Месяц спустя
Одесса, Балковская, 33
Суд Приморского района
Слушания по уголовному делу
14 августа 2016 года
Зрада, перемога и ганьба

– …Таким образом, вы подтверждаете, что именно вы нашли у Попелюка при обыске в его квартире денежные средства в сумме…

Адвокат прервался, чтобы посмотреть на свои записи.

– …четыреста тридцать шесть тысяч долларов США, купюрами по сто и по пятьдесят долларов, сто восемнадцать тысяч евро, купюрами по сто и по пятьсот евро, в банковской упаковке…

– Нет, не подтверждаю, – спокойно ответил я.

– Но вы присутствовали при обыске?

– Да, присутствовал.

– В каком качестве?

– В качестве присутствующего лица.

Адвокат сделал изумленное лицо:

– Простите, но лица с таким статусом нет в Уголовно-процессуальном кодексе Украины.

– Так я и не участвовал в производстве следственного действия, только присутствовал.

Все юридические пассы, которые производил адвокат, были мне хорошо знакомы. Равно как и мои ответы на них. Все изрядно поднадоело, но присутствие полицейских в качестве свидетелей на суде с того момента, как мы начали работать, стало почти обязательным, потому что наш неопределенный статус позволял устраивать в суде представления. Возможно, не действенные, но эффектные.

Это было одно из первых дел, которое мы размотали. Мы – одесская криминальная полиция. Речь шла о Яне Попелюке, начальнике ильичевской милиции, одновременно с этим – ветеране АТО, награжденном орденом Богдана Хмельницкого. Его поставили на ильичевскую милицию с целью разрубить коррупционный гордиев узел и инициировать процесс самоочищения милиции. Вместе с ним в милицию с помпой приняли еще несколько ветеранов АТО. К сожалению, Попелюк и его люди, столкнувшись с трудностями в борьбе с коррупцией, решили, что если ты не можешь остановить процесс, то должен его возглавить.

Статус ветеранов АТО давал ему и его людям негласную неприкосновенность, а зарвавшись, они совсем перестали обращать внимание на такие мелочи, как УК. Они были на виду с их беспределом, вот мы их и взяли. В какой-то мере дело было показательным – чтобы быстро показать результативность работы новой полиции и одновременно заявить от имени власти, что неприкосновенных нет и быть не может и статус героя АТО не освобождает от необходимости соблюдать закон.

Мы приехали в Ильичевск и взяли Попелюка и его побратимов. При обыске у Попелюка дома были обнаружены крупные суммы наличных, незаконно хранившееся оружие – у одного из его опричников (а их так называли в городе) был найден пулемет. Дело было возбуждено в Одессе по заявлению местного бизнесмена, поэтому мы привезли Попелюка и его подельников в Одессу и представили в суд с тем, чтобы тот определил меру пресечения.

Но местные свидомые тоже сработали быстро: кинули клич в социальных сетях, и теперь у суда быстро собиралась толпа. Спецназ КОРД выстраивался у ограждения, вообще хорошо, что суд советской постройки, хорошо защищенный и с оградой, а не в старом историческом здании. Но насколько спецназ, в котором немало ветеранов АТО, готов сдерживать своих побратимов, было непонятно. В любой момент в суд могли ворваться и не с голыми руками…

Революция форева…

– Объясните суду, в каком качестве вы присутствовали…

– Господин Мильштейн… – призвал к порядку судья.

Виктор Мильштейн – один из самых дорогих адвокатов Одессы. Неплохо для героя АТО… Быстро встроился в систему, очень быстро. И самое главное – никто из тех, кто сейчас буянит на улице, не станет задаваться вопросом: а откуда у героя АТО с орденом Богдана Хмельницкого деньги на адвоката? На дорогого адвоката, одного из самых дорогих в области. Потому что в свидомом мозгу такие мысли не помещаются. Там есть место только для трех стандартных ситуаций: «зрада», «перемога» и «ганьба». Все остальное – отметается…

Ах да, еще «побратимы». В тотально коррумпированном, с разрушенным социумом обществе побратим, тот, кто с тобой рисковал жизнью в зоне АТО, – это святое. Наряду с членами семьи и односельчанами. Украинская нация – это нация односельчан, а теперь еще и однополчан…

– Поставлю вопрос иначе. У вас русская фамилия и шведский паспорт. Не объясните суду, как такое может быть?

– Объясню. Я переехал в Швецию и получил гражданство. Сейчас участвую в программе подготовки Одесской криминальной полиции в качестве консультанта от ЕС.

– Да?! А может быть, вы российский агент, внедренный в украинскую полицию с целью компрометировать героев АТО…

– Господин Мильштейн, довольно! – сказал судья.

– …ветеранов АТО, проливавших кровь за Украину!

