Часть 1

Впервые сломанный нос

Когда мне было 9 лет, я играл Пьеро из известной сказки. Меланхоличного и безнадёжно влюбленного персонажа. В школе всем очень заходило, как я раскованно, не замечая никого вокруг, веду себя на сцене и поэтому учителя старались всунуть меня в каждый новый спектакль. Я не особенно сопротивлялся, ибо это занятие было намного интереснее, чем учёба, которую я искренне ненавидел.

Спектакли в основном проходили в школьном актовом зале, но иногда нас отправляли и в областные дома культуры. Как-то команде нашей школы даже вручили первое место за лицедейство, но мне всегда было плевать на все эти грамоты. Ничего для меня те куски картона не стоили, всё равно будут потом пылиться где-нибудь дома, а потом и вообще окажутся на свалке.

Однажды, когда все уроки отменили, после благополучно сыгранной постановы, в гриме Пьеро, я спускался по школьной лестнице. То, что я увидел около женского туалета, не позволило мне равнодушно пройти мимо. Несколько крепко сбитых парней из старших классов, стояли над маленькой пухленькой девочкой, которая была кореянкой, и всячески издевались над ней, кидая оскорбления в адрес её национальности.

– Слышь, жирная, у меня к тебе вопросы! – говорил самый крепкий и самый борзый из компании ребят, в чёрной кофте Lansdeil.

Конечно я их узнал. Этих парней знала и боялась вся школа. Ходили слухи, что они уже вовсю ширяются и толкают на районе героин. Не знаю, правда это или нет, но самый главный из этой шайки, тупарь, по кличке «Муха» очень был похож на парня, который колется. Безумные, словно у бешеного зверя глаза, венозные руки и шея, белая, как мел, кожа, гладкий лысый череп. Но лысым он был скорее из-за своей националистической идеологии. Он с гордостью причислял себя к ультра-правым и кидал зигу. Как его вообще держали в школе, а не посадили на бутылку правосудия, было и остаётся для меня загадкой.

– Ты знаешь, на районе что-то собак дворовых у нас не видно стало… Наверное, твой папа для своей блевотной шавермы переловил всех… Знаю, что вы, гуки собак любите в фарш добавлять.

– Это не правда… -сказала девочка, волосы у неё цвета воронова крыла.

Длинной черной челкой почти полностью скрыты глаза.

– Короче, передай отцу, я ларёк с шавермой его сожгу завтра к херам.

Компания засмеялась.

– Что она вам сделала? —меланхолично спросил я.

«Муха» обернулся на меня. Его псы застыли в молчании.

– Ты с какой целью здесь материализовался, клоун? Ты что-то хотел? -кинул он мне, накрашенному в белый грим Пьеро.

Я в ответ молчал. Страх не позволил мне больше не проронить ни звука в адрес злобного скина.

– Я тебя спрашиваю, печальный хайван… Мальвину свою потерял? У неё волосы не розовые. -кивнул он на девочку. —А чёрные, как смола, поэтому теряйся отсюда!

«Муха» завёлся не на шутку. Мои глаза с белыми накрашенными ресницами, не моргая, смотрели на него.

– Чё ты на меня уставился своими шарами?

Девочка из 3-его класса «А», пользуясь случаем, побежала в учительскую на первый этаж. Вытаращив кровью налитые глаза, «Муха» подошел ко мне. Его зрачки расширились.

– Пизда тебе, малой! —сжимает кулаки скин.

– ТЕ-Б-БЕ ПИЗ-З-ДА… -отчаянно вырвалось вдруг у меня.

Парни громко рассмеялись, услышав эти не убедительные слова маленького худого, как скелет, мальчика. Муха резко бьёт мне кулаком в нос, трещит мягкий хрящ и я падаю на пол. Теперь уже никто не смеётся. Муха достает из кармана ножик и говорит:

– Улыбку Челси себе хочешь, урод?

Но тут кто-то из компании хватает скина за кофту и говорит, что нужно сваливать. Все быстро расходятся, а я, придерживая рукой, окровавленный разбитый орган обоняния, медленно поднимаюсь и иду в туалет. Я понимал, что еще легко отделался.

Когда я пытаюсь смыть кровь в раковину, приходит завуч и кореянка. Я смотрю на нос, теперь эту горбинку на нём, я буду видеть каждый чёртов день по утрам в зеркале.

– Кто это сделал? -спрашивает Мария Григорьевна, поправляя очки в золотистой оправе. -Мы должны знать, кто так сильно тебя ударил? Может тебя тошнит или голова кружится?

