Единственная вещь, которая изрядно портила Сергею Петровичу существование в его новом пенсионном качестве, – это тяга Софьи Павловны к «здоровому питанию». Она и раньше увлекалась всякими новомодными течениями в диетологии, но до ее выхода на пенсию самого Сергея Петровича это как-то не касалось: ему дозволялось питаться тем, что ему нравится, а всякие экзотические подходы к еде и ее компонентам Софья Павловна практиковала исключительно на себе. Да и то у нее это проходило как-то без особого фанатизма, потому что нагрузка в школе была большая и на «здоровом питании», да еще и в непростые девяностые годы, было не выгрести.
Однако когда она вышла на пенсию и сама изрядно заскучала – тем более что муж в тот момент еще продолжал работать, – вот тут-то у нее этот самый фанатизм и начался. Ситуация с каждым днем становилась все более запущенной, и довольно скоро дошло до того, что и Сергея Петровича супруга стала активно вовлекать в диетологический процесс, в результате чего он был лишен права класть в чай две ложки сахара, со стола на кухне исчезла солонка и мясо на ужин у Сергея Петровича стало появляться не каждый день, потому что «Брэгг не велит».
Почему она увлеклась именно Брэггом, который сто лет назад как устарел и чьи представления, как давно выяснилось, далеко не во всем верны, Сергей Петрович не знал. Видимо, супруге как попалась именно эта книжка в руки, так она и стала ее первой и последней диетологической любовью. В результате все в доме стало подчинено Полю Брэггу, который, как гласила легенда, погиб, катаясь на серфе, то ли в сто, то ли в двести лет, и у него при вскрытии, как неоднократно рассказывала супругу Софья Павловна, обнаружили организм тридцатисемилетнего мужчины.
«Ты хочешь организм тридцатисемилетнего мужчины?» – властно спрашивала Софья Павловна своего супруга, тоскующего по курочке или уточке, и он, вздыхая, делал вид, что да, очень хочет. Но перед этим хотя бы крылышко укусить, хотя бы крылышко…
Впрочем, пока Сергей Петрович еще работал, все было намного проще. В институтской кафешке у него над душой никто не стоял, и он имел возможность питаться тем, чем хотел. А вечером за ужином можно было и перетерпеть, тем более что Брэгг, со всеми своими завихрениями, все-таки рекомендовал питаться натуральной пищей и против овощного салата, фруктов и горстки орехов Сергей Петрович, в общем, не возражал.
Но по выходе на пенсию Софья Павловна за него взялась всерьез и один раз даже посадила на супернизкокалорийное питание, мотивировав это тем, что голодания страшно полезны для организма и что во время голодания он, организм, отлично очищается.
В результате Сергей Петрович позавтракал малюсеньким кусочком хлеба, в обед съел одно яйцо и не съел полагающийся ему малюсенький кусочек постной говядины, потому что случайно сжег его на сковородке, разогревая, на ужин, скрежеща зубами, съел две морковки и одно яблочко, ну и на следующий день утром он просто не смог встать с кровати и очень этого испугался. У него была жуткая слабость, ноги почти не слушались, руки почти не слушались, голова кружилась. Это было следствием сильного понижения уровня сахара, чего Сергей Петрович не знал, но у него организм сам подсказал, что надо делать: Сергей Петрович буквально дополз до кухни, отрезал кусок белого хлеба, намазал его маслом, сверху густо посыпал сахаром-песком, начал торопливо жевать, ну и через пару минут это пугающее состояние у него прошло.
Однако все это настолько его испугало, что он категорически восстал против попыток супруги пичкать его этим чертовым Брэггом вместо привычной еды, и она, пораженная твердостью позиции супруга, которым обычно могла помыкать как хотела, отступила, и Сергей Петрович вернулся к нормальному режиму питания.
