Котельников вернулся домой весь в снегу, с зачехленным ружьем на плече. Открыл калитку, вошел во двор… В то же время из дома вышла жена, с миской еды для собаки.
– А где Дик?
– Я его застрелил.
– Я серьезно…
– Я тоже.
Иван поднес к губам сигарету. Надежда увидела почерневшую от крови ладонь. В ужасе она отшатнулась, и миска с собачьей едой упала на снег.
Надежда уложила Машеньку спать. Сама села рядом… Слезы сами собой покатились из глаз.
– Мам, а почему ты плачешь?
– Зубик болит.
– А ты таблетку выпей.
– Я уже выпила. Спи…
Машенька немного помолчала, потом чуть слышно произнесла:
– Мам, а где наша собачка?
– Убежала.
– Далеко?
Надежда промолчала, ладонью размазывая слезы по щеке.
– А может быть, ее надо поискать? – простодушно предложила Машенька.
– Спи… – Надежда глубоко, прерывисто вздохнула. – Закрой глазки и спи.
Она поцеловала дочь и погасила свет.
Утро в семье Котельниковых было безрадостным. Из замерзших окон сочился сиренево-бледный неяркий свет. Иван нервно курил в свой комнатушке. Иногда он вставал, начинал ходить из угла в угол, потом снова садился. И снова вставал… Он не мог найти себе места. Муки похмелья и осознание того, что он натворил, не давали ему покоя.
В другой комнате Надежда заплетала Машеньке косы. Павел сидел за столом, листал толстую книгу и прихлебывал остывший чай.
Наконец Иван, не выдержав, вышел к семье.
– Я вчера это… Не знаю, что нашло… Затмение… Ничего не помню почти…
Надежда молча ушла. Он хотел погладить по голове дочь, но Машенька отстранилась от него, как от чужого. Иван попробовал заговорить с сыном, но наткнулся на незнакомый жесткий взгляд… Прервавшись на полуслове, он потерянно замолчал.
Душу Ивана терзали раскаяние и тоска. Будущее представлялось безрадостным… Взгляд его упал на стену. Там висел моток веревки на гвозде. Он взял веревку и вышел во двор.
Все вокруг было белым бело. Снег падал всю ночь и засыпал округу.
– Кар-р! Кар-р! Кар-р!.. – услышал он над собой. На деревьях копошились вороны, роняя на землю снег с пушистых ветвей.
«Погодите каркать, – устало подумал Иван. – Я ведь живой еще пока…»
Он помял веревку в руках, словно примериваясь, как лучше сделать петлю. Выдержит ли она? И вдруг…
След! Он увидел идущий от приоткрытой калитки след – глубокую борозду с кровавыми отпечатками собачьих лап. Смятение и ужас охватили его. Показалось, что он сходит с ума.
Следы вели к конуре. Иван бросился туда и увидел израненную собаку.
– Дик… Дика!.. Ди-и-ик!
Потрясенный, он опустился на колени… Узнав хозяина, пес преданно посмотрел ему в глаза и, с трудом приподняв окровавленную голову, попытался лизнуть руку.
В холодном и пустом коридоре районной ветлечебницы Иван Котельников провел уже не один час. Но он словно бы и не замечал этого. Время перестало для него существовать. Сидя на жестком, потертом диване, он мучительно ждал.
В двух шагах от него, за плотно закрытыми дверями с надписью «Операционная» ветеринарные врачи привычно делали свою работу.
Наконец дверь приоткрылась. Невысокий крепкий мужчина в белом халате, вытирая руки чистым вафельным полотенцем, изумленно покачал головой:
– Как он выжил – ума не приложу. Такое ранение… Да вы не переживайте, на охоте и не такое бывает. Люди под выстрел попадают! А уж собаки… Чего говорить.
С листком, исписанным мелким торопливым почерком, подошла помощница главного ветеринарного врача. Иван поднялся им навстречу.
– Чем кормить, и какие лекарства давать – я там все подробно расписал… Будут вопросы – звоните.
Расчувствовавшись, Иван крепко пожал протянутую руку.
