Часть I

---

ЧТО ТАКОЕ УСТАЛОСТЬ

Глава 1

---

РАДИКАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Подобно большинству людей, я с детства верил, что в случае любой болезни достаточно просто принять таблетку, чтобы почувствовать себя лучше. Эта вера не покидала меня до той поры, когда накануне своего шестнадцатого дня рождения мне пришлось испытать адские физические муки, от которых не помогали никакие таблетки.

Однажды утром я проснулся в очень странном состоянии. Словно кто-то отключил мое тело от источника энергии и полностью лишил меня сил. Путь от спальни до ванной казался марафонской дистанцией, и даже самые обычные действия вызывали боль в мышцах и головокружение.

После нескольких визитов к врачу и сдачи анализов крови у меня нашли какой-то вирус, посоветовали больше отдыхать и заверили, что через месяц-другой все вернется в норму. Но подростку, чьими главными увлечениями были занятия спортом и игра в рок-группе с друзьями, этот срок казался бесконечно долгим.

Нельзя сказать, что я не испытывал совсем никакого беспокойства, но поначалу не подозревал у себя ничего более зловещего, чем обычное вирусное заболевание, которое в положенный срок должно было пройти само собой. Однако время шло, а мое самочувствие не улучшалось…

Три месяца спустя я снова отправился к врачу. На этот раз меня сопровождала бабушка — если кто-то и мог добиться от медиков правдивых ответов, так это она. Со времени последнего визита мое состояние значительно ухудшилось. Предпринятая несколькими неделями ранее попытка возобновить учебу завершилась полным провалом: десять дней я тщетно старался притворяться, будто со мной все в порядке, но в конце концов сдался и теперь чувствовал себя хуже, чем когда-либо раньше.

Кабинет врача находился в пяти минутах езды от нашего дома, но на меня эта поездка подействовала, как путешествие в миллион миль. К тому времени, когда мы добрались до приемной, головокружение усилилось настолько, что я едва мог держаться на ногах, а изнеможение достигло такой степени, что мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не улечься прямо на пол, свернувшись калачиком.

Пока мы сидели в приемной, я пробовал отвлечься, разглядывая других пациентов. Вскоре я с удивлением поймал себя на том, что завидую им, и охотно сменил бы свой непонятный недуг на какой-нибудь более очевидный, например перелом конечности или неприятное инфекционное заболевание, потому что в таких случаях, по крайней мере, всем хорошо известен путь к выздоровлению. Отсутствие ясности в том, что будет дальше, приводило меня почти в такое же отчаяние, как и мои инвалидизирующие симптомы.

Когда подошла наша очередь, бабушка прошла в кабинет врача вместе со мной. После того как я закончил описывать изменения в своем состоянии, она спросила:

— Как вы думаете, это может быть синдром хронической усталости, или миалгический энцефаломиелит?

В ее голосе ощущалась чрезмерная самоуверенность, которую иногда используют люди, осознающие, что вмешиваются не в свое дело.

Последовала долгая пауза, во время которой лицо врача приняло задумчивое выражение. Мой заторможенный мозг использовал это время, пытаясь осмыслить предположение бабушки. О синдроме хронической усталости я почти ничего не знал, но понимал, что это плохая новость и что такой диагноз ничего хорошего мне не сулит.

В конце концов врач ответил:

— Да, я полагаю, что это самое вероятное объяснение.

После еще одной паузы настал мой черед высказаться.

— И что это означает? — поинтересовался я. — Мне надо будет принимать какие-то таблетки или что-то типа того?

— Нет, боюсь, я ничего не смогу вам прописать, — ответил он. — Лучшее, что я могу предложить, — это психотерапевтическое консультирование.

Постепенно до меня дошла вся чудовищность его слов. Я подхватил серьезное заболевание, с которым ничего нельзя поделать. Но совершенно убийственным мне показалось его предложение обратиться к мозгоправу. Мне хотелось кричать о том, как это нелепо, но у меня не было сил. Как он посмел нанести мне такое оскорбление? Болезнь поразила мое тело, а не разум.

Обратная сторона надежды

Прошло несколько лет, прежде чем я смирился с ужасом того осеннего утра. В последующие месяцы моя бабушка, не желавшая принять тот факт, что конвенциональная медицина неспособна решить мою проблему, принялась возить меня к местным светилам странной и чудодейственной альтернативной медицины. Нутриционисты, энергетические целители, специалисты китайской и индийской медицины… я побывал у всех.

