Дачи здесь стояли на улицах, улицы носили имена, дачи были номерными. Дача Ахметова, судя по номеру – третий, – стояла у самого начала улицы. Я нашел эту улицу, начал на нее поворачивать, и в этот момент фары высветили у деревьев слева нечто такое, что мне совсем не понравилось. Не понравилось настолько, что я остановил машину и толкнул дверь, воздавая хвалу Господу, что не забыл отстегнуть ремень безопасности. В следующее мгновение в ночи оглушительно загромыхало, осыпалось стекло и по кузову забарабанила дробь…

Я оказался на земле и в весьма выгодной ситуации: фары «БМВ» слепили стрелка, не давая ему увидеть результат своей стрельбы – он просто стрелял по водительскому месту, потом по пассажирскому. Но он быстро исправился, выстрелив дважды по фарам и погасив их – тем самым он поставил нас уже в равные условия. Впрочем, не совсем – он себя уже выдал стрельбой, а вот я – еще нет…

Из «беретты» я выстрелил семь раз по тому месту, откуда стрелял дробовик, перекатился и вскочил на ноги. В ответ кто-то открыл огонь из пистолета с глушителем, три пули пробили то место, где я только что был у машины, затем неизвестный начал бить наугад, простреливая все возможные точки, где я мог быть, – и одна пуля почти попала в меня.

Увидев, как из соседней улицы выкатывается машина, я… бросился бежать. Идиотов нет, что тут произошло – уже понятно, а сколько тут этих… что у них есть – не знаю, и знать не хочу. Но знаю, что сесть играть с шулерами и их колодой – верный проигрыш…

Эх, Ахметов…

Добежал до забора, перевалился через него с ходу – ищи ветра в поле. Брехали собаки, начали зажигаться окна… думаю, охота окончена. Мне в одну сторону, господа, а вам пока в другую…

Прощайте… человек, известный как Иванов. Тогда – я этого не знал.

– Что здесь?! – Выскочивший из машины водитель держал в руках пистолет.

Второй – тот, который и совершил убийство, – тащил к машине тело на плечах, выбивался из сил, но тащил.

– Помоги!

Они свалили тело на заднее сиденье, перепачкавшись кровью. Мертв… четыре пули попали в цель, одна – аккурат в переносицу.

– Поехали, живо!

Водитель, ни слова не говоря, сел на свое место, выжал газ. Машина покатилась по тихой улочке, ускоряясь.

– Направо. И не гони так.

– Что, ко всем чертям, произошло?

– Не знаю.

– Не знаешь?!

– Один человек. Возможно, я его подстрелил. Скорее всего – Воронцов.

– Воронцов?!

– Не ори так. Больше некому. Хорошо то, что он один. Останови.

Они остановились около огромного мусорного контейнера, из тех, которые используются для строительных отходов. Мусоровозы ездили сюда не каждый день, так что контейнеры для мусора тут были именно такими.

– Помоги.

– Ты… рехнулся… – водитель понял, что собирается делать убийца. Тот бросил вытаскивать с заднего сиденья убитого, молча подошел к водителю, хлестнул по щеке. Понятия дворянской чести этим как-то незаметно озверевшим, утратившим человеческое людям были совершенно неведомы, хотя платой за пощечину была дуэль.

– Ты достал меня своими причитаниями! Что ты как баба?! Как будто в Кабуле не убивал!

– Я духов убивал! А ты своих уже мочишь!

– Я его не убивал! Он уже мертв! И ты знаешь, кто его убил. Хуже не будет!

– Ты собираешься выбросить…

– Да, б…ь, собираюсь! А ты думал – как?! Ты думал, что можно сделать такое дело, не замарав своих красивых перчаток?! Во! – Убийца весьма профессионально показал «дулю», принятую в простонародье фигуру из трех пальцев. – Анархисты, когда им надо было, своих только так мочили и в сортире хоронили.

– И чего добились?!