Размеренное и спокойное пенсионерское существование прекратилось для Сергея Петровича в один момент, когда Софья Павловна во время прогулки как-то очень странно выдохнула, приложила правую руку к груди и осела прямо на дорожку. Он страшно испугался, дрожащими руками пытался по телефону вызвать скорую, но все никак не мог попасть в кнопки – хорошо еще, что в парке было немало людей и кто-то из них позвонил врачам.
Люди помогли посадить Софью Павловну на скамейку, стоящую рядом с дорожкой, скорая, как ни странно, приехала довольно быстро, и Софью Павловну отвезли в больницу.
Она там пролежала два дня, и Сергей Петрович уже думал, что жена скоро пойдет на поправку, как вдруг на третий день Сергею Петровичу позвонили из больницы и сообщили, что у жены ночью случился еще один сердечный приступ и она умерла.
Самое странное, что Сергей Петрович, услышав это страшное известие, почти ничего не почувствовал. Точнее, он почувствовал некоторое облегчение. Ему, конечно, чисто по-человечески было жалко супругу, с которой они вместе прожили несколько десятков лет и вырастили сына Андрея, но никакой любви там давно уже не было, а в отношениях Сергея Петровича с супругой превалировал некий страх Сергея Петровича чего-то сделать не так, чтобы получить суровый такой чисто учительский выговор.
Когда Сергей Петрович работал, они общались намного реже и ему это все не так давило на психику, а после того, как он вышел на пенсию, состояние легкой нервозности и определенного стресса его преследовало постоянно.
И сейчас, получив такое известие, Сергей Петрович почувствовал, что его впервые за последнее время, что называется, отпустило. «Я теперь могу делать что хочу, – мысленно сказал Сергей Петрович, и это его очень обрадовало. – Я даже, – подумал он, – сейчас могу пойти в туалет и отлить стоя! Я же вообще уже забыл, как это делается!»
Сергей Петрович решительно направился в туалет, бодрым шагом подошел к унитазу, поднял крышку с сидушкой и… Но тут до него дошло, что ему же это все и убирать, после чего Сергей Петрович вздохнул, опустил сидушку, привычно взгромоздился на унитаз и стал думать, что ему в ближайшее время необходимо сделать – ведь нужно организовать похороны.
Похороны получились довольно скромными. Прилетел их сын Андрей – он последний десяток лет жил с семьей в Соединенных Штатах. Пришел друг детства Андрея Петя, с которым семья Андрея общалась довольно часто – Петя как бы взял над ними шефство после отъезда Андрея. Также пришли несколько родственников и завуч из школы, в которой работала Софья Павловна. Из ее учеников не пришел никто: честно говоря, Софью Павловну в школе не особенно любили за сухость и резкость. Ну и еще пришла Викуся – старая подруга семьи, которую одинаково любили и Сергей Петрович, и Софья Павловна, которая, если честно, мало кого любила. Но Викуся была настолько светлым, веселым и жизнерадостным человеком, что, когда она приходила к ним в гости, квартира как будто бы дополнительно освещалась.
Похоронили Софью Павловну на Востряковском кладбище, на поминки поехали только близкие родственники, Петя и Викуся. Посидели, повспоминали, немного выпили. Вот и все.
Через день после похорон Андрей затеял с Сергеем Петровичем серьезный разговор.
– Пап, – сказал он, – а давай ты подумаешь над тем, чтобы переехать к нам в Штаты, а? Что ты тут будешь делать один? Ты же знаешь, у меня там хороший дом с участком, места – полно, у тебя будет большая отдельная комната с ванной. Там и климат намного лучше, и жить комфортнее. Опять-таки – мы рядом, внучки рядом. Подумай, а? Может, не сразу, не завтра, но через некоторое время, например.
