29 сентября 202… г. США Нью-Йорк

… Уж сколько их упало в бездну,

Разверстую в дали!

М.Цветаева

Что есть жизнь? И какой она должна быть – жизнь?

Что есть правда?

Этот тип, Адам Фротман – здесь он был никому не нужен, а там ему нашли и жену и детей. И он нашел то, за что можно умереть. И умер, унеся с собой на тот свет двадцать тысяч человек.

Но он умер – а как теперь жить им? С тем, что произошло. С тем, что он сделал. Как им жить, обычным американским гражданам, зная, что всё, что они строили, всё, что они покупали – все эти дома с задним двориком с бассейном, эти машины, купленные в лиз, – всё это может в один момент стать ядерным пеплом. Просто потому, что какой-то ненормальный маньяк вызвался погибнуть самому, но унести на тот свет как можно больше людей с собой.

Он, наконец-то вспомнил, каким оно было – то утро, тот сентябрь, тот год. Сначала все думали, что это несчастный случай. Чудовищный несчастный случай. Потом, когда второй самолет таранил вторую башню – стало понятно, что это не несчастный случай.

Потом были ярость, обида, боль – но вот осознания так и не получилось. Они так и не поняли, что подвигло два десятка молодых людей отказаться от своих жизней только ради того, чтобы убить как можно больше других людей. Доказательство того, что они не поняли – то дерьмо, в котором они увязли по уши и продолжают вязнуть.

И есть еще одно обстоятельство, которое многие как то не замечают. 9/11 – это конец индивидуальной свободы в Америке. С тех пор стало можно многое из того, что раньше было нельзя. Стало можно хватать людей и держать их в тюрьме без предъявления обвинений сколь угодно долго. Выписывать ордера на слежку за неназываемыми лицами. Прослушивать телефоны и просматривать электронную почту совсем без ордера. То, что раньше с возмущением было бы отвергнуто – сейчас проходило на ура.

Работая в Грузии, он ради того, чтобы иметь хоть какое-то хобби, внезапно заинтересовался изучением сталинизма. Казалось просто невероятным, что вот эта маленькая и небогатая республика породила на свет одного из величайших диктаторов в истории. Как ему, не русскому по происхождению, удалось захватить и удерживать власть в России? Что это значило? Как выходец из небольшого горного народа, не имевшего даже прочной традиции собственной государственности – удалось построить одну из самых страшных тоталитарных политических машин в истории человечества?

Ему вдруг вспомнилась история, о которой он слышал в Тбилиси, когда возглавлял там станцию. Группа немецких ученых, получив грант на исследования тоталитаризма – приехала в Грузию, чтобы провести исследования на местности. Их встретили местные ученые, они образовали совместную группу… Но когда выяснилось, что, по крайней мере, часть политических репрессий была основана не на классовой, а на национальной основе, что грузины, скорее всего, виновны в использовании сталинской тоталитарной машины для подавления и уничтожения малых народов, живущих на своей территории – грузины взбунтовались и потребовали не публиковать книгу, которую немцы писали по результатам исследования. Когда же выяснилось, что книга все же будет опубликована и немцы отказались убирать из нее информацию, представлявшую грузин, как народ, в невыгодном свете, не только как жертв, но и как жестоких палачей… Короче, живущие во вполне демократической Грузии ученые, исследователи тоталитаризма и ярые противники коммунизма – написали донос в местное МВД с требованием покарать немцев и выдворить их из страны¹².

О чем эта история? Она о том, что в тоталитаризме виновен не один только Сталин или Гитлер, своя доля вины есть у всех, и в каждом из нас сидят семена этого зла. Воцарение диктатора происходит с молчаливого согласия большинства – а многие из этого большинства еще и принимают правила игры, убеждая себя, что так будет лучше. От каких прав мы намерены отказаться на этот раз? Поставить в каждом жилом помещении подслушивающее устройство? Обязательное ношение мобильного? Интернет по специальной личной карте допуска?

А ведь будет…

Их «Субурбан» медленно продвигался в потоке машин – впереди был блокпост.

Огромные ворота, футов тридцать, перекрывающие все полосы. Наспех поставленная досмотровая вышка. Страйкеры национальной гвардии и солдаты. Быстровозводимые укрепления и ствол пулемета в бойнице.

Они уже отказались от самого главного права. От права жить в своей стране. Если ты едешь по дороге, и на тебя из бойницы смотрит пулемет – ты не в своей стране.

А в оккупированной.

…

По адресу, который дал ребе, тоже жили евреи. Это был специальный район Нью-Йорка, там даже балконы были выстроены так, чтобы над каждым из них был кусочек неба. Это потому, что евреи празднуют праздник, в который они какое-то время должны спать на улице, под открытым небом. Вот им и нужен такой балкон.