– Так то они. Студенты. Короче – или помогай, или хотя бы заткнись…

Водитель выбрал второе. Молча они перевалили тело в контейнер, закрыли крышку, молча отъехали, как люди, совершившие преступное и предосудительное дело и ненавидящие и себя, и друг друга за это.

Убийца не забыл открыть окна, чтобы проветрить салон и затереть кровь, хотя ее и так было немного, достал из кармана флакончик мужских духов и обильно побрызгал сначала на себя, затем вокруг себя, чтобы заглушить запах в машине…

Когда они выехали на дорогу, по встречке – с мигалками, но без сирен – промчались три полицейские машины. Это значило, что полицейские не знают, скрывается ли убийца или уже скрылся, и потому не желают выдать себя сиренами.

– Останови… – сказал пассажир, увидев пост дорожной полиции.

Водитель притормозил у поста, пассажир вышел навстречу подбежавшему офицеру дорожной полиции, достал свою карточку. Тот вытянулся, козырнул.

– Здравия желаю, господин полковник! Чем могу служить?

– У вас есть связь, братец?

– А как же. Конечно есть.

– Проводи-ка нас. Кто здесь старший по званию, братец? Мы кое-что видели, это может быть очень важно…

Ловить машину было нельзя. Я не знал – разыскивают меня или еще нет…

Едва не став жертвой спущенного на ночь дога, приведя в относительный порядок одежду, через сорок минут я добрался до станции электропоездов Гатчина и дождался электропоезда. На ночных электропоездах люди ездят разные, начиная от падших по внезапной симпатии дам и заканчивая откровенными грабителями и хулиганами, так что в полупустом вагоне я был не самым странным персонажем. Хулиганы тоже были, но на меня внимания не обратили, и правильно сделали…

На Балтийском вокзале, куда прибыла электричка, как и положено, были установлены терминалы, с которых можно было заказать любой билет на любой рейс любого транспорта – очень удобно для путешественников. С такого вокзального терминала я оплатил электронный билет до Верного, а оттуда – до Кабула. Находясь здесь, я ничем и никому не помогу, тем более если буду арестован. А вот находясь в Кабуле и имея под рукой даже несколько десятков верных людей… Кроме того… подсказывает мне мое чутье, что совсем не просто так в заговоре был Наследник Бухарский, совсем не просто так. И известный, пользующийся определенным авторитетом человек на месте, способный выступить альтернативным центром силы.

Пистолеты я не выбросил в ретираду, а аккуратно положил в ячейку хранения, арендованную на максимальный срок – шесть месяцев. Как дело повернется – знает только дьявол, и возможно, они мне еще пригодятся. А не пригодятся – можно будет вернуться, тихо забрать и выбросить в Неву.

Вышел на площадь, постучал по стеклу ближайшего извозчика – приснул немного. На метро, возможно, и быстрее – но в метро камеры…

– Извольте, любезный… – извозчик быстро пришел в себя, – куда господин ехать изволят?

– В аэропорт, милейший. Да побыстрее. Поторопишься – не обижу.

– Сей секунд, господин хороший. Сей секунд…

03 марта 2017 года. Кабул

Вылетев из столицы Империи самым ранним утром, днем я уже был в Афганистане. В Кабуле…

В аэропорту было все спокойно, но я заметил, что рейс на Баграм (а был и такой, летал небольшой турбовинтовой самолет для специалистов) числится как отмененный. Подходить к администратору и спрашивать о причинах я не рискнул. Вместо этого я вышел на площадь, оглядел полусонных от жары усатых нафаров, кликнул такси и приказал везти в центр. В центре города у нас было что-то вроде секретной базы на территории, рядом с бывшим зданием «Радио и телевидение Афганистана» в охраняемом, так называемом «посольском», квартале. Секретной, конечно, для посторонних, для своих-то секретов не было – просто вывеска на здании обозначала не то, что было на самом деле. Совсем рядом был парк, разбитый на месте взорванного здания МВД Афганистана – он помогал помнить то, что необходимо было помнить каждую минуту.