Помню, что поначалу они пробудили во мне искреннюю надежду на исцеление. Однако вскоре я заметил в их поведении четкую и предсказуемую закономерность. Все они увлеченно описывали мне свои достижения на целительском поприще и предлагали прочесть брошюру с хвалебными отзывами людей, страдавших аналогичными симптомами. Я отбрасывал свое неверие и с оптимизмом ждал, что их лечение сработает, но через несколько недель или месяцев убеждался в полной бесполезности их усилий и еще глубже погружался в отчаяние.

Со временем я перестал связывать с ними какие-то надежды. Не потому, что не стремился выздороветь — этого мне хотелось больше всего на свете, — а потому, что больше не мог справляться с разочарования­ми. Я не был циником по натуре, но пропитался цинизмом, потому что он оказался единственным средством защиты от катастрофических последствий крушения надежд.

За следующие два года я прошел лечение у множества так назы­ваемых медицинских экспертов. Мне пришлось радикально изменить свои привычки питания. Мою кровь исследовали на наличие таких веществ, о существовании которых я никогда не слышал. Меня водили на консультации ко всем: от хилеров до врачевателей душ и людей с явными психическими отклонениями. Все было бесполезно. Состояние моего тела неуклонно ухудшалось, а длительное пребывание в этом аду привело к тому, что надежда на выздоровление практически растаяла.

Поворотная точка

Мое здоровье пришло в полный упадок, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Нельзя сказать, что мною овладели суицидальные настроения, — умереть мне не хотелось — у меня просто не осталось сил терпеть тот кошмар, в который превратилась моя жизнь. Каждый день у меня болело все, что только может испытывать боль. Иногда после нескольких шагов из спальни в ванную я чувствовал себя так, словно вскарабкался на Эверест. И вот однажды, во время особенно острого приступа отчаяния, я снял телефонную трубку и позвонил своему дяде. Разговор с ним полностью изменил мою жизнь.

Дядя был немного похож на Гэндальфа из «Властелина колец»: он появлялся в моей жизни не очень часто, но, как правило, всегда в нужный момент, чтобы дать дельный совет, прежде чем снова исчезнуть за горизонтом. Я привык глубоко восхищаться им и уважать его на расстоя­нии, а тот факт, что он был владельцем независимой фирмы грамзаписи, делал его очень крутым в глазах такого амбициозного панк-рок-гитариста, как я.

Если вы страдаете серьезным хроническим заболеванием, вам трудно начать разговор с общепринятого обмена любезностями. На совершенно безобидный вопрос «Как поживаешь?» можно ответить по-разному, и привычный вежливый ответ «Спасибо, прекрасно» является откровенной ложью. «Прекрасно» относится к той же категории, что слова «хорошо» и «отлично», и означает скорее отсутствие проблем, чем их наличие.

Однако я дошел до той стадии болезни, когда меня перестало волновать, что думают обо мне другие люди. Не пытаясь ничего приукрасить, я откровенно рассказал дяде о своем состоянии, о том, как возненавидел свою жизнь и каким мучительным был каждый новый день того ада, в который она превратилась. Мое терпение иссякло, и я больше не мог всего этого выносить.

Человек, оказавшийся в подобной ситуации, обычно ожидает услышать в ответ слова сострадания и сочувствия, и мой дядя знал, что я заслуживал и того и другого. Но вместе с тем он знал, что дежурное сочувствие ничего не решит. Ему было точно известно, что если я хочу, чтобы обстоятельства моей жизни изменились, то мне придется изменить их самому, невзирая на все трудности.

Для начала он задал мне простой вопрос: «Насколько сильно, по шкале от нуля до десяти, тебе хочется выздороветь?» Долго обдумывать ответ мне не пришлось. Я был убежден, что ради избавления от болезни готов практически на все — за исключением убийства или ампутации одной из конечностей. Я оценил силу своего стремления в девять с половиной баллов из десяти. Затем дядя посоветовал мне составить список всего, что я, на мой взгляд, мог сделать, чтобы выздороветь, а также список всего, что ухудшало мое состояние. Он предложил мне положить трубку, чтобы составить эти два перечня, и через 10 минут перезвонить ему.

Составляя список того, что я мог сделать, чтобы выздороветь, я столкнулся со множеством отговорок типа «я уже все перепробовал, и ничего не помогло» и «как я сумею найти ответы, которых не смог отыскать никто другой?». Но, поскольку я высоко ценил мнение дяди и к тому же находился в отчаянном положении, мне показалось необходимым внести в перечень такие пункты, как «Медитация», «Йога» и «Тщательное изучение темы питания». Я даже включил в него «Изучение психологии» — настолько глубоким было мое отчаяние.

