7

Минут пять после случившегося Ферлин и Джек молчали, осмысливая это явление. На их пустошах случались зимние грозы, такие сильные, что от молний у железных домов оплавлялись углы, но этот луч не был похож ни на что виденное ими раньше.

– Ты знал, что так будет? – спросил Джек.

– Нет, сам первый раз видел.

– А ты здесь ночевал раньше?

– Один раз, но ничего такого не было.

Они еще помолчали, а потом Ферлин сказал:

– Ты меня все время так расспрашиваешь, будто контракт на службу у тебя уже в кармане.

– Я думаю, так и будет…

– А с каких таких гвоздей? Тебе что, пообещал кто-то?

– Нет. Но я думаю, что все само как-нибудь сложится. Я пойду служить, тогда мне и пригодятся твои наставления, чтобы я, как ты, не прогулял свои деньги…

– Ну, я посылал часть денег сестре, – сказал Ферлин, понимая, что нужно как-то ответить Джеку, чтобы он больше не приставал. – Немного, конечно, всего сотню, но она особенно и не нуждалась. Просто все кому-то посылали, вот и я решил, что пусть ей отчисляют по сотне с каждого жалованья.

– Это все еще мало, Ферлин. Это, считай, какие-то гроши.

– Ну, на баб много тратили…

– Ты имеешь в виду гулящих женщин?

– Их самых. В тех городках, где такие фронтовые отстойники существовали – для отдыха солдат с переднего края, – быстро образовывались публичные дома, питейные и игорные заведения. Всяческие клубы. Хотя это тоже питейное заведение.

– Ну и как это происходило?

– Да просто происходило. Напиваешься, идешь к проституткам, соришь деньгами, потом они тебя еще обворовывают. Потом прешься играть в карты или в рулетку, просаживаешь еще кучу денег. А потом тебя везет в казарму таксист и вытаскивает из кармана остатки. Вот и все дела. Ничего странного.

Услышав это, Джек долго молчал, задумавшись. Пожалуй, такие признания поразили его не меньше, чем недавняя вспышка луча.

– Знаешь, Ферлин, – сказал он через какое-то время. – Я, конечно, понимаю, все эти дела с женщинами… Я бы и сам сходил. Один раз. Но вот играть бы не стал и на такси бы не поехал. Лучше на автобусе или пешком, если недалеко. Да и пить бы я тоже не стал. Ну, может, немного пива. Я пробовал настоящее пиво в Нуре. Правда, это было давно. Но я не понимаю, зачем было столько пить?

– Ты что, дурак, Джек? Тебе семнадцать лет! Ну ладно, с девками тут напряженка, а в Нуре проститутки цены заламывают, но выпить бражки из водорослей ты же можешь? В деревне ее за гроши продают и меняют хоть на хворост. Вон его у тебя сколько на дворе насушенного!

– Не хочу пить, мне пьяным быть не нравится. Какой в этом смысл?

– Здесь люди пьют с тоски. А солдаты на отдыхе – от страха.

– Но неужели нельзя было подумать о будущем? Неужели ты не думал, что вот вернешься домой, построишь каменный дом, купишь машину на бензине, встретишь хорошую девушку и женишься. Неужели ты не хотел всего этого?

Ферлин ответил не сразу. Он как-то странно затрясся, Джек подумал, что у него снова приступ, но Ферлин смеялся, правда, как-то не слишком весело. Потом успокоился и заговорил:

– Находясь здесь, Джек, ты много чего не понимаешь и никогда не сможешь понять, если не понюхаешь фронта. Там, если дожил до вечера, считай, повезло. Бывало ложишься спать в бункере и не помнишь, что днем было – память напрочь отшибло. Только смотришь, соседская койка пустая. Спрашиваешь, дескать, где он, а тебе говорят, ты что, забыл, сам его по кускам сегодня собирал в траншее? Как тебе такое? А ты про будущее. Там никакого будущего не планировали и как попадали на отдых, так пей-гуляй, пропивай все до гроша.

Джек слушал и ужасался. Он совсем иначе представлял себе жизнь солдат. Конечно, иногда им приходилось стрелять и кого-то даже убивали. Но, возможно, часть, где служил Ферлин, была какая-то неправильная? По крайней мере для себя Джек твердо решил, что когда получит контракт, постарается, чтобы его отправили в приличное место, а не туда, где пьют и играют.

От общения с девицами он решил не отказываться, но тоже знать меру и следить, чтобы не воровали.

– Неужели все только и делали, что пили?

– Ну почему, был один такой, который не пил, а все деньги отправлял жене и детям. Как ни придешь в казарму, он там сидит и ТВ-бокс смотрит. Только видно, что ничего не понимает, что весь в себе, в своих переживаниях. Мы-то хоть изредка по пьянке отключались, с девками крутили, напрочь забывали про этот фронт. А он все время был в теме и прямо чернел на глазах. И продержался он так всего год, а потом застрелился, оставив семью даже без страховки – самоубийцам она не положена.