Я молчал. Но вмешалась пухленькая кореянка:

– Я знаю… Это был мальчик из старшего класса. Его перевели к нам из другой школы. Кажется, он там с кем-то подрался, вы рассказывали… Или ножом порезал кому-то лицо…

Теперь до меня вдруг дошло, что имел ввиду под улыбкой Челси, нацистский ублюдок.

– Мухин? -переспросила завуч, её выбритые и подрисованные брови изгибаются дугой. -Алекс, так тебе Мухин нос сломал? Что ты молчишь, может у тебя сотрясение?

– Наверное нет… Я не знаю, кто это был.

– Он лжёт, он знает!.

– Ничего ты не знаешь! -я закрыл кран и бросился прочь из туалета.

Мой грим наполовину смылся.

– Муров, немедленно вернись, тебя должна осмотреть медсестра!

– Чтоб ему сдохнуть этому насекомому! -пробормотал я зло.

Мне захотелось уединения. Категорически никого не хотелось видеть, или говорить о том, почему у меня такое лицо. Одним таким местом, где я мог укрыться от всех, было кладбище. Там меня никто не будет жалеть или задавать вопросы. Забудется неприятное. Люди субъективны и им нельзя верить, а кладбище не будет врать. Там все мертвы и очень спокойно. Изредка лишь слышно карканье ворон, которые то и дело кружат над крестами.

Кладбище

Изгои любят кладбище. А еще, когда на улице – серо и мрачно. Так и было в тот день. Не удивительно, начинался октябрь. Месяц, когда мой бессмертный дух вновь переродился и обрел свежую плоть и кровь. Жизнь – это фетиш, который никогда не кончается. Тогда я ещё был слишком глуп, чтобы понимать такие сложные метафизические вещи. Да и ни к чему.

«Живых» людей, которые приходили навещать своих мёртвых родственников или тех, кого просто знали, не было совсем. Я сидел у чьей-то заброшенной могилы и облокотившись о железную оградку, смотрел на врученную мне за игру в школьном спектакле, благодарственную грамоту. В ушах у меня – вакуумные наушники, а на телефоне играет psychedelic. Я достаю из кармана зажигалку и поджигаю грамоту. Обугленный лист, съедаемый пламенем, ветер вырвал у меня из рук и поднял вверх в серое небо. Я сплюнул на землю. На могильной плите, у которой я сидел, выгравированы чьи-то инициалы и цифры.

Дата рождения: 1958 год, 3 июня.

Дата смерти: 1995 год, 1 октября.

У этой могилы мне нравилось сидеть больше всего. Однажды, когда я шёл домой после уроков, за мной по дороге увязался дворовый пес. Серого цвета с белым хвостиком. У него были очень грустные и голодные глаза, будто бы это человек в собачьем обличии.

Глаза потерявшегося ребёнка, которого никто не искал…

Мне стало его жаль и тогда я купил ему в местной палатке хот-дог. Пёс с жадностью съел всё до последней крошки и потом шёл за мной до самого дома. Ночевал он где-то рядом. Мне было очень грустно, но я не мог его взять к себе. Семья была против. Перед очередными походами в школу, я стал просить маму делать мне бутерброды с колбасой и потом кормил ими своего бездомного друга. Как-то я решил прогулять школу и погулять с ним. Пёс привёл меня к своему дому. На кладбище у него была нора, рядом с заброшенной могилой, у которой на данный момент сижу я. Потом я заболел ОРВИ и долго не выходил на улицу. Мой друг исчез за это время. Пропал, будто его никогда не было. Я каждый гребаный день на протяжении месяца приходил на кладбище, в надежде встретиться с ним у его логова. Но его там не было. Нора у могилы пустовала. Больше я его никогда не видел, хотя надежда ещё раз посмотреть в его налитые печалью, глаза, остается…

Но возвращаемся в тот день, когда мне впервые сломали нос.

На входе у кладбища появляется первый «живой», которого я увидел за этот день. Парню, на вид, было двадцать с лишним. У него были короткие мелированные светлые волосы. Он был одет в найковский костюм и белые кроссы.

Незнакомец постоянно осматривался по сторонам, будто кого-то искал, либо же наоборот не хотел, чтобы кто-то попал в поле его зрения. Увидев меня, он сначала притормозил, но накинув на голову капюшон, прошел вперед. Мне показалось это странным. Я захотел выяснить, к кому он наведался. Встав и накинув на плечо рюкзак, я отправился за незнакомцем.