Место это было ничуть не приветливей для гоев – но девушку по IP-адресу они нашли. Правда, нашли и ее родителей, и те заявили, что их дочь ни слова не скажет без семейного адвоката. Пришлось ждать адвоката…

…

– Сара. Тебя ведь так зовут, да?

Девушка неуверенно кивнула, было видно, что родители и адвокат стесняют ее.

– Сара, мы не думаем, что ты в чем-то виновата. Расскажи нам про Адама. Каким он был?

…

– Если ты думаешь, что должна сказать что-то, что было бы правильно – не думай так. Скажи, как было на самом деле. Он был добрым?

Девушка кивнула.

– Компанейским?

Отрицательное покачивание головой.

– Вы ходили в какие-то публичные места?

Кивок.

– У него было много денег? Кто из вас платил? Может, у него в какой-то момент появилось много денег?

– Да нет. Ну, то есть он из приличной семьи был, я это знала, но денег у него было немного… не больше чем у других. Каждый платил за себя.

– Чем он увлекался? У него было хобби?

– Да нет… он учился… ну, в общем, я не знаю.

– Какую музыку он любил?

– Разную.

– Он никогда не просил поставить какую-то особенную музыку? Никогда не искал какой-то диск или запись?

– Да… нет.

– Сара, ты знала, что Адам был мусульманином? Смелее, ты не обязана была никому об этом говорить. Если кто-то говорит, что он принял ислам, это не повод звонить в полицию. Но – ты знала?

Девушка кивнула.

– Он тебе сказал, или ты сама узнала? Когда это произошло? В каком году?

Адвокат насторожился, но ничего не сказал.

– Он… сам сказал.

– Когда это произошло, Сара? Расскажешь нам? Как это было?

– Он… – девушка посмотрела на родителей, и вдруг заговорила намного быстрее. – Он сказал, что его тошнит от лицемерия. Он сказал, что евреи, поддерживая то, что США делают в Ираке и в Афганистане с мусульманами – из жертв становятся преступниками. Что американские солдаты – фашисты и ничем не отличаются от тех солдат СС, которые жгли евреев в печах.

– Сара… – сказал отец девушки.

– Минутку, сэр. Что он еще сказал?

– Он сказал, что принял ислам, потому что это религия правды. Это было в 2009.

Здорово. Шестнадцать лет он ждал как фугас на дороге.

– Он с тобой говорил когда-нибудь еще об этом? Вы переписывались?

Девушка не ответила.

– Ты знала, что он собирается ехать в Сирию?

– Да.

– И что ты ему сказала?

– Я сказала, что… что боюсь за него.

– А он что ответил?

– Что он должен.

Сотрудники ЦРУ и ФБР переглянулись.

– Сара, он поддерживал с тобой связь оттуда?

– Он писал… иногда.

В деле были распечатки, но этих записей не было. Значит, они успели раскопать о Фротмане далеко не все.

– Сара, мы можем посмотреть эти записи? – сказал Баррет как можно мягче.

– Сара, ты не должна им показывать… – сказал адвокат.

– Да, можете, – ответила девушка, – я сейчас принесу

Девушка вышла из комнаты и вернулась с планшетом. Набрала пароль.

– Вот. Он ничего такого не писал. Просто писал о том, как там красиво, присылал фотки…

– Можно?

Баррет взял планшет, начал мельком просматривать. Он был достаточно опытен, чтобы понять – на снимках Ракка, столица Исламского государства. В снимках не было ничего такого – группы людей, улицы, здания. Некоторые люди с оружием.

– Сара, ты знала, что там он был женат? Что у него родился ребенок?

Девушка опустила голову.

– Да.

– И что ты ему сказала на это?

– Пожелала счастья.

Баррет просматривал записи, потом передал гаджет Алисе – у нее было специальное приспособление в телефоне, позволяющее дистанционно выкачать любой носитель информации. Ничего противозаконного в переписке он не увидел.

– Здесь нет ничего противозаконного, – сказал он больше для адвоката. – Сара, ты знала, как звали жену Адама?

– Он называл ее Мариам. Говорил, что счастлив.

– Он посылал тебе ее фото?

– Нет.

Здорово…

– Когда он решил вернуться – он написал тебе?

– Да.

– Что же он написал?

– Что разочаровался. Что хочет вернуться.

Баррет и Алиса снова переглянулись. Все это – с учетом того, что разочарование оказалось жестокой и гибельной ложью, – слишком не походило на еврейского вахлака из пригородов. Скорее тут была видна рука опытного, циничного и жестокого манипулятора, – но люди просто так не становятся таковыми.

Если только не попадают под влияние кого-то.

– Послушай, Сара – мягко сказал Баррет – ты никогда не слышала от Адама о том, что у него появился новый друг? Что он кем-то восхищается? Говорит, что такой-то – сильный, смелый, он знает что делать. Подумай, хорошенько.

