Тютюнин напряжённо соображал, что же ему теперь делать. Блондинка стояла в опасной к нему близости, и, стоило кому-то доложить об этом Любе, могла случиться катастрофа.
– Ты это… – Сергей откашлялся. – Ты не мог бы превратиться в какого нибудь мужика, что ли?.. А то с колбаской проблемы будут.
Едва Тютюнин упомянул про колбаску, девушка, на мгновение мелькнув хитрым лицом китайца, превратилась в нечёсаного старика с бешеными горящими глазами. В его руках оказалась лопата, Тютюнин невольно отшатнулся.
– Я Палыч, – произнёс старик.
– Очень хорошо. Тогда пройдёмте, что ли, ко мне домой, а потом я позвоню Лехе, чтоб вместе с ним вам колбаски достать.
– Моя хотеть колбаски.
– Да я понимаю. Но у меня сейчас нет – её нужно ещё собрать. Вам сколько нужно?
– Сито сорок семь килограмма…
– М-да… – Серёга стал прикидывать стоимость колбасы. У него получились бешеные деньги. – Ну что ж, идёмте.
И они пошли. Тютюнин понуро брёл впереди, в голове его от волнения ничего не придумывалось, а Палыч плёлся следом, постукивая об асфальт остро отточенной лопатой.
Когда они подходили к подъезду, Сергей обернулся.
– Ты, Палыч, не мог бы другое обличье принять – поприличнее. Только чтобы не женщина и без лопаты.
– Моя может, – согласился Палыч. Он пригляделся к фотографии на стенде и полностью скопировал увиденное.
Теперь он был небритым мужчиной со шрамом на правой щеке. Лопаты при нем не было, и это Серёгу успокоило.
– Хорошо. Теперь пойдём…
Едва они скрылись в подъезде, как из-за стенда, доедая банан, выбралась пенсионерка Живолупова.
«Девчонка исчезла, но появился бомж с лопатой, – рассуждала Гадючиха. – Значит, закопали болезную. Выходит, Тютюнин ещё и душегубец. Я буду не я, если под статью его не подведу. Я буду не я…»
Взгляд Живолуповой упал на стенд, где под заголовком «Внимание розыск!» она узнала неоднократно судимого гражданина Сивухина по кличке «Морж», который только что вошёл в подъезд вместе с Тютюниным.
От такого крутого поворота пенсионерку прошиб пот. Выйти на след банды убийц – высокая заслуга. Тут дело пахло государственной наградой.
Позабыв про больную ногу, Живолупова помчалась к ближайшему отделению милиции.
Не успели Сергей и его новый друг переступить порог тютюнинской квартиры, как из-за посудного шкафа, словно тигрица, выпрыгнула Люба. Воздух колыхнулся от пущенной дубовой скалки – Сергей понял, что нужно спасаться.
«Убьёт дура!» – успел подумать он и резко пригнулся, а вся мощь страшного удара пришлась на физиономию Палыча.
От такого сотрясения тот сразу потерял контроль над превращениями и обратился в старика с лопатой. Люба вскрикнула от неожиданности и добавила ему ещё.
Палыч крякнул и стал ботаником с сачком для ловли бабочек. Серегина жена совершенно ошалела и нанесла ему изощрённый, показанный мамой, удар. Ботаник ойкнул и исчез, а ему на смену пришла блондинка в коротком платьице.
– Ах вот она! – торжественно произнесла Люба. – Ах вот какую сучку ты привёл!
Отшвырнув скалку, она бросилась на противницу, желая немедленно вцепиться ей в волосы, однако обхватила руками стриженую голову рецидивиста Сивухина.
– Ой, извините, – сказала Люба и громко икнула. – Серёжа… – она повернувшись к мужу. – Я схожу с ума, Серёжа… Я схожу с ума…
Тютюнин подхватил падающую супругу и проводил её в другую комнату, где уложил на кровать, а потом принёс холодного молока.
