Глава 9. Настя

Как там сказала Илья, когда мы летели в самолете?

Моему старику?

Да, чтобы все так старики выглядели, как его отец, который буквально пышет энергией! Удивительно, но Сергей Денисович потрясающе выглядит для своих лет и совершенно не создает образ уставшего и собравшегося на покой человека. Высокий, хотя, судя по росту сына, другого можно было и не ожидать, поджарый, с хитрым прищуром светлых глаз. Волосы почти что пепельные, прилично окрашенные сединой, которая ему очень идет, и с забавной бородкой. В брюках и светлой рубашке-поло, с кроссовками на ногах – прямо молодой мужчина и еще даст фору сыну.

А мама?

Мама у Ильи – сама элегантность, и имя Эмма подходит ей просто идеально. В свои годы она в такой прекрасной форме, что любая молоденькая девушка позавидовала бы. В сиреневом платье-футляре, обтягивающем ее стройную фигуру, с собранными в прическу короткими темными, как смоль, волосами.

Вот только если мужчина смотрит заинтересованно и открыто, то женщина просто испепеляет взглядом и недовольно поджимает губы. Вот, значит, с кем у меня могут возникнуть вполне реальные проблемы.

Пока мы идем жалкие пару метров, что нас разделяют, Илья держит меня за плечи, прижимая к себе, слишком близко в паре «начальник-подчиненная», но недостаточно в паре «жених-невеста». Но это меньшая из проблем, потому что все, что я могу сделать, это сосредоточить все свое внимание на движении ног, чтобы от страха и волнения не запутаться в них. Иначе это будет сумасшедшее фиаско.

Левой-правой. Вдох-выдох, Настя.

С каждым следующим шагом сердце, кажется, стучит все громче, уверена: сам Сокольский его биение уже слышит.

Натягиваю улыбку и делаю глубокий вдох.

– Мам, папа, – улыбается Илья, когда его родители спускаются к нам навстречу.

– Сынок, – тут же трогает губы Сергея Денисовича улыбка, и он кивает, раскрывая объятия и обнимая сына.

– Илюш, – наконец-то сбрасывает маску недовольства Эмма Константиновна, расцеловывая сына, что почти на две головы выше, в щеки. – Наконец-то ты до нас добрался вместе с… – а вот тут ее внимание касается меня, и Илья настойчиво двигает меня ближе к себе.

– Мама, пап, – басит Сокольский, – знакомьтесь: Настя, моя невеста.

Вот и прозвучали заветные слова, только радости особой на лице его предков я не увидела. На лице матери так уж точно. И только сейчас, когда меня с макушки и до пят окатили оценивающим взглядом, я поняла его слова про брендовые шмотки. Буквально вижу, как в глазах “свекрови” крутится счетчик, прикидывая, сколько ее сынок потратил на свою мадемуазель.

Мадемуазель, фу, даже слово какое-то угловатое.

– Здравствуйте, – протягиваю ладонь и смотрю на Сергея Денисовича.

– Милая леди, рад наконец-то увидеть вас воочию, а не по рассказам в телефоне. Сергей Денисович, отец Ильи, – говорит очевидное и берет растерявшуюся меня за ладошку, чуть прикасаясь губами в поцелуе. Галантно. Очень. И приятно, надо признать. Папа у Ильи – тот еще джентльмен, а вот сына не воспитал.

– Взаимно. Много о вас наслышана, – киваю.

– А эта девушка, – делает акцент на последнем слове Сергей, – моя жена. Эмма Константиновна.

“Девушка” – сказано было это с таким теплом и любовью, что у Эммы Константиновны должны были бы зардеться щеки. Но вместо них покраснели мои.

Мать Ильи не шелохнулась и взирает на меня словно сверху вниз, хоть мы и одного роста. И настолько, надо сказать, презрительно, что мне становится неловко, и я машинально делаю шаг назад, отступая. Но пути перекрыты, и я упираюсь спиной в мощную фигуру Сокольского, который успел встать позади меня. Илья укладывает ладошки на мою талию, приободряюще сжимая, и я чувствую, как размеренно вздымается от его дыхания грудная клетка, к которой я прижата. Такое его проникновение в мое личное пространство нервирует еще больше.