– Андрюш, – растерянно ответил Сергей Петрович, – да как же это мне – да вдруг уехать в Штаты? Я же совершенно советский человек. Там же все чужое: язык чужой, люди чужие…
– Да какие же чужие? – удивился Андрей. – Ты же будешь с нами. Мы же не чужие. И мы дома говорим по-русски, чтобы девчонки язык не забывали. Будет все как здесь, только намного комфортнее. Чего тебе киснуть одному в этой небольшой квартирке?
– По тем временам, – обиделся Сергей Петрович, – это была не небольшая квартирка, а отличные трехкомнатные хоромы! Я, чтобы ее купить, в Ташкенте два года отпахал после землетрясения.
– Все правильно, – быстро ответил Андрей, – тогда это была прекрасная квартира, я не спорю. Но мир меняется, жизнь меняется. Это же панелька: в соседнем подъезде кто-то чихнет – здесь все слышно. И тетка эта полоумная с нижнего этажа, которая все время приходит и требует, чтобы ты не смел ночью в тапках ходить в туалет, потому что она заснуть не может, – ты же мне сам недавно жаловался.
– Да, недостатки есть, – согласился Сергей Петрович. – Но это не повод переезжать в другую страну. Вот если бы ты в доме жил где-нибудь в Подмосковье – это другое дело.
– Пап, я уже больше десяти лет живу в Нью-Джерси, – сказал Андрей, – при чем тут какое-то Подмосковье? На черта оно мне? Я просто не хочу, чтобы ты здесь оставался один. Чем ты тут будешь заниматься?
– Да много чем буду заниматься, – ответил Сергей Петрович. – Читать буду, гулять. Телевизор смотреть. Может, английский начну учить – чтобы фильмы на языке смотреть.
Андрей недоверчиво посмотрел на отца – видимо, у него были серьезные сомнения в том, что отец сумеет должным образом организовать свою жизнь в одиночестве.
– Кроме того, – добавил Сергей Петрович, вздохнув, – даже если и не брать все доводы против переезда в совершенно чужую страну, есть один самый простой довод: я туда просто не доберусь.
– Это как это? – удивился Андрей.
– У меня аэрофобия, – объяснил Сергей Петрович. – Причем не просто аэрофобия, а полная несовместимость с самолетом.
Андрей удивленно смотрел на отца. Он об этом услышал в первый раз, но понимал, что Сергей Петрович не шутит и не выдумывает – это было совершенно не в его манере.
– Пап, подожди, – сказал Андрей, – я же помню, ты как-то в Сочи в командировку летал, правильно?
– Правильно, – подтвердил Сергей Петрович, – первый и последний раз в жизни. Вот тогда-то все и выяснилось – я долетел еле живой.
– Да что случилось-то? – потрясенно спросил Андрей.
– Мне так плохо никогда не было, – признался Сергей Петрович. – Как начало трясти еще в момент разбега, так потом не отпускало до посадки. Я плохо что помню, помню только, что стюардессы бегали туда-сюда, совали под нос нашатырь, врач какой-то из пассажиров что-то там со мной пытался сделать – все бесполезно. Дикая паника, трясучка, весь в поту – в общем, это что-то жуткое. Меня скорая потом у трапа встречала, сразу в больницу повезли.
– А почему я об этом не знал? – спросил Андрей.
– Ну, ты еще маленький был, – пожал плечами Сергей Петрович, – чего тебе такие вещи рассказывать.
– Слушай, а точно, – вдруг вспомнил Андрей, – ты же тогда поездом из Сочи вернулся. Мама все тогда злилась, что билет на самолет пропал и ты покупал билет на поезд. Ты еще ехал долго – больше двух суток.
– Ну да, – ответил Сергей Петрович, – покупал самый дешевый билет на пассажирский поезд, а он тащился черт знает сколько. Ты же помнишь, денег тогда было в обрез.
– И что, – спросил Андрей, – врачи-то что сказали?
– Так и сказали – аэрофобия в острой форме.
– И что посоветовали?