Конечно же, в этом здании у меня был свой кабинет, как и у всех – только с номером на двери, без присутствия, без секретаря, без адъютанта. Я открыл его своим ключом, закрыл изнутри им же, наскоро проверил – чисто. Открыл сейф, включил машинку для уничтожения бумаг и принялся за дело…

Через какое-то время в дверь постучали.

Оно самое…

Я открыл дверь. Один человек…

Человек был мне знаком, но плохо. Молодой, с бакенбардами по старой моде… почему-то они снова стали входить в моду в последнее время… в форме полковника бронекавалерии… я где-то сталкивался с ним, но мы не были представлены лично.

– Чем обязан? – сухо спросил я, поднимаясь и протягивая руку, но без улыбки.

– Корнеев. Полковник Корнеев.

– А по имени-отчеству?

– Александр Ильич, будьте любезны.

Да… блестят глаза, блестят. Молодой… торжество скрывать не умеет. А надо уметь.

– Мы с вами не представлены, ведь верно?

Молодой человек сел напротив меня

– Верно. Но у нас есть общие знакомые, поэтому я счет нужным… не искать возможности, скажем так.

– Общие знакомые?

– Князь Абашидзе. Я имею в виду господина Аслана Абашидзе, ныне покойного.

Да, дорогой, это ты. Посланник…

– Припоминаю, припоминаю. Отставной генерал-губернатор Междуречья.

– И патриот.

– Ну, чувство патриотизма у него своеобразное… собственно, чем обязан?

– Чем обязан… в общем-то мы хотели просить вас о небольшой помощи.

– Какой именно, сударь?

– Одним днем ранее в Санкт-Петербурге вы убили Саида Алим-бека, ротмистра гвардейской кавалерии. Это прискорбно, но не смертельно, в конце концов, – незаменимых нет, верно ведь?

– Я не убивал ротмистра Алим-бека. Мне кажется, вы злоупотребляете гостеприимством, сударь…

– Убили, сударь, убили. Мне плевать, как и зачем вы это сделали, возможно, даже из каких-то праведных побуждений. Но мы хотим с вами дружить, вы сильно пригодитесь нам в будущем – и в ближайшем, и в отдаленном. Чтобы между нами не осталось недопонимания – вы ведь убиваете не первый раз, верно?

С этими словами полковник сунулся в карман и достал мобильный коммуникатор. Включив функцию воспроизведения видео, подтолкнул его ко мне.

Ну… этого следовало ожидать. Странно, что это не произошло раньше. Черная гвардия, кто ж еще. Тогда, на Востоке, я попытался противостоять ей, находясь в должности Чрезвычайного и полномочного посла в Персии и пытаясь найти концы в гибели своего друга, князя Владимира Голицына, который долгое время служил на Востоке, дольше, чем я, и первым заподозрил неладное. Тогда мне удалось выйти на генерал-губернатора Междуречья, князя Абашидзе, который и возглавлял самосудные расправы и террор. Ради того, чтобы стать одним из них, мне пришлось совершить убийство, причем убийство, которое засняли на видео. Но князь Абашидзе был убит, и нить на этом оборвалась. Дальше мы почти не копали, только нашли одного урода – профессора в Берлине, и, чтобы наказать его, забрали все его деньги, нажитые предательством. Но дальше копать не стали – а напрасно.

Теперь все это здесь. Это и в Персии было, я теперь уверен.

– Интересно… – сказал я, – и что вы с этим собираетесь сделать? Показать по телевидению?

– Как вариант.

– Да показывайте. Вы в курсе, что у меня есть североамериканское гражданство до сих пор?

Я не был уверен, есть оно у меня или нет на сей день… в САСШ много чего произошло. Но тут пришло в голову, что раз Майкл родился на североамериканской земле – по североамериканским законам и я, и Юлия имеем право претендовать на получение гражданства без испытательного срока…

Мысли в голову лезут…

А этот гаденыш… зашевелился… видимо, просто не рассчитывал на такое. Прорабатывал варианты переговоров – а на такое не рассчитывал.

Интересно, попытается взять на патриотизме? Или угрозами?