– Какой ужас…

– Да, но был еще другой парень, тот выпивал, но без особого фанатизма и к девкам ходил нечасто, зато просто обожал читать. Днями напролет с книжкой в руках валялся. А еще ржал, когда чего-нибудь смешное в книжке бывало. Его спросишь, он рассказывает… – Ферлин вздохнул. – Рассказчиком он был хорошим, мы потом на передовой его часто просили что-нибудь рассказать, и он рассказывал. Так веришь, он так всю картину передавал, что как будто в театр сходили.

– Ты бывал в театре?

– Я же сказал – как будто.

8

Своими расспросами Джек разбередил старые воспоминания, и Ферлин не спал, лежа с открытыми глазами и глядя на звезды. Он не любил таких ночей с ясным прозрачным небом, тогда ему казалось, что на всем свете он остался совсем один.

Хорошо хоть Джек согласился пойти с ним. Мальчишка, ему все интересно.

– Ферлин…

– Ну?

– Ты говорил, твоему ружью двести лет…

– И что?

– А где ты его нашел, у нас на пустошах?

– На пустошах ничего не найти, здесь все уничтожено и перемолото. Это я в другой долине у наркоманов выкупил. Они целый склад откопали и на эти деньги дерьмо покупали.

– Дерьмо? – не понял Джек.

– Наркотики.

– Я бы тоже хотел иметь такое ружье.

– Зачем тебе?

– Мать защищать, себя. Ну и вообще, эта штука очень серьезная, и я бы хотел научиться стрелять, как ты. Ну или почти, как ты, и чтобы оптический прицел и этот самый блок…

– Баллистический.

– Да, баллистический.

– Разбогатеешь, купишь патронов, и научу.

– А сколько на них нужно денег?

– Для обучения нужно не менее полусотни выстрелов. Новые патроны стоят по лире штука, а старые – десяток на лиру. Но их перебирать нужно.

– Я помню, ты говорил. А старые, это которым двести лет?

– Сто пятьдесят. Это ружью двести лет.

– А здесь что же, двести лет назад была война?

– Да, была война. Большая и очень жестокая, – сказал Ферлин и вздохнул.

– Более жестокая твоей?

– Куда хуже. Корпорации в своей войне хоть какие-то правила имеют, а двести лет назад здесь не считались ни с военными, ни с гражданскими.

– Да ну? – удивился Джек, привставая. – Почему же нет никаких руин, какие по ТВ-боксу показывают?

– Потому что города были стерты с земли очень мощными термоядерными бомбами.

– А где же они были, эти города?

– Повсюду, Джек. Здесь были самые населенные земли, а каждая пустошь – это след от бомбы, стало быть, раньше на этом месте стоял город.

Очередная новость потрясла Джека. Минут пять он раздумывал, боролся с переполнявшими его чувствами и все порывался что-то уточнить, но нужные слова не шли. Все было не то.

– Выходит, я сейчас живу на краю бывшего когда-то города?

– Да, Джек, ваш с матерью хутор находится в бывшем пригороде. Поздравляю.

– Почему поздравляешь?

– Потому что в пригороде жили самые зажиточные люди.

Джек помолчал еще, пытаясь представить эти города с высокими, как в Нуре, домами, а может, и выше. С множеством машин, работающих на бензине, и спешащими по своим делам людьми. Но общей картины у него не получалось.

– А точно там были города? Может, эти бомбы случайно упали?

Ферлин не выдержал и засмеялся.

– Ты чего?

– Ничего. Просто ты своими добавлениями не даешь мне скучать. Это я про бомбы, которые упали случайно. Нет, Джек, не случайно. В военном архиве я видел старые карты, так там эти города указаны. Тогда это была единая огромная равнина, безо всяких холмов.

– Откуда же взялись холмы?

– Холмы – это складки грунтовых слоев, сдвинутые чудовищной силой взрыва. Вот поэтому все пустоши выглядят как огромные кратеры с высокими краями, такими высоким, что на каждой пустоши имеется свой климат.

– Да, это точно. Перейдешь через холмы, и вот тебе уже другая погода. Я это много раз замечал. А как выглядят карты, Ферлин?

– Карты? Ты не знаешь, как выглядят карты? – в свою очередь, удивился Ферлин. – Ты же в школу ходил, чему вас там учили?

– Это ты в школу ходил, тогда она еще полной была. А когда люди разъезжаться стали, так и учителя поразъехались. Читать-писать вроде научили и на том спасибо. А географию у нас вел старик Бровар. Он бывший полицейский, поэтому считалось, что знает больше других. Он приносил на урок старый глобус без подставки, клал его на стол и говорил – дети, это наша планета.

– И что дальше?

– На этом все. Дальше он засыпал прямо на стуле, потому что никогда трезвым в школу не приходил. А ты говоришь – школа, карты.

9

Утомившись от новых впечатлений, Джек наконец уснул, и Ферлин разбудил его ранним утром, когда над болотом стоял густой туман, а темно было почти так же, как и накануне вечером.

– Утро уже. Пора идти, – сказал Ферлин.