– Господин Мильштейн, – перекрикивая поднявшийся шум, сказал я, – а вы проливали кровь за Украину? Или сидели в прокуратуре и думали, как избежать люстрации?!

Мильштейн ответить не успел – в стекло с размаху, с глухим звуком ударился камень. Не разбил, там пластик, но неприятно…

Когда объявили перерыв, к зданию уже прибыли правозащитники. Видя, что КОРД может и не устоять, решили пойти на компромисс – 50 участников митинга и правозащитников обыскали, и, убедившись, что у них нет с собой ничего противозаконного, запустили в суд. Был объявлен перерыв – мы занимали самый вместительный зал суда, – но места не хватало и там…

– Этот Мильштейн… – Игорь стоял рядом со мной в коридоре, стуча кулаком по стене, чтобы успокоить нервы, – вы правильно сказали. Он еще с юрфака гнидой конченой был. Под люстрацию не попал, потому что в Морской партии был, не у рыгов^[12]. Потом сам ушел, по пидозре, чтобы дело не открывали. Теперь адвокатом працюет. Защищает тех, кого и раньше защищал.

– Ну, адвокатом тоже кто-то должен быть, верно?

Зазвонил звонок. Судебное заседание возобновлялось.

Как этого и следовало ожидать, после избрания меры пресечения для задержанных в виде заключения под стражу прямо в суде началась драка.

Началась она с коридора, потому что места не хватало, и правозащитники были в зале, а побратимы остались в коридоре. Как это обычно и бывает – кто в лес, кто по дрова, но все рвались в коридор, потому что выхода другого не было. Судья юркнул в свой кабинет и закрылся там на ключ. Когда я протолкался в коридор, то увидел прокурора в форме. С остервенелым лицом он замахивался на кого-то тяжелым портфелем. В выражении его лица не было ничего человеческого… Трудно было представить, что всего лишь десять минут назад этот человек говорил о вине другого человека…

Звякнуло, хрустнуло стекло, треснула дверь, вдруг кто-то громко закричал, перекрывая все остальные звуки:

– Слава Украине!

Дальше… Я навсегда это запомню: на секунду все замерли, будто в детской игре «Замри», потом нестройно, но громко ответили: «Героям слава!» – и тут же возобновили побоище. Кто-то с силой толкнул меня в спину, и я понял, что избежать участия в драке не удастся. Иначе меня тупо затопчут.

Героям слава…

Больно прилетело. Но ничего. Не в первый раз получаю по башке…

А правильно говорят, опасайся своих желаний, ведь они могут и сбыться.

Несколько месяцев назад я сидел в тихом и сонном Стокгольме, в городе, где за год происходит всего несколько убийств, ждал клиентов и в ожидании раскладывал «косынку» на компьютере. Рабочий день мой начинался в девять и заканчивался в четыре, после чего я ехал, встречался с Абаль, мы ехали куда-нибудь, потом возвращались домой и занимались сексом или просто ложились спать. В Швеции у меня были дом, машина, безопасность, медицинская страховка и отличные пейзажи за окном. Сейчас я встаю каждое утро в шесть утра, чтобы успеть сделать зарядку и позавтракать перед работой, потом еду на работу на полицейской машине, которая является целью для всей мафии города, по дороге, по которой перед нами прошла танковая колонна, наверное. Работаю я примерно до шести часов вечера только официально, пообедать удается далеко не всегда. Работаю я по закону, который противоречит другим законам, и потому в любой момент могу быть выслан из страны, а то и обвинен в уголовном преступлении. Мой непосредственный начальник – в Швеции у меня начальника не было – бывший сотрудник СБУ Украины, родом из какого-то тернопольского села, его нам отрекомендовали как одного из лучших контрразведчиков Украины, но если этот лучший – то какие же тогда худшие, простите. За это время в меня один раз стреляли и еще один раз покушались на нас вместе, взорвав машину у входа. Работы у меня не просто много, а очень много, потому что последние пятнадцать лет милиция в Одессе не работала, а обслуживала клановые и политические интересы, и теперь вся несделанная работа – на нас. Ну, не вся, но большинство точно. И я не удивлюсь, если меня в конце концов убьют, как комиссара Каттани. Хоть я и пытаюсь работать, как евробюрократ, работа здесь требует именно комиссара Каттани^[13]. Просто местная мафия привыкла к тому, что с ней вообще никто и никак не борется, – и любые реальные действия против нее воспринимает как личное оскорбление.

