Рим
20 апреля 1828 г.

Она никак не могла найти себе места. Вот уже который час она смотрела на его очередное «последнее» письмо. Очередное, потому что уже несколько раз она пыталась его образумить, как ей самой казалось. На самом деле она просто хотела, чтобы он обратил на неё своё внимание. Подумать только, она действительно в этом призналась. Имея пусть не огромный, но всё-таки успех среди мужчин, она выбрала для себя самого чёрствого из всех. Как это могло произойти? Когда она дала слабину в своём сердце и решилась полностью его открыть? Она была вся предоставлена его взору – без секретов, интриг, пустых разговоров. Она готова была сделать его счастливым и подарить ему целый мир. Нет, больше! Она могла подарить ему всю бесконечную Вселенную и навсегда стать его музой. Если он не любит её как женщину, то пусть хотя бы увидит в ней страсть, нежность, переживания, интерес – все те чувства, которые необходимы для создания шедевров.

Ведь она знала, что в её силах это осуществить. Она была натурщицей у другого, даже более именитого мастера. Каталась с ним по всем сказочным и вдохновляющим местам Италии. Нет, это она была его музой, способной помочь кисти перенести молчаливые скалы или уныло колышущееся море на бездушный кусок льна и вдохнуть в эти застывшие изображения жизнь. Только она могла заставить его видеть этот мир по-своему и, самое главное, находить в себе силы и желание делиться своими внутренними открытиями с другими.

Они много путешествовали с Сильвестром. Она не просто наслаждалась видами – она чувствовала его энергию, которую вбирала в себя, чтобы потом отдать всё, без остатка ради создания неповторимого шедевра, коим восхищались. Как же красивы были миниатюрные бухточки в Сорренто с их старинными домами, стены которых были продолжением отвесных скал. Их самих как будто вписали в этот монументальный ландшафт. Успела она насладиться и уютными городками на острове Капри. Будто впечатанные в гористую местность, они непроизвольно становились её частью, будоража воображение художников. А эти мощёные дорожки, вьющиеся вдоль побережья, с их подъёмами и спусками! Удивительно, но ей было совсем не трудно переезжать с места на место, часами стоять в одной позе, а иногда и забывать о сне. Вовсе нет, ведь она была частью чего-то большого, что рождалось вместе, а вернее, одновременно с ней.

Быть музой – непростое занятие. Абсолютно неважно, на холсте ты или за ним. Ты всегда должна вдохновлять мастера всеми возможными способами. С другой стороны, жаловаться ей было особо не на что. Этот русский был хорош собой: высокий, с острыми чертами лица, мужественным подбородком и тоненькими модными бакенбардами. Особенно его отличал пронзительный взгляд, пытающийся найти то, что поможет ему наиболее точно выразить себя на холсте. «Глупенький, он как будто не понимал, что достаточно ему взглянуть на меня – и в его кучерявой головушке сразу же родятся образы», – с улыбкой думала она. Особенно ей запомнилась последняя поездка в Неаполь. Он рисовал вид на море при свете луны и потратил там немало бессонных ночей, чтобы уловить ту тонкую грань, когда картина превращается из набора красок в нечто такое, что начинало говорить: «Хорошо, что я всегда была с ним. У него без меня ничего бы не вышло».

Сейчас она в сумрачном прохладном Риме. В эту пору этот город вовсе не то тёплое и солнечное место, которое отражено с набережной Тибра в картине «Новый Рим. Замок святого Ангела». Его музе особенно нравилась эта картина. Она была настолько невесома, что от неё так и веяло какой-то свободой, надеждой и стремлением к чему-то новому. А ведь запечатлела обычных рыбаков, занимающихся своей рутиной! Но где? На фоне замка Святого Ангела и собора Святого Петра, поражающих своей монументальностью. Вот уж действительно встреча двух эпох! Наша героиня мало что понимала в тонкостях живописи, ведь она могла только передавать чувства, но так как она была ещё и француженкой, то не могла пропустить мимо ушей термин, который часто употреблял Сильвестр: «пленэр». Правда, слышала она его как два слова – «en plein air» (последние два сливались в одно), что по-русски звучит как «на открытом воздухе». Именно таким образом рисовал свои знаменитые пейзажи художник.

Не только погода портила ей настроение, но и то, ради чего она пришла в этот мир, – чувства. Буквально несколько недель назад Сильвестр представил её новому, подающему надежды мастеру. И она сразу почувствовала себя потерянной. Ведь в её душу проникло нечто настолько светлое и наивное, что она просто не знала, как ей быть. Поначалу она думала, что это было мимолётное влечение, просто намного сильнее в сравнении с предыдущими. Но день ото дня это чувство росло, и она больше не могла о нём молчать. Она хотела прямо-таки кричать о нём во весь голос каждому прохожему на улице. Ей хотелось, чтобы в новой мастерской висели только её портреты, она больше никого не хотела видеть рядом с собой и рядом с ним. Но, к сожалению, как ни пыталась она быть ласковой и милой, он не отвечал взаимностью. Для него это была обычная интрижка. Без обязательств, без чувств. Но ведь им так хорошо вместе! Он так на неё смотрит, улыбается, шутит… А как он нежно касается её, прижимает к себе!.. Разве не может это быть чем-то большим? Чем-то лёгким, невесомым?

Сначала она гнала подобные мысли прочь. Этого не может быть. Он просто не хочет пока показывать их взаимную радость публике. «Ведь как со мной выйти в свет, на их балы, приёмы? – размышляла она. – Я совсем не предназначена для этого. Обыкновенная, ничего из себя не представляющая простушка из Франции в поисках новой жизни. Какие у меня шансы без всех этих регалий и титулов? Кого я обманываю? А может, всё же?..

Нет, нет, как пусто и больно внутри!.. Не от чего оттолкнуться. Я как