Джек сел, едва ощущая замерзшие холодной ночью ноги. Он потянулся было за сапогами, но Ферлин остановил его.

– Не спеши, – сказал он. – Первым делом попей воды, хоть немного. Потом съешь немного сыра, а уже после этого надевай сапоги и топай.

– А почему именно так?

– Потому, что сапоги сейчас сырые и холодные, как пустошь в зимнюю ночь. Если наденешь сразу, не усидишь на месте.

– А по нужде как, босиком?

– По нужде – особый случай, по нужде надевай сапоги.

Пока Джек, отойдя, поливал деревце, со стороны болота стали доноситься хлюпающие звуки.

– Лягушки кормятся, – пояснил Ферлин, протягивая флягу вернувшемуся Джеку. Тот сделал глоток и присел, начиная уже получше различать обстановку.

Ферлин отрезал два ломтика сыра и подал один Джеку. Тот взял его и принялся жевать, со сна не чувствуя вкуса. Однако постепенно приободрился и даже стал согреваться.

– Как в сапогах? – с усмешкой спросил Ферлин. Джек в ответ только поморщился.

– У нас еще пятнадцать минут. Из них на подход нужно семь, на подготовку ружья – пять.

– А куда еще три?

– Три будут в резерве.

На болоте громко плеснулась игуана, ударив хвостом и подняв дождь брызг.

– Ишь как разыгралась, наверное, поймала чего, – прокомментировал Ферлин. – Ну пойдем, в пять сорок две будет пролет.

– Пролет чего? Добычи?

– Да, приятель. Мы ведь именно за ней пришли?

– А почему такая точность? – спросил Джек.

– Потому что эта птица очень любит точность. И за это мы ее ценим.

Джек из этого объяснения ничего не понял, но не стал расспрашивать Ферлина, решив, что сам во всем разберется в процессе охоты.

Тем временем Ферлин собрал всю траву, на которой они спали, и унес, чтобы снова спрятать.

– Зачем ты это делаешь, мы что, сюда еще вернемся?

– Если вернемся, будет подстилка, а если нет, пусть никто не узнает, что мы здесь ночевали.

– Не хочешь, чтобы кто-то узнал про место, богатое дичью? – по-своему понял Ферлина Джек.

– В самую точку, приятель, пошли.

Джек забросил на плечо отощавший мешок с провизией и пошел за Ферлином, который уверенно шагал по усыпанной булыжниками земле, несмотря на утренние сумерки.

Джек ступал за компаньоном след в след, эту азбуку он уже освоил. Вскоре они подошли к полосе клубящегося тумана, стало слышно журчание воды.

– Здесь река, Ферлин?

– Когда как, – ответил тот. – Иногда просто песок, а ночами из болот вода вытекает.

Воды под слоем тумана было немного – по щиколотку, но, заслышав движение, к месту брода кинулись вечно голодные игуаны.

Они были небольшие, крупные на мелководье не выходили, но из-за сумерек и тумана Джеку казалось, что их окружают трехметровые монстры. А какие у игуан зубы, он знал.

Должно быть, привлеченные страхом Джека, болотные хищники стали на пробу стегать его хвостами.

– Ах, сволочи! – воскликнул он.

– Что такое? – спросил Ферлин, оборачиваясь.

– Они… Они напали на меня!

– Пустяки, придави одну-другую каблуком, и больше они к тебе никогда не пристанут. Даже когда вырастут и станут по-настоящему опасными.

– Они что, на всю жизнь запоминают, кто им наподдал?

– Да, они различают твой запах и помечают его как запах опасности.

– Поэтому тебя уже не трогают?

– Правильно.

Джек стал выжидать подходящего момента, но игуаны, как будто почуяв его решимость, стали кружить поодаль. Наконец одна из них – новенькая и дерзкая, бросилась Джеку под ноги, и тот топнул ногой, прищемив ей хвост. Тотчас все хулиганки порскнули в стороны, оставив на воде только дорожки пузырьков. Запахло болотом, Джек зажал нос.

– Теперь все время так вонять будет? – спросил он.

– Нет, это тебе игуаны привет передали… А вон уже остров и коряга, на которой мы пристроимся.

– Ага, – сказал Джек, пробуя дышать носом. Как будто вонь отступала, но неожиданно в прореженном тумане он увидел сидящего на земле человека, который странно раскачивался и помахивал им с Ферлином рукой.

– Ферлин! – воскликнул Джек и, прыгнув к компаньону, вцепился ему в локоть.

– Ты чего? – удивился тот, останавливаясь.

– Там человек! Смотри!

Ферлин присмотрелся, затем покачал головой и разжал пальцы Джека на своем локте.

– Это коряга, я же тебе говорил.

– Коряга? Она похожа на человека! Почему она движется? – не сдавался Джек, прячась за спиной компаньона.

– Это из-за тумана. Я ее поначалу тоже за живую принимал и даже ружье нацеливал.

– Уф… – выдохнул Джек, понимая, что ошибся. Вскоре они стали выходить на небольшой каменистый островок.

10