– Полежи пока, Любаш, скоро все пройдёт, – пообещал он и вышел к гостю, который понуро сидел в облике Сивухина и, посмотрев на Сергея, спросил:
– Что это была? Моя шибко боялся…
– Это как бы небольшое приветствие, – соврал Тютюнин. – Просто у нас так здороваются. Как увидят друг друга, так сразу – хрясь скалкой. Здороваются… – Серёга вздохнул. – Меня она тоже неоднократно прикладывала… – признался он. – Но ты не обижайся, такие у нас обычаи. Обычаи такие…
– Моя понял, – кивнул Палыч. В этот момент кто-то толкнул входную дверь и, поскольку она оказалась незапертой, вошёл в прихожую.
– Кто там? – крикнул Серёга.
– Я, кто же ещё! – ответила ему Олимпиада Петровна, появляясь в комнате.
Посмотрев на Сергея и переведя взгляд на незнакомца, она криво усмехнулась и наставительным тоном произнесла:
– Хоть бы поздоровались с дамой. Или этого уже и не нужно делать?
Сергей не успел сказать и слова, как Палыч метнулся к обронённой скалке, а затем, с нею, бросился к Олимпиаде Петровне.
– Нет, Палыч! Нет!
Однако было поздно. Последовал страшный удар, вследствие чего ноги Олимпиады Петровны оторвались от пола и она, пролетев по воздуху до самого посудного шкафа, врезалась в него головой.
При этом обрушилась полка с карельским сервизом, и его осколки посыпались через распахнувшуюся дверцу.
– О-о-ой! – заголосила Олимпиада Петровна. – Убива-а-ают! Карау-у-ул!
– Он не хотел! – попытался прояснить ситуацию Тютюнин, нагибаясь нда поверженной тёщей. – Он поздороваться намеревался!
– О-о-ой! – дотронувшись до уха, снова застонала Олимпиада. – Меня муж никогда не бил и собаки всегда боялись! А вы меня скалкой. Бандиты! Душегубцы!
Из другой комнаты прибежала на шум со стаканом молока Люба. Она ещё не вполне оправилась от собственного потрясения, а потому, взглянув на проломленный шкаф, спросила:
– Что случилось, мама?
– Что случилось, что случилось… Я этого такие оставлю… – Олимпиада Петровна, размазывая слезы, поднялась на ноги и, пошатываясь, вышла в прихожую, откуда вернулась со своей собственной скалкой. – За все ответишь, лось, – сказала она Палычу. – Я мастер скалкинга, и тебе не уйти…
Понимая, что сейчас его гостя начнут натурально убивать и неизвестно, чем все это закончится, Тютюнин попытался заступиться за Палыча:
– Олимпиада Петровна, он не хотел вас обидеть, поверьте. Просто его Люба сильно побила, и он подумал, что у нас так здороваются. Он не местный!
– Поздно. Моё ухо опухло и требует отмщения. – Отодвинув Серёгу в сторону, Олимпиада Петровна двинулась на Палыча и, резко выдохнув, перебросила скалку из правой руки в левую. – Твоя смерть будет ужасной, чужеземец…
– Моя боится! – воскликнул Палыч, начавший от страха терять чёткие очертания. – Моя насчёт колбаски!
– Олимпиада Петровна, не трогайте его, а то я милицию вызову! – пригрозил Тютюнин.
В этот момент снова хлопнула незапертая дверь, и из прихожей вывалился огромный милиционер.
– Опа-на! Всем-стоять-по-местам-не-кашлять! – закричал он, наводя большой чёрный пистолет на всех по очереди. – Моя милиция меня бережёт! Финки, стволы, заточки и опилки на землю! Отставить «на землю»! На пол!
– Накаркал… – бросила тёща Тютюнину и нехотя выпустила из рук скалку.
– Ага! Граната! – сказал милиционер. – Отставить «граната». Деревянная заточка.
Не обнаружив в руках присутствующих больше никакого оружия, милиционер опустил свой пистолет и, выйдя не середину комнаты, объявил:
– Всем внимание! Я старший шериф округа… Стоп, отставить «шериф округа». Я верховный участковый микрорайона, майор Шароемов. – Майор подошёл вплотную к Палычу и, склонившись к нему, добавил:
– Попрошу внимательно произносить моё фамилие, понял? Шуток с заменой «мы» на «бы» я не понимаю…
Оставив Палыча, Шароемов сделал полуоборот и оказался возле Тютюнина.