Прохожу около свежезасыпанной могилы, там совсем недавно был похоронен ребёнок, чуть младше меня. Однажды я видел тут, как у венка на коленях стоял мужчина. Он постоянно что-то шептал, пил из горла водку и плакал.

Объект моего преследования уже миновал братскую могилу героям великой отечественной войны. Всю запущенную и потрескавшуюся настолько, что местами на плите уже начинала расти трава. Я вдруг почему-то вспомнил своего прадеда, который пропал без вести в 43-году. Мне всегда было интересно, как он был убит? Убил ли он сам кого-нибудь перед смертью и что чувствовал в тот момент?

Выхожу к могилам, к месту, где в нашем городе хоронили братков из 90-ых. Незнакомец там. Стоит напротив огромной надгробной плиты. Здесь вообще, на этом участке, все памятники большие и могучие. Зачастую изображение мёртвого на могильной плите, выгравировано в полный рост. Иногда с мотоциклом или автомобилем. Денег бандиты в похороны никогда не жидятся вложить.

Парень в найковском костюме долго смотрит на надгробие, где недавно был кто-то захоронен, приспускает штаны и достав свой детородный орган, начинает уринировать прямо на памятник. «Золотой дождь» льётся на дорогую добротную плитку, прямо на инициалы покойного.

Такое зрелище меня порядком удивило. Решив, что мне нужно уходить и не попадаться на глаза этому психу, я вернулся обратно.

Главный вопрос: зачем? Я начал в голове перебирать варианты. Кто этому парню мог так насолить, что он теперь мочиться на его могилу?

а) он его кинул на кэш

б) трахнул его девушку

в) триггерил в школе, а может однажды просто сильно избил

Незнакомец, сделав своё мокрое дело, с довольной лыбой, прошел мимо меня, но сделав лишь пару шагов, остановился. Сняв капюшон и повернувшись ко мне, он спросил:

– Дружище. Прикурить не будет? -достаёт из пачки Winston lights, сигарету.

– Да… -говорю я и привстав, достаю зажигалку, которую нашел утром в школьном туалете.

– Ты чё здесь, ворон пугаешь? -улыбнулся парень, прикуривая.

– Нет…

– А что с носом? За шавермой без очереди влез?

– Не. Это вместо грима. -говорю я.

– Угостить тебя? -предлагает сигарету, незнакомец.

– Нет, спасибо.

– Ну пока!

Парень уже было собрался уходить, как я добавил:

– Хотя… Угости-те…

Дружелюбно улыбаясь, парень с мелированной челкой, который уринирует на чужие могилы, достал из пачки сигарету Winston lights и дал её мне.

– Сайонара! -попрощался он и двинул на выход кладбища.

Я присел, вставив сигарету в зубы. Мне раньше никогда не приходилось курить, но сегодня, когда мне впервые сломали нос, я решил, что СЕГОДНЯ тогда и впервые попробую никотин, который так нравится старшеклассникам в моей школе. Закурив, вдыхаю едкий дым. Во рту стало горько. Выдыхаю. Меня слегка пошатнуло. Вдыхаю дым снова и понимаю, что у меня начинает кружиться голова. Чтобы меня в конце концов не вырвало, роняю окурок на землю и давлю его кроссовком.

«Курить сижки – лейм… Наверное не моя тема. -подумал я.»

Но меньше, чем через неделю, я втянулся, начав втихаря покуривать в школьном туалете, изредка воруя в кабинках, заначки старшеклассников. Таким образом, совсем скоро я попробовал уже все марки сигарет, которые только были в продаже.

Одним пасмурным утром, прогуливая школу, я увидел на кладбище «Муху», который с родственниками хоронил свою мать. У этой женщины было много детей. Я слышал на районе, что рожала она исключительно ради денег, ради пособий. Она умерла от алкоголизма, как и его отец, в довольно раннем возрасте. У них осталось четверо детей, включая лысого рейходрочера, который сломал мне нос.

Я смотрю на небо и вижу, высоко-высоко на небе пролетает самолет. Такие называют химтрейлами. За ним тянулась длинная полоса из веществ, которые он распылил в атмосферу. Об этих веществах пишут, что они вызывают страшные вирусы у людей и губительно влияют на легкие. Кто знает, правда это или всего лишь фэйк…

В тот же самый день я снова увидел парня, писающего на могилы. Он был в приподнятом настроении, махнул мне рукой и улыбнулся. Я вновь проследовал за ним и пришел, когда он заканчивал свой мокрый ритуал…

– Завтра у тебя днюха и я приготовлю тебе кое-что получше… – кинул он изображению на могильной плите, поправляя штаны.