– Да, нам известно о вашей деятельности в Северо-Американских Соединенных Штатах, – сказал полковник, явно чтобы потянуть время.

– Вам ничего об этом не известно, – резко сказал я, – не врите. Кстати, Алим-бека я не убивал, но убил кое-кого другого из ваших. Это вас никак не смущает, когда вы предлагаете мне сотрудничество, нет? У вас не принято – один за всех и все за одного.

Думал «повысить градус» еще выше, но сразу, по непроизвольной реакции, понял, что допустил серьезную ошибку. Полковник улыбнулся, показав белые, как снег, зубы. Значит, либо совсем недавно здесь, либо и вовсе – прилетел утром. Зубы у всех здесь плохие – вода сказывается.

– Панкратова? Да скатертью дорога, ни дна ему ни покрышки. Он совсем ошалел от жадности, мразь. Позорил нас и наше движение. Для него деньги были целью, а не средством. Он был нам нужен – но, чтобы вы знали, мы все равно собирались расстрелять его, как только придем к власти. С такими нам не по пути. И ни с кем не путайте нас, сударь, не нужно. Наша мотивация вовсе не выражается в деньгах.

– И в чем же она выражается, позвольте спросить?

– Вам никогда не казалось, господин адмирал, что наша история неким образом… застряла в какой-то яме? Двадцать первый век на дворе, а у нас все еще абсолютная монархия. Право же, перед людьми стыдно.

– Предлагаете привести к власти Думу?

– Ну что вы, право. Конечно, я… не в тех чинах, чтобы говорить об этом, но все же рискну. Полагаю, вам известны настроения народа: все хотят ответственное правительство^[4]. Но мы-то с вами понимаем, что такое Дума и каким может быть ответственное правительство. Дума – это сборище краснобаев, которым Его Величество в неизречимой мудрости своей дал трибуну, памятуя завет своего великого предка Петра – дабы тупость каждого видна была. Однако, население заражается вредными и угрожающими стабильности идеями именно оттуда. В свою очередь, ответственное правительство, назначенное Думой, будет не более чем сборищем агентов деловых кругов, каждый из которых будет преследовать свои собственные интересы.

– Я, собственно, не понял – так что же вы хотите поменять и ради чего?

– Охотно объясню. Народу бессмысленно что-то втолковывать, ему надо дать почувствовать это. Сейчас все больше и больше молодых людей заражаются вредными и политически ошибочными идеями демократизма. Интеллигенция влияет на умы масс. Но настроение толпы изменчиво. Через несколько месяцев, когда жить станет намного хуже, чем сейчас, а попытка демократизации придет в тупик, мы будем встречены овациями толпы, и толпа же выдаст нам своих вчерашних лидеров на расправу.

– Военная диктатура? – спросил я. – Желаете повторить аргентинский вариант?

– А почему бы и нет? В столицах немало людей, которые заслужили виселицу без суда и следствия. Да и в целом… это лучше, чем царствие велеречивой царственной проститутки…

Последнее полковник сказал очень и очень напрасно, потому что у меня в кабинете – старая, оставшаяся еще с Мексики привычка – под столом, прикрепленный широкой полосой скотча, ждал своего часа пистолет с глушителем. И сейчас он пригодился – я отодрал его и, прежде чем полковник успел что-то понять, выстрелил и убил его.

Зачем я это сделал?^[5] Затем, что есть одно правило, которое не мешало бы помнить любому: если ты живешь по законам беспредела, не удивляйся, если и с тобой поступят по законам беспредела. И не веди себя так, как будто Бога нет над нами. Эти люди давно шагнули за грань допустимого, они на моих глазах бессудно и беззаконно расправлялись с людьми, они плели интриги, а теперь – умышляли на государственный переворот и свержение Монархии. Италия, Аргентина… а теперь и нам предстояло испить ту же чашу. Если кто-то их не остановит.