– Все шутники уже на нарах – что?
– Что? – не понял Серёга.
– На нарах – что? – парятся. Теперь вопрос второй – кто содержатель притона?
– Хозяин квартиры – я, – неуверенно произнёс Тютюнин, поднимая руку точно на уроке.
– Почему укрывали рецидивиста Сивухина?
– Я.., не укрывал. Мы только зашли.
– Не удивляюсь, – усмехнулся майор Шароемов и, оставив Сергея, подошёл к Олимпиаде Петровне.
– Что с ушком, мамаша? Как будто заплыло ушко? Молчите? Тогда позволю себе – что? – небольшое предположение. Имели место бандитские разборки. А ещё меня интересует… – Шароемов обвёл всех проницательным взглядом. – Где вы спрятали труп малолетней любовницы гражданина Тютюнина?
– Любовницы? – поразилась Люба.
– Труп? – подхватила Олимпиада Петровна. – Я всегда знала, что этим все и кончится. Я всегда знала!
– Да не было никакого трупа! – вмешался Сергей.
– Не было? – Шароемов хитро улыбнулся и погрозил Тютюнину пальцем. – Я даже знаю, кто его закапывал, этот самый труп.
– И кто же?
– Безумный дедушка с лопатой в руках! Вы не успели избавиться от свидетелей, гражданин Тютюнин, а поэтому – что? – понесёте заслуженное наказание.
Сказав все это, довольный собой Шароемов повернулся к рецидивисту Сивухину, однако вместо него обнаружил предполагаемую жертву – блондинку в коротеньком платье.
– Опа-на! – произнёс майор. – Что мы наблюдаем? Картину Репина – приплыли.
– Это она, сучка! – обрадованно закричала Люба и бросилась вперёд, горя желанием вцепиться разлучнице в космы, однако Шароемов её придержал и вернул на место.
– Отставить передвижения, иначе будут – что? – жертвы. Гражданин Тютюнин, убийство с вас снимается, но остаётся организация устойчивой бандгруппы, совращение малолетних и сводничество. Недурной наборчик, а?
– Я знала, что этим все кончится! – снова торжественно произнесла Олимпиада Петровна. – Люба, я все знала!
– Все знали и не докладывали, – тут же подвёл статью Шароемов. – Укрывательство. Однозначно – укрывательство.
Услышав позади себя подозрительный шорох, Шароемов обернулся, готовый ко всему, однако вместо подозрительных действий задержанных обнаружил ещё одного Шароемова, такого же высокого и красивого, как он сам.
– Опа-на! Приветствую, коллега! – Первый Шароемов пожал второму Шароемову руку. – А я не знал, что здесь уже кто-то работает.
– Моя хотеть колбаски, – жалобно попросил майор-двойник.
– Да. Все – работа. Я тоже пообедать не успел. Ну ладно, коллега, не буду вторгаться со своим, как говорится камнем, в чужой – что? – огород.
С этими словами настоящий Шароемов улыбнулся всем временно задержанным и покинул квартиру Тютюниных.
До половины седьмого вечера Сергей и Палыч сидели в большой комнате и тупо таращились в телевизор, ожидая прихода Лехи Окуркина.
Женщины шушукались на кухне.
Олимпиада Петровна, напуганная превращениями нового «Сережкиного собутыльника», больше не затевала с ним дуэль и, напротив, уговаривала дочь уехать к ней, однако Люба, зацикленная на возможной измене мужа, опасалась появления малолетней блондинки, тем более что два раза видела её собственными глазами. Откуда та появлялась, Люба своими мозгами осилить не могла, однако была уверена, что угроза ещё не миновала.
Время от времени тёща или супруга Тютюнина выбирались из кухни на разведку. Они проходили мимо Серёги и его гостя, украдкой заглядывали под кровати и проверяли ванную.
Не обнаружив блондинки, они возвращались на кухню и снова принимались шептаться.
Ровно в половине седьмого в дверь позвонил Леха Окуркин. Он ещё не знал, зачем Сергей его так срочно искал, а потому выглядел вполне довольным.