Затем я поработал над списком того, что ухудшало мое состояние. В него вошел только один пункт — «Жизнь». Мне казалось, что единственным источником всех моих мук было желание жить дальше.

Я перезвонил дяде и с гордостью сообщил, что сумел выполнить упражнение. Ознакомившись с обоими перечнями, он отметил, что, если я хочу найти решение, мне нужно копать еще глубже, а затем задал мне два вопроса, которые произвели полный переворот в моей жизни. «Сколько часов в день ты занимаешься тем, что реально может улучшить твое состояние?» — спросил дядя.

Мой ответ оказался жалким и невнятным. Его можно было выразить одним словом — нисколько. Мне было известно, что я мог сделать — все это было в моем списке, — но горькая правда заключалась в том, что я не делал ничего.

После этого без какого-либо намека на осуждение дядя поинтересовался: «А сколько часов в день ты проводишь перед телевизором?» Я прикинул количество просмотренных мною мыльных опер и пустопорожних телешоу и довольно робко выдал ответ: около семи часов в день. Конечно, у меня были веские оправдания: мне не хватало энергии на другие занятия и телевизор помогал отвлечься от мыслей о телесном ­недуге.

Выслушав меня, дядя подвел итог: «Короче говоря, ты оцениваешь свое желание выздороветь в девять с половиной баллов из десяти и ради этого готов практически на все. У тебя есть список вещей, которые ­могут тебе помочь, но ты ими не занимаешься. В то же время ты тратишь семь часов в день на просмотр телевизора. Что-то здесь не сходится, не так ли?» — спросил он настолько мягко и сердечно, что я, вместо того чтобы оправдываться, надолго и глубоко задумался.

За следующий час дядя помог мне сверстать план, которому было суждено радикально изменить мою жизнь. С этого момента я полностью посвятил себя поиску пути к выздоровлению. Мое положение было настолько безнадежным, что у меня просто не было другого выбора. Продвижение к исцелению стало главной целью моей жизни.

Как я раскрывал тайны своей усталости

За следующие пять лет я познакомился более чем c тридцатью практикующими специалистами в различных областях медицины, проштудировал почти 500 книг и посвятил тысячи часов практике медитации и йоги. Со временем я обнаружил, что процесс избавления от усталости сходен с решением головоломки: нужно применить правильные формы вмешательств в верной последовательности и в нужное время.

Мой путь к выздоровлению состоял из, казалось бы, бесконечной череды проб и ошибок. Временами попытки разобраться в происходящем повергали меня в глубокую фрустрацию. Но постепенно я начал понимать, что правильное сочетание вещей может иметь такое же значение, как и наличие правильных ингредиентов. Я обнаружил, что лечебные мероприятия, которые приносят пользу на одном этапе выздоровления, могут ухудшить ситуацию на другом. Задолго до того, как концепция биохакинга получила широкое распространение в массовой культуре, я занимался чем-то подобным — проводил бесконечные эксперименты над своим телом, чтобы решить головоломку сильнейшей усталости.

Через пять лет после того судьбоносного разговора я окончательно убедился в своем полном выздоровлении. И я верю, что для каждого человека, страдающего таким же недугом, точным показателем избавления от него становится понимание того факта, что раз он сумел избавиться от усталости без неприятных последствий, значит, полностью выздоровел.

Я понял это, когда совершил пробежку. Уверен, что если бы вы видели меня в тот день, то сразу же вспомнили бы культовую сцену бега по лестнице из фильма «Рокки». Добравшись до вершины одного из самых крутых холмов Лондона, я, отдав подъему все силы, заплакал от радости. Однако главным свидетельством моего выздоровления стала не сама пробежка, а мое самочувствие в последующие дни, когда вместо энергетического отката, типичного для синдрома хронической усталости, я не почувствовал ничего, кроме желания снова совершить марш-бросок.

Создание Optimum Health Clinic

После выздоровления я получил степень бакалавра психологии в Уэльском университете и в рамках дипломного исследования опросил десятерых человек, которые, как и я, успешно избавились от тяжелой формы усталости, чтобы понять, как это повлияло на их самовосприятие. Трое из них сообщили, что, несмотря на неимоверные трудности и страдания, которые они перенесли, этот опыт значительно обогатил их жизнь. В академических кругах это называется посттравматическим ростом¹.