Но я сам всего этого хотел…

А возможности у одесской мафии велики. Одесса не просто порт, через который идет контрабанда по всей Украине и на южную Европу. И не просто наркохаб, оставшийся еще с советских времен. Одесса прямо завязана на внешнеэкономические связи целой республики – Приднестровской Молдавской. Приднестровье, или ПМР, – пусть и небольшая республика, но это сложившееся государство, с армией, спецслужбами, правительством. А фактом не признания никем ее выталкивают в криминал. Не ошибусь, если скажу, что не менее трети всех дел и всех денег в Одессе связаны с ПМР. Давно сформировались взаимозависимости. И если, скажем, местные мафиози попросят в качестве одолжения прислать в Одессу приднестровский спецназ и разобраться с назойливыми полицейскими, то жить нам останется недолго. Потому что противостоять преступникам – это одно, а государству – это другое.

Ну и помимо Приднестровья тут всего хватает. Одесса – одна из ключевых точек по отправке в Турцию и на Ближний Восток украинских и молдавских проституток, возвращаются назад далеко не все. Основной порт по нелегальной отправке оружия Укрспецэкспортом и прочими структурами. Один из основных каналов по ввозу китайского шмурдяка – дешевого китайского трикотажа, продаваемого на вес. Один из основных каналов по ввозу нелегального спирта – он идет из Румынии, Хорватии, Бразилии, причем из последней целыми танкерами. Бразилия – крупнейший производитель спирта в мире. Одесса-мама – с давних времен один из основных центров криминальной активности досоветского, советского и постсоветского пространства, схожий с такими городами, как Марсель и Палермо. И мы пытаемся с этим что-то сделать. Мы – это двадцать пять украинцев и двенадцать полицейских-инструкторов из разных стран Европы. Филиал специальной полицейской миссии помощи Украине.

Я по-прежнему в Одессе.

Расклад полномочий на сегодняшний день такой – украинцы, не знаю, сами ли или под влиянием Совета Европы, приняли всеобъемлющий закон о децентрализации, немного упорядочивший и наш статус. Теперь милиция переходила в подчинение местным советам (громадам), причем если денег не было, то ее можно было расформировать. Никто не запрещал. Полиция переподчинялась префекту, должность которого примерно соответствовала представителю президента в России. Префект назначался президентом по представлению премьер-министра, и в его прямое подчинение переходила полиция (и патрульная, и следствие) и прокуратура. СБУ – нет, оно подчинялось напрямую президенту.

Я небольшой знаток конституционного права, но, по-моему, система – попытка скопировать американскую с ее сильными штатами. Разница только в том, что в США штаты не ненавидят федеральную власть и не грызутся с ней по поводу полномочий^[14]. И деньги есть. В Украине – денег нет.

Для нас плюсом было то, что у нас в системе появлялось лицо, причем высокопоставленное лицо, сила которого зависела от нашей силы. Как в средневековой Франции – есть король с его мушкетерами, а есть – гвардейцы кардинала. И хотя король с кардиналом могли встречаться и за чашечкой кофе обсуждать государственные дела – об отношениях гвардейцев и мушкетеров все по фильму помнят. Так и у нас. Плюсом для нас было то, что префектом в Одессу был назначен Жухрай – военный, полковник, участник АТО. Похоже, что честный.

И похоже, что назначили его как противовес харизматичному Сакарелидзе.

Опять в политику ударился.

Короче говоря, за этот месяц мы кое-как оттоптали себе поляну и договорились о взаимодействии с местной милицией и прокуратурой. Надо сказать, там не такие плохие люди служили, коррумпированными или пофигистами были далеко не все. Таких людей мы постепенно находили, налаживали взаимодействие. Постепенно складывался расклад, такой же, как и в Штатах. Гвардейцы кардинала – то есть местные – занимаются текучкой и бытовухой, то есть берут на себя 80–85 % дел, в основном очевидных, только нуждающихся в оформлении. Неочевидные и потенциально взрывоопасные дела взяли на себя мы. В гостинице, в безопасности, сделали своего рода штаб.

Главным нашим делом на сегодня было пресечение контрабанды. После суда мы выехали фиксировать обстрел постоянного поста близ Орловки. Этот пост поставлен на единственной дороге (М15), которая ведет в городок Рени и украино-молдавское приграничье. Это Днестровский лиман, дорога единственная, больше никак там не проехать. Если ехать по ней, то приедешь в Рени, потом в село Долинское. А дальше Чишмикиой – это уже Молдова – и Джурджулешты – уникальное молдавское село на стыке трех границ – Украины, Молдовы и Румынии. С контрабандистами там связаны абсолютно все жители без исключения, потому что никакой другой работы нет. После того как в Рени обнаружили проходящий по дну Дуная спиртопровод из Молдовы, по которому в день могло перекачиваться до 50 тысяч литров спирта, а пограничники ничего не видели, на дороге в Орловку поставили постоянный пост от налоговой службы, таможни и Национальной гвардии. За четыре дня, пока он там стоял, его дважды обстреливали из автоматов, а сегодня ночью – накрыли минометным огнем. В результате туда съехались представители и таможни, и налоговой, и СБУ. После суда туда рванули и мы.