– Рада с вами познакомиться, Эмма Константиновна, – улыбка от волнения выходит натянутой, а голос хрипит. И мне кажется, что я уже с треском завалила проверку, и эта женщина видит меня насквозь, сразу просчитав, кто я и что я. Но бросив взгляд на тактично покашливающего сына, мать все-таки выдавливает из себя:

– Добро пожаловать… Анастасия.

Сухо, скупо и крайне неприветливо. Обидно, знаете ли.

В нашей четверке виснет неловкая, даже напряженная тишина, которую развеивает детский хохот. Из дома вылетает темноволосое чудо, с разбегу заскакивая на руки к направившемуся в ее сторону Илье.

– Дядя Илья! – крепко обнимает мужчину за шею девчушка, по виду настоящий сорванец. Волосы растрепаны, щеки в грязи, а платье, милое девчачье розовенькое платье измято так, будто она в нем по деревьям скакала, как обезьянка.

– Племяшка моя, привет, – улыбается мужчина, а я с удивлением отмечаю, что такой теплый и добрый взгляд в этих пугающе черных глазах я вижу впервые.

– А это твоя подруга, да? Привет, я Каролина, – обращает на меня свой взор малышка, обвив рукой мужскую шею, вторую тянет мне. На первый взгляд, абсолютный ангелок, но с черными, как у дяди, глазами, которые сейчас смотрят очень и очень хитро, что заставляет поднапрячься. Как он сказал? Подружимся? Да не похоже.

– Привет, я Настя, – перенервничав, выдавливаю из себя улыбку и пожимаю протянутую маленькую ладошку, а в голове так не вовремя вспыхивает ярким огоньком мысль: я очень хочу детей. Прямо настолько, насколько это вообще возможно. Но, во-первых, “отца” для будущего ребенка у меня нет, а во-вторых… смогу ли я, детдомовская девочка, стать для кого-то настоящей семьей?

– Хм, а я думала, ты страшненькая, – задумчиво говорит ребенок с улыбкой от уха до уха, а у меня, кажется, аж глаза на лоб улетели от такого прямого то ли оскорбления, то ли комплимента. Она явно у дяди научилась.

– Эм… мне сказать «спасибо»? – перевожу взгляд с Ильи на Каролину, и та, хмыкнув, слазит с рук дяди.

– А еще, что ты умнее… как дядя, – задирает нос острая на язычок девчушка.

– Каролина, – осаждает ребенка Эмма, а вот ее сынок уже расплывается в улыбке от уха до уха.

– Ну, вот и прекрасно. Настя красивая, я умный – идеальная пара, мам.

Я сжимаю челюсти до скрипа и выдаю поистине звериный оскал, но он только вальяжно притягивает меня к себе под бок. Обдавая ароматом парфюма и… наглости.

– Илья, – теперь уже недовольный взгляд хозяйки дома направлен на сына, – давайте пройдем в дом. На улице невыносимая жара! – отчеканивая каждое слово, говорит мать Сокольского и разворачивается, подхватывая за руку внучку и скрываясь с ней в доме.

– Вы не обращайте на Эмму внимания, Настя, она сегодня не с той ноги встала,– извиняющимся тоном говорит Сокольский-старший. Вот с кем у меня есть шансы подружиться, так это с ним. Умный мужик, не в пример сыну.

– Все хорошо, – киваю, делая шаг и сбрасывая с себя загребущую ручищу начальника. – Для всех нас это… – запинаюсь и замолкаю, чуть не ляпнув про “непросто”, но тогда мои слова явно были бы не так восприняты.

– В новинку. Для всех в новинку, – спасает положение Илья.

– Да уж, это точно… – тянет задумчиво Сергей, – ну, проходите, показывай своей невесте дом. Спальня ваша гостевая уже готова. Можете принять душ, распаковать вещи, и через час будем обедать, – говорит мужчина, поглядывая на часы, а вот я на этом моменте подавилась воздухом, которого хапнула слишком много от возмущения, когда до меня дошло, что нас еще и поселят в одну комнату!

Три ночи!

Три!

С Сокольским в одной спальне… а если еще и на одной кровати?! Нет. Нет-нет-нет. Нельзя!