Если удастся предотвратить государственный переворот – я буду прав по определению, ибо присягал Его Величеству каждым своим действием и намерением укреплять Престол. А если не удастся… придется бежать, но мне, увы, не впервой…

За что же нам такое? Может, за то, что мы покусились на мировое господство? Кажется, из Библии – не убоюсь я зла…

Да, и еще. Терпеть не могу, когда Ксению Александровну кто-то называет проституткой, даже царственной. Одного борзописца я исхлестал в свое время за это плетью, а эту мразь, изволите видеть, просто пристрелил как собаку.

Первым делом я запер дверь – она запиралась изнутри, как и любые двери в этом здании. Второе – оттащил тело Корнеева в комнату отдыха и, отодвинув от стены диван, перевалил его туда. Третье – я открыл потайное отделение сейфа. Достал оттуда два паспорта, две офицерские книжки, несколько карточек – банковских и офицерского общества взаимного кредита, два пистолета, каждый из которых был чист и куплен лично мной нелегально. Кашида – арабский мужской головной платок, которым можно и лицо прикрыть, полный комплект одеяния пуштуна. Два сотовых телефона, верней, один сотовый и один коммуникатор – ни один из них никак не связан со мной, плюс еще набор предоплаченных сим-карт на всякий случай.

Рукоять того пистолета, из которого я только что стрелял, я протер, а сам пистолет разобрал, снял ствол и сунул в карман, остальное бросил в урну. Ствол выброшу потом, на улице, без ствола ничего не доказать. Больше он мне не нужен, а носить с собой пистолет, из которого только что совершил убийство… помилуйте.

В голову пришла полная сермяжной правды фраза: мятеж не может кончиться удачей, если закончится – его зовут иначе…

Мало кто знал, что из моей комнаты отдыха есть еще одна дверь – в кладовку, в которой держат пылесос и прочие вещи, которые не стоит держать на глазах…

Выходя из здания, я пристроился к довольно большой группе людей и, конечно же, заметил и людей, которые ждали Корнеева. Военная контрразведка. Ремеслу им не мешало бы поучиться – кто же берет на такое дело военный внедорожник? На меня они не обратили внимания… видимо, Корнеев приказал им ждать какое-то время, пока он переговорит со мной, и только потом приниматься за дело. Контрольный срок еще не вышел.

Через несколько минут я уже был на Майванде, полноводной торговой улице – главной улице Кабула. Традиционные дуканы и лавки, где торговали в основном золотом и украшениями, перемежались с бутиками самых известных брендов: вон там, например, – «Павел Буре». В Афганистане обычные часы еще поколение назад были роскошью, поэтому едва разбогатевший дукандор первым делом шел и покупал себе золотые часы.

Иногда даже соломинка может сломать спину верблюду… на Востоке это хорошо понимаешь…

Было больно и горько, осознание того, что на самом деле происходит, грызло изнутри как кислота. Да… вероятно, это моя судьба, от которой не уйти, как ни пытайся. Я до конца жизни останусь один…

У одного из дукандоров я купил еще два телефона. Подмигнул, добавил немного – и обзавелся еще и сим-картами. Здесь их продавали по документам, но, как и многое другое в Афганистане, это ни черта не исполнялось.

Набрал номер. Пошли гудки, сбросил. Зашел в турецкий ресторанчик, присел за столик…

– Бир бардак чай…

Через пять минут перезвонили. Звонок дошел до адресата…

– Я слушаю… – напряженный голос Тимофеева. Если все прошло нормально – он уже ушел из места своего расположения и лег на дно, и все его люди тоже, и базы данных – тоже все ушли.

– Как дела?

– Все штатно. Немного поругались с соседями.

– Сильно?

– Я же сказал – немного.

Ни он, ни я, конечно же, не сказали ни слова о своем местонахождении, не назвали ни одного имени, ни одного населенного пункта. Дураков нема.

– Это хорошо. Я тебе перешлю кое-что. Максимум через час. То, что поможет.

– Жду. Как с остальным?

– Все нормально. Нужно продержаться два-три дня. И все.

– Понял. До связи.

– До связи. С нами Бог.

– И за нами Россия.

Набрал еще один номер.