». Будни стали тянуться вяло, но быстро сменять друг друга, и я впал в депрессию…
Она оказалась недолгой, но самой сильной в моей жизни. Ее завершением послужило четкое решение прожить оставшиеся сорок, а может, и шестьдесят дней моей жизни так, чтобы компенсировать тридцать лет предыдущего серого существования.
Для начала я захотел сменить обстановку и заработать в очень короткие сроки достаточное количество денег, чтобы, сложив их с моими нынешними накоплениями, постараться перепробовать всё, что придет в голову.
Уволившись из университета, я переехал в Вашингтон. Там снял комнату в одной из квартир на окраине города.
В мои планы входило использовать простые уравнения математики для игры в покер и рулетку, чтобы поднимать куш, а затем тратить всё, кроме минимальной суммы для участия в каждой последующей игре!
И всё вроде бы должно было идти хорошо, но, к моему удивлению, предположение о том, что математика поможет мне в играх, разбилось о жадность в первый же день. Я начинал выигрывать благодаря формулам, а затем проигрывал, потому что не мог остановиться, когда это нужно было сделать. Так продолжалось раз за разом, пока у меня не осталось ни цента из моих накопленных сбережений. Вот оно – начало новой жизни в Вашингтоне. И, кстати, я не представился – меня зовут Ричард Майер…
После этого проигрыша началась моя вторая депрессия. Она продолжалась два дня, пока меня не посетила одна интересная мысль, а точнее, вопрос: «И неужели в мире, где всё можно описать уравнением, не может существовать такого, которое бы давало возможность предсказывать результаты любого исхода?».
После продолжительного раздумывания, оперирования вероятностями и элементами статистики меня посетила еще более глубокая мысль: «Ведь если буквы и знаки – это тоже единицы информации, может ли существовать такое уравнение, которое позволяет определять взаимосвязь между ними с течением времени?».
Короче говоря, я начал искать возможность существования формулы, которая давала бы ответы на все вопросы, при условии переведения букв в численные выражения и оперирования ими в качестве известных переменных одного большого уравнения.
Слава Богу, в соседней комнате от меня жила тетушка Молли, она подкармливала меня следующие шесть дней, пока я проверял возможность существования такой формулы.
Мой математический аппарат позволил мне доказать, что она существует. И я начал работать над составлением таблиц присвоения буквенным единицам – чисел. Знакам препинания было отведено место среди десятичных дробей. Затем я разработал систему, по которой я буду разделять получившийся ответ на члены запятыми, ведь в ответе должно было получаться большое число, в котором каждое слагаемое означало букву или знак препинания.
Закончив и с этим, я приступил к самой формуле. Первые сорок восемь страниц записей и подгона не дали никаких результатов, получалась спонтанность. Затем я понял, что не учел одну переменную. А именно: нужно было переводить в цифры и свои инициалы, иначе говоря, пояснять формуле, кто находится по ту сторону вопроса.
Переведя буквы своего имени, фамилии и отчества в числа, нужно было составить из них матрицу, градиент которой и являлся той недостающей переменной в формуле, занимающей далеко не последнее место по значимости.
Первыми положительными результатами были ответы на вопросы: «Как зовут мою мать?», «Какой город является столицей Соединенных Штатов Америки?». После перевода букв и знаков препинания в числа, расчета по формуле и разделения ответа на группы при помощи специальной системы получались ответы: «3 7 2 2», «8 9 21 3 21 2 9». После перевода чисел обратно в буквы – Lisa, Washington.
Я задавал еще много вопросов, на которые заранее знал правильные ответы, и всё сходилось!
Следующие два часа в моей голове снова и снова звучали одни и те же риторические вопросы: «Неужели я сделал это?», «Неужели я смог настроить ее?».
На мгновение мне показалось, что я достиг предела развития человечества в области математики. Ведь с помощью моего творения можно было узнать всё! Начиная с того, как появилась Вселенная, до таких мелочей, как счет футбольного матча.
Можно было узнать о любом событии за неделю, за месяц, за год до того, как оно произойдет. Стоит лишь перевести свои инициалы и вопрос с языка символов в числа, подставить их в формулу, с помощью специальной системы поделить ответ запятыми на члены и перевести его с языка чисел обратно в буквенный алфавит.
За мое открытие мне бы дали премию Филдса, у математиков она приравнивается к Нобелевской, но поскольку жить мне оставалось около четырех недель, я решил использовать результаты моей работы исключительно в своих целях.
С этих пор моя жизнь изменилась!
Приходя в казино или букмекерскую контору, я знал, на что или на кого мне поставить, чтобы выиграть деньги.
С такими знаниями богатство пришло ко мне очень быстро, а каждый день стал очередной сказкой со счастливым концом.
Часть выигранных денег я отдавал тетушке Молли на то, чтобы она оплачивала свой кредит и коммунальные услуги, ну, так сказать, в благодарность за то, что она кормила меня, пока я работал над формулой.
Гулянья были шикарными: девушки, клубы, пляжи, бары, рестораны, съемные лимузины. Спать часто возвращался в ставшую мне родной комнатку на окраине города. Болезнь, конечно, давала о себе знать, но я глушил головные боли стопками виски и анальгином. Чаще всего они тревожили по утрам и ближе к четырем часам дня.
Прогнозы лечащего врача не сбылись, шел четвертый месяц моего существования, и меня интересовал всего лишь один главный вопрос: «Когда же всё-таки мне предстоит умереть?».