– Спасибо, доктор!
Перебинтованный Дик лежал в доме, на теплом мягком коврике. Иван растапливал печь. Уложив в топку дрова, он острым широким ножом нащипал сухой лучины, надрал мелко бересты. Потом чиркнул спичкой, поднес к тонким берестяным завитушкам маленький трепещущий огонек. Береста вспыхнула, запотрескивала… Белое яркое пламя радостно заплясало среди сухих лучин. В печи тихо загудело, потом все громче и громче… Осмелевший, окрепший огонь принялся пожирать брошенные в топку дрова.
Жаром дохнуло в лицо… Щурясь на пламя, Иван притворил железную дверцу.
Мягко ступая по полу в вязаных шерстяных носках, он подошел к столу, взял ложку, налил в нее из бутылки микструру. Склонившись над собакой, влил в пасть лекарство. Пес дернулся и затряс головой.
– Так надо, Дик… Так надо… – успокоил его Котельников. – Чтобы побыстрее выздороветь. Понял?
Хлопнула входная дверь. На пороге появился Чика. Он был изрядно навеселе, с бутылкой водки в руках.
– Привет, Иван! Готовь стакан!.. – торжественно воскликнул он, и осекся, увидев лежащего на полу пса. Изменившись в лице, он опустил руку с бутылкой.
– Я не пью больше. Все… Завязал, – тихо ответил Котельников.
– Та-а-ак… Ну, дела-а-а… – удивленно протянул Чика.
Иван погладил беспокойно заерзавшего пса.
Чика криво усмехнулся:
– Решил, значит, правильным стать? Культурным… Живой уголок завел.
– Иди, Чика, иди… – взглянув исподлобья, качнул головой Котельников.
– Вот так, значит? Друга гонишь?!
– Не друг ты мне… Понял?!
Он грозно шагнул в сторону Чики и тот, зная крутой характер Ивана, испуганно попятился. Уже со двора, крикнул с досадой:
– Гляди! Попросишь еще похмелиться!
Яркими разноцветными вспышками предновогоднего салюта искрилось черное вечернее небо. Веселыми радостными огнями на площади мигала наряженная елка. Иван Котельников, с туго набитыми пакетами, остановился, посмотрел на эти праздничные сияющие огни, и, улыбнувшись, зашагал дальше.
Дома его ждали… В комнате дети наряжали принесенную накануне из леса елку. Волнующе пахло свежей хвоей.
– Вон туда! Вон туда повесь! – подавая брату очередную игрушку, оживленно тараторила Машенька.
– Хорошо, – кивал Паша. – Следующую давай.
– А эту вот сюда! – не унималась сестра.
Паша послушно вешал поданную игрушку.
Из кухни доносились аппетитные запахи. Надежда готовила новогодний ужин.
– О, папка пришел! – радостно воскликнула она, увидев входящего Ивана. Следом за ним в жарко натопленную избу ворвалось облако морозного пара.
Иван скинул одежду и, шурша пакетами, прошел на кухню. Чмокнув в щеку жену, спросил:
– Тебе помочь?
– Возьми тарелки, приборы… – ответила Надежда. – Неси в комнату.
Иван принял тарелки.
– А почему пять? Нас же четверо…
– Света придет, – пояснила жена.
– Какая Света?
– Пашина девушка.
– А-а-а… – многозначительно произнес Иван. – Понятно.
Он прошел в комнату, принялся расставлять тарелки на столе. Сын возился с гирляндами.
– Пап, посмотри… Что-то не горят.
– Сейчас, – Иван присел на корточки возле елки. – Ну-ка…
Вспыхнули разноцветные огни. Машенька запрыгала, радостно захлопала в ладоши:
– Ура-а!.. Пап, а Дед Мороз будет под елку подарки прятать?
– Обязательно, – обнимая ее, сказал Иван.
– А когда?
– А вот когда ты уснешь, потом проснешься и – пода-а-арков!..
– Ура-а-а! – не смогла сдержать радости Машенька.