Тикали часы.

– Он говорил…

Баррет улыбнулся.

– Ну, смелее.

– Он говорил… я не знаю. Это было еще до отъезда. Он говорил… о чеченцах.

Баррет насторожился.

– Чеченцах? Ты уверена?

– Да, чеченцах. Он восхищался ими. Говорил, что им в одиночку удалось выстоять под ударом российской армии. Что все мусульмане должны быть такими, как эти чеченцы.

– Он называл какие-то имена?

– Он называл… но я не помню, сложные русские имена. Я не помню.

– Хорошо, хорошо. Он не говорил, что познакомился с чеченцем?

– Нет.

– Но вскоре после того, как он заговорил о чеченцах, он решил уехать?

Девушка смотрела в пол.

– Да, так и было.

– Может, достаточно? – вмешался адвокат

– Еще один вопрос и всё. Адам говорил о намерении отомстить кому-то или чему-то? О намерении сделать что-то плохое?

– На этот вопрос, – адвокат резко отмахнул рукой, – ответа не ждите.

Баррет поднялся на ноги.

– Он и не нужен. Благодарим за сотрудничество.

…

На выходе из здания – уже стояли полицейские. Баррет поймал взгляд Алисы, кивнул ей – отойдем.

Они отошли. Переулок, несмотря на довольно видную затрапезность всего района – чистый. И – невидимая, отравляющая всё радиация страха. Полицейские машины, национальная гвардия, далекий стрекот вертолета в небе. Это был Нью-Йорк. Нью-Йорк после ядерной атаки на страну…

– Как думаешь, что они найдут?

Алиса порылась в небольшой сумочке, и достала пачку сигарет. Он поднес прикурить .

– Обычный набор. Смерть евреям, смерть американцам. Все с этого начинают. Тебе любопытно, ты начинаешь ходить в мечеть. Потом – в какой-то момент к тебе подходит человек, который рассказывает о бедных пакистанских детях, предлагает поехать в бесплатный хадж, или учителем на Ближний Восток. Это как америкорпус для джихадистов.

– Вот-вот.

Алиса посмотрела на него.

– Что ты хотел?

– Для начала – что у ФБР есть на этого типа?

– Мы все передали.

– Брось.

– А ты думаешь, мы будем что-то скрывать? Когда одна ошибка и нас всех закопают?

Баррет кивнул – он думал так же. Но это не отменяло того простого факта, что есть чужая задница и есть своя. Свою никто не подставит – а вот желающих подставить чужую…

– Как вы его взяли? По наводке или?

– Был объединенный список. Конечно, это не афишировалось, но все, кто отправился туда помогать – попадали в список повышенной опасности.

– А почему он вернулся?

– Потому что русские разбомбили их нахрен.

– Мог бы остаться там?

– Нет… им двигала идея, а идее нужна определенная чистота. Он был из тех, кто не приемлет полутонов.

– Думаешь, он хоть немного раскаялся тогда или это было задумано с самого начала.

– Хочешь честно? – сказала Алиса, выпуская дым и смотря куда-то вверх.

– Ну?

– Мне нравятся русские. И то, что они там делают. Они побеждают. И заслуженно. А мы проигрываем раз за разом, и тоже заслуженно. Потому что они сильнее нас. Для них враг есть враг. Если враг не сдается, его уничтожают. Они посылают спецназ, они бомбят, они не останавливаются ни перед чем. Даже перед полномасштабной войной против половины мира. И враг это знает. Свяжешься с Путиным – и тебе конец. А мы? Ах, эти милые люди, они восстали против кровавого режима Асада. И ничего, что эти же самые люди от радости танцевали на улицах, когда у нас было одиннадцатое сентября. Но они такие мужественные, у них есть белые каски, они помогают людям, пострадавшим от обстрелов – и мы должны им помочь. И ничего, что они уже знают, как манипулировать нами. Как только мы говорим, что применение химического оружия красная черта, так оно и происходит. Кому это надо – Асаду, чтобы его разбомбили? Или этим бородатым, которые хотят, чтобы Америка дала им свободу – а уж они используют ее, чтобы убивать нас, неверных. В твоем вопросе нет смысла, раскаялся он или нет. Русские никогда бы его не задали. Потому они побеждают. А мы нет.

– Как ты попала в ФБР? – спросил Баррет, прикуривая. Он курил время от времени, только когда нервничал, но пачку и зажигалку носил всегда – для установления контактов. В помещениях теперь нельзя… в Лэнгли даже установили кое-где датчики, реагирующие на дым.

– Какая тебе разница?

– Большая. Мы все в одной большой заднице. И вопрос, кто готов из нее выбираться по трупам других, а кто – нет.

Алиса усмехнулась.

– Я тебя не подставлю.

– Про тебя много говорят.

– Плевать. Я тебя не подставлю.