Я долго не мог, но потом всё же решился задать вопрос своей формуле. Переведя его в числа и подставив их, я получил ответ. Переведя ответ с языка чисел на язык букв – ужаснулся…
Уже прошло три недели, как Ричард Майер перестал выходить из своей комнаты. Тетушка Молли, которая жила напротив, начала беспокоиться за него. Она вызвала полицию.
Полицейские, приехавшие на вызов, обратились к пожарным, чтобы те сломали входную дверь.
Когда мужчины вошли в квартиру, они увидели труп Ричарда. Он лежал около письменного стола, в его руке была сжата бумажка, на которой было написано: «Прямо сейчас».
США, Вашингтон, 2002 г.
Музыка образует середину между мыслью и явлением.
Генрих Гейне
С самого детства моя любовь была прикована ко всему, что издает звук! Мама рассказывала, что до четырех лет я играл только погремушками, а в пять мне подарили ксилофон, который я не выпускал из рук, даже когда спал.
Мой дом располагается на побережье острова под названием Лисажу. Несмотря на то, что остров небольшой и инфраструктура в округе не очень развита, там есть всё, что нужно: школы, небольшой общепит, природа, библиотека, университет, даже консерватория, которую я как раз и окончил. Я часто любил заглядывать туда еще до того, как меня объявили в международный розыск. Но об этом чуть позже…
Когда мне было четырнадцать, я почти полностью потерял слух.
Дело в том, что меня оглушила петарда, которая взорвалась, пролетая около моей головы. Тогда на острове проходили митинги против очередного произвола одного богатого человека, который хотел вырубить половину леса на нашем острове и построить на этом месте, около скал, четыре небоскреба своей компании. Он купил наших властей, чтобы те закрывали глаза на все нарушения, и поэтому отпор ему давали только местные жители.
Борьба была очень жестокой. Стычки местных и полицейских напоминали ожесточенную бойню.
Как-то раз, возвращаясь из школы, я случайно наткнулся на одну из таких стычек. Кажется, в ней участвовало около двухсот человек. Я решил перейти на противоположную сторону улицы, а потом, кроме писка в ушах, почти ничего не помню. Позже доктор в больнице сказал моей матери, что у меня повреждены барабанные перепонки и мой слух, к сожалению, вернуть уже не получится.
Из-за этой проблемы мне пришлось оставить школу, в том числе и музыкальную. С этого момента со мной занимался уроками только мой старший брат Луис. Меня никогда не тянуло ни к математике, ни к физике, ни к одной из других точных наук. Мне больше нравились гуманитарные предметы. Я любил рисовать и особенно музыку. Луис видел мою тоску без нее, и однажды он накопил денег и подарил мне на Новый год скрипку. С этого-то все и началось…
Я долго смотрел на нее и в один прекрасный момент принял решение любой ценой освоить этот музыкальный инструмент.
К этому времени я уже умел читать по губам. А еще из-за потери слуха у меня повысилась внимательность, да к тому же еще и осязание. В это же время я стал чаще замечать, что все предметы вокруг вибрируют.
Всё дошло до того, что я мог дотронуться до колонки, из которой играла музыка, и по вибрациям узнать знакомую мелодию.
Именно этот принцип был заложен в основу моего обучения игре на скрипке. В моей памяти сохранились работы многих композиторов. Я знал ноты и помнил тональность звуков различных октав, да еще к этому внутренний голос кричал, что у меня всё получится.
Прошло около пяти месяцев, прежде чем мое упорство было вознаграждено. Я смог воспроизвести знакомую мне композицию известного композитора Niccolò Paganini. Радовалась вся семья.
Спустя еще полгода я уже мог смотреть на ноты, воспроизводить в своей голове композицию и затем играть ее на скрипке. Как-то раз мне довелось дать пару выступлений на улице, и люди, знавшие, что я глухой, аплодировали в два раза сильнее.
После моего домашнего обучения я сдал экзамены и, окончив школу, поступил в консерваторию. Обучение шло успешно; окончив первый курс, я без проблем перешел на второй, затем на третий. Конечно, были иногда небольшие проблемы с учебой, но это пустяк, и связаны они были только с тем, что я был глухим.
Как-то раз я посмотрел передачу, где музыканты одной известной рок-группы разбивают посуду при помощи акустических колебаний. Меня зацепил этот эксперимент, и я с нетерпением захотел повторить его сам.
Мой старший брат к этому времени окончил университет и работал инженером. Я попросил его объяснить мне явление, которое заставляет стакан или тарелку разлетаться на куски, когда рядом играет электрогитара. Тогда Луис рассказал мне про одно физическое явление, которое называется резонансом.
Если говорить простыми словами, это объясняется тем, что все предметы вокруг вибрируют с определенной частотой, попадая в эту частоту, ты усиливаешь вибрацию предмета, спустя какое-то время предмет не выдерживает резонанса и его структура разрушается. Так, например: если тихонько постукивать молоточком по кирпичной стене и попасть в резонанс, можно ее разрушить, не применяя грубую силу.
Освоив теоретическую часть этого физического явления, я сразу же перешел к практике и, если честно, очень сильно удивился, когда у меня получилось повторить это с первого раза.
Домашней посудой я дорожил, поэтому сбегал в магазин и купил набор дешевых бокалов. Открываю упаковку, достаю первый, ставлю на стол, провожу смычком по струне, касаюсь бокала мизинцем, чувствую, как он сильно вибрирует, провожу еще раз – бокал разбивается. Достаю второй, третий, четвертый…
Разбив последний, я с улыбкой на лице пошел за веником. У моего внутреннего голоса заело пластинку, и он снова и снова произносил одну и ту же фразу: «Вот она, нотка ля». За свое новое увлечение в консерватории я получил кличку Ричи Резонанс.
О проекте
О подписке