Иван вернулся на кухню, к жене, помогать ей, готовить салаты. Надежда долго крепилась, но потом все же не выдержала:
– Видела сегодня мужиков из твоей бригады… Правда, что тебя снова бригадиром назначают?
Иван смутился, отложил в сторону недорезанный огурец.
– Не хотел говорить тебе раньше времени… С Нового года берут на прежнее место!
От избытка чувств Надежда бросилась ему нему на шею.
Пришла Света. В руках у нее была коробка с тортом.
– Здравствуйте, – скромно сказала она.
– Па-а-аша-а-а! – позвала Надежда сына.
Павел вышел сияющий, поцеловал девушку, помог ей раздеться. Потом проводил Свету в комнату.
Пора было за стол. По команде хозяйки все задвигали стульями, усаживаясь на свои места.
– Ой, подождите! – что-то вспомнив, остановила их Надежда. – Давайте, пока время есть – сфотографируемся.
Она достала из «стенки» фотоаппарат.
– Давайте лучше я вас всех вместе сфотографирую, – предложила Света.
Иван, Надежда, Павел и Машенька встали возле наряженной новогодней елки. Света навела фотоаппарат.
– Стоп! – неожиданно воскликнул глава семейства. – Дика забыли!
– Беги-и! – шутливо подтолкнула его в спину жена.
Иван, в чем был, раздетый, выскочил на мороз. Дик радостно бросился к нему, поднялся на задние лапы, передними упираясь хозяину в грудь, выражая тем самым высшую степень доверия. Котельников отстегнул его от цепи и за ошейник завел в дом.
В центре комнаты поставили стул. Иван присел, придерживая пса, норовившего лизнуть его в лицо. За спиной у Котельникова, дружно обнявшись, встали жена и дети.
– Улыбочку! – задорно скомандовала Света.
Все улыбнулись и посмотрели в объектив.
– Внимание, снимаю!
Щелкнув, камера навсегда запечатлела счастливое семейство. Все Котельниковы на фоне новогодней елки и в центре – Дик.
– Значит так, – сурово произнес молодой оперуполномоченный в штатском, наваливаясь мощной грудью на стол. – Берешь бумагу, ручку – и пишешь все, как было…
– Да я уже и так все вам рассказал.
– Еще раз говорю: берешь бумагу, ручку…
– Прошу мне не тыкать! – возмутился я.
– Хорошо… Берем бумагу, ручку – и пишем.
Я невольно усмехнулся. Раньше, когда меня в транспорте вместо «Сейчас выходите?» спрашивали «Сейчас выходим?», я почему-то сразу думал, что человек работает в милиции.
– Чтобы все описать, потребуется время, – устало вздохнул я.
– Времени сейчас у тебя будет предостаточно, – оперуполномоченный недобро прищурился.
– Погодите! – встрепенулся я. – Вы что, меня арестовать хотите?
– А ты как думал? – резко бросил он, и щеки его зарделись. – Накрутил здесь, понимаешь… И концы в воду?
Я с трудом подавил в себе вспышку ярости. Все во мне трепетало. Вот, значит, как!..
– В конце концов, я имею полное право задержать любого подозреваемого на установленный законом срок. До выяснения обстоятельств… – уже спокойнее сказал оперативник. – Чего волноваться зря? Виновен – посадим, невиновен – отпустим. Все просто…
Он вызвал охрану и меня под конвоем доставили в одиночную камеру.
«Миленькое местечко… – из последних сил попытался пошутить я. – Самое главное чувствуешь себя здесь в полной безопасности».
Оставив бумагу и ручку на столе, я, не раздеваясь, улегся на застеленную серым одеялом шконку[1] и почти сразу провалился в черную пустоту.
На завтрак была жидкая овсяная каша, ломоть черного хлеба и теплый чай в алюминиевой кружке. Эта нехитрая трапеза не утолила голод, а лишь слегка приглушила его. Чтобы отогнать навязчивые мысли о еде, я сел к столу, положил перед собой чистые листы, взял авторучку… События последних дней неожиданно обрушились на меня. И это было так отчетливо и ясно, что мне невольно пришлось пережить все заново.
О проекте
О подписке