– Что за срочность, партнёр? Ленка сказала, ты прям обрыдался весь в трубку.
– Пойдём, сейчас и ты обрыдаешься, – мрачно пообещал Тютюнин и повёл друга в комнату.
– Здрасьте, – кивнул Леха незнакомцу, остававшемуся в личине рецидивиста Сивухина.
– Моя хотеть колбаски, – неожиданно жалобным голосом отозвался тот, и Леха обмер – он вспомнил этот голос.
Окуркин сел прямо на пол и молча посмотрел на Серёгу, ожидая какого-то разъяснения.
– Колбасу доставать надо, – с расстановкой произнёс Тютюнин. – Колбасу…
Окуркин медленно развёл руками, как бы говоря: «Да где ж её взять?»
– Покупать придётся, – вздохнул Серёга. «Да откуда ж такие деньги взять?» – как бы сказал Окуркин, изображая на лице отчаяние.
– Вот и думай. Ты ведь, кажется, «запорожец» ему отдавать собирался.
– Ты «запорожец» не тронь! – крикнул Леха и моментально вскочил на ноги. Из кухни выглянула Люба.
– Это ты здесь, Лёш?
– Я, Люба.
Затем вылезла тёща.
– Это кто здесь? – спросила она.
– Я – Алексей Окуркин, – представился новоприбывший.
Женщины переглянулись и, не сказав ни слова, снова спрятались.
– Что это с твоей тёщей? – спросил Леха, позабыв про угрозу для своей машины.
– Об дверь ударилась, – ответил Тютюнин. Вспомнив в подробностях это происшествие, он не сдержал довольной улыбки. – Башкой…
По телевизору передавали футбол. Непонятно, кто и с кем там играл, однако народу на стадионе были многие тыщи, и Сергею подумалось, что, будь их бизнес на таком вот стадионе, они бы денег на колбаску нашли мигом.
– У меня мысль появилась! – сказал Леха и, покосившись на Палыча, поманил Тютюнина пальцем.
– Чего? – спросил тот, приблизившись.
– К Сайду надо ехать, к братцу Азамата.
– Я понял, к какому Сайду. А чем он может помочь?
– Так он же торгует, и его земляки тоже торгуют. Сейчас лето, жарко, холодильников у них нет. Усекаешь?
– Ты тухлую купить предлагаешь?
– Не тухлую, а очень тухлую. Тухлую они покупателям впаривают.
Леха снова покосился на гостя. Тот сосредоточенно смотрел рекламу.
– Ты пока его займи чем-нибудь, а я Сайду на мобильник звякну. Прямо сейчас все и решим.
Сайд поднял трубку сразу. Судя по многоголосому шуму, который служил фоном для разговора, он ещё находился на овощном рынке, который располагался в старом авиационном ангаре.
– А, это ты, Алёша! Привет.
– Сайд, у нас к тебе дело есть!
– Какие дела? Поздно уже. Я лоток убираю. Приходи завтра, яблоками угощу. Яблоки любишь?
– А все люблю, Сайд, но у меня срочное дело – понимаешь?
– Срочное? – Сайд сделал паузу, то ли обдумывая услышанное, то ли с кем-то советуясь. – Ладно, говори, что случилось.
– Понимаешь… – Окуркин оглянулся, чтобы удостовериться, что его не слышат. – Понимаешь, Сайд, на нас наехали…
– Э-э, денег нет, Алёша. Совсем нет денег.
– Да ты не понял. Мне не деньги нужны.
– Убить нада, да?
– Да нет. – Леха прикрыл трубку ладонью и понизил голос. – Колбаса нужна. Варёная.
– У меня яблоки, Алёша. Ты же знаешь. Немножко хурма есть, а колбасой я не торгую.
– Сайд, очень нужно. На нас… – тут Леха снова оглянулся, – на нас страшный человек наехал…
– Вах. И что ему нужно?
– Я же сказал – колбаса варёная.
– Ладно. Сколько надо?
– Полтора центнера.
– Ладно. Поищем, у меня земляк такую продаёт. Как платить будешь?
О проекте
О подписке