– А разве нас поселят не в разных комнатах? – набираясь смелости и наглости, смущенно выдаю, обращая на себя внимание хозяина дома и получая в ответ его снисходительный взгляд. Буквально ощущаю всеми возможными рецепторами, как напрягся рядом Илья. Да-да, думаю, его перспектива жить со мной в одной спальне тоже не очень прельщает.

– Да ну, бросьте, Анастасия, мы, может, и чтим старые традиции, но понимаем, что в двадцать первом веке уже никто не ждет до свадьбы, – отмахивается, посмеиваясь, Сергей Денисович, а у меня от страха молотки бьют в голове, и красная табличка с надписью “опасно” сверкает перед глазами. – Да и сыну у нас уже точно не восемнадцать, мальчик большой.

И говорит Сергей это так спокойно. Ну да, мы ведь для них жених и невеста. М-м-м… кайф просто! Но выбора-то нет? Или есть?

Ну, только если сбежать.

– Так что располагайтесь, – машет в нашу сторону рукой и скрывается за дверьми виллы Сокольский – старший, оставляя нас наедине.

– Этого не будет! – шиплю сквозь зубы, готовая рвать волосы на голове.

– Выдохни, Загорская, все прошло удачно, – ухмыляется Илья, – Станиславский бы точно поверил. – Еще и посмеивается, негодяй, заставляя резко крутануться на каблуках в его сторону, чуть не врезавшись в каменную грудь.

– Только почему-то я Станиславского боюсь меньше, чем твоей матери. Она явно что-то заподозрила.

– А знаешь, почему? – бросая быстрый взгляд мне за спину, делает ко мне шаг Илья, заставляя отступать, пока спина не упирается во что-то твердое. Кажется, стена, к которой меня и прижимает крупногабаритная фигура спутника.

– Почему? – нет, не говорю, пищу, так как дыхание уже предательски перехватило от ощущения его рук, запаха, дыхания. От ощущения его всего слишком близко. – И вообще-то ты нарушаешь мое личное пространство… опять…

– Потому что нужен жаркий поцелуй для правдоподобности, – заговорщецки шепчут мне его горячие губы. И они – эти губы – смеются: открыто так и ехидно. Вот только взгляд выдает моего “любимого” начальника с головой. В нем яростное и неприкрытое желание…

Желание… поцеловать.

И этот голод, что я вижу в чернющих глазах, заставляет упереть ладошки в его грудь, сохраняя между нами хотя бы эти жалкие пару сантиметров пространства.

Всего секунды в моей, стремительно теряющей под его напором разум голове проносятся варианты, что делать, самый дикий из которых – поцеловать самой, так как тело явно требует. Но, хвала мозгу, который пока еще протестует.

Не представляю, как я набираюсь такой смелости, но устраиваю свою трясущуюся ладошку на его колючей щеке и улавливаю во взгляде мужчины удивление. В голове проносится, что, оказывается, это приятно – ощущать его так близко. И я бы, возможно, была не прочь продолжить, будь этот мужчина кем-то другим, а не Ильей Сокольским, моим боссом-тираном.

Пробегаю пальчиками повыше к вискам, чуть царапая ноготками, и тяну уголок своих ярких губ в соблазнительной улыбке. Меня натурально трясет изнутри, а его руки на моей талии сжимаются все сильней, когда я, привстав на носочки, подаюсь чуть вперед. Приближаюсь, словно намереваясь накрыть его губы своими, и… замерев всего в паре миллиметров от его губ, шепчу:

– Есть такая птичка… – тихо и проникновенно, – обломинго называется, – щелкаю мужчину по носу, – это единственное, что тебе светит в этот уикенд, Сокольский… – подмигиваю и, пока мой босс не опомнился, выворачиваюсь из захвата и, гордо тряхнув шикарной шевелюрой, которая “ему нравится”, дефилирую в сторону дома. И в самый последний момент, перед хлопком двери за моей спиной, до моих ушей доносится тихий утробный смех Ильи, а я не могу не улыбнуться, невероятно довольная собой, хоть и красная, как рак.

Вот так-то, самоуверенный индюк.