– Посоветовали больше никогда не летать на самолетах, – сказал Сергей Петрович. – Да я сам этот кошмар больше переживать не собираюсь. Там до Сочи-то лететь всего два часа – я чуть не умер. А до твоего Нью-Йорка сколько?
– Одиннадцать часов, – вздохнул Андрей. – Слушай, но сейчас же наука сильно продвинулась. Я знаю, что есть всякие лекарственные средства. Да и алкоголь эту аэрофобию, насколько я знаю, сильно успокаивает.
– Андрюш, я не хочу проверять, насколько меня это успокоит и успокоит ли вообще, – мягко сказал Сергей Петрович. – Но знаю, что у тебя будет шанс меня не довезти живым. А оно тебе надо?
– Да нет, не надо, конечно, – растерянно сказал Андрей. – Так вот чего ты даже внучек повидать прилететь не уговорился?
– Ну да, – кивнул Сергей Петрович. – Просто неудобно как-то это объяснять. Но у меня тогда не только в этот полет проблемы были. Помнишь, я после возвращения в лифтах перестал ездить?
– Вот это помню, – оживился Андрей. – Ты мне еще говорил, что это полезно для здоровья – зарядка такая. Да, – еще вспомнил он, – ты же тогда на день рождения Викуси на двадцать второй этаж пешком поднимался, мама тогда очень злилась.
– Последствия, – объяснил Сергей Петрович. – Дикая клаустрофобия. Слава богу, через пару лет постепенно прошло.
– М-да, дела, – вздохнул Андрей.
– Ну вот видишь, – сказал Сергей Петрович, – так что тут даже обсуждать нечего. Не вариант это для меня, увы.
Андрей, тяжело вздохнув, с ним согласился.
На следующий день Андрей пригласил к ужину своего старого школьного друга Петю.
Петя был мужиком очень колоритным. Он с детства остался без отца: родитель Пети предпочитал порхать по жизни мотыльком и не обременять себя какими-то обязательствами, поэтому когда он выяснил, что младенец дома создает существенный дискомфорт, то сначала начал пропадать на несколько дней, якобы уезжая в «командировки», а в какой-то момент из очередной такой «командировки» просто не вернулся: как потом выяснила Петина мама Людмила Андреевна, он нашел в другом городе работу с предоставлением проживания и просто сбежал туда.
Людмила Андреевна маленького Петю против отца специально не настраивала, однако реальной ситуации не скрывала, так что Петя вырос с чувством глубочайшего презрения к своему родителю, который за все это время даже не удосужился выяснить, как там вообще его ребенок. Петя с детства хорошо видел, как тяжело вкалывает его мама, чтобы обеспечить сыну нормальное существование, научился это ценить, и они с матерью были очень близки.
Поэтому, когда Петя пошел получать паспорт, он категорически потребовал поставить себе в отчестве «Людмилович» вместо имени ненавистного родителя. Был большой скандал, работники загса утверждали, что это не положено, а раз не положено, то они и не положат, но Петя уже в юности имел очень мощные габариты и, когда ему это было нужно, делал на редкость угрожающий взгляд, так что непонятно какими путями, но ему в паспорт отчество так и записали.
Причем потом, во время учебы в институте, Пете страшно нравилось, когда его называли Петр Людмилович или просто Людмилыч, ну и в результате его потом по жизни почти все так и называли – разве что кроме Андрея, который его как привык называть Петькой, так уже и не собирался переучиваться.
В школе Петя с Андреем очень сдружились с первого же класса. Причем они были очень непохожи: Петя – эдакий задиристый крепыш-боровичок, Андрей – худенький хлюпик в очках. Петя занимался спортом, поднимал гири, и его боялись даже признанные школьные хулиганы, а Андрей много читал и учился только на отлично. И у них получился хороший симбиоз: Петя защищал Андрея от любых нападок, а Андрей помогал другу с уроками.
Петя часто бывал в доме Андрея и очень хорошо относился к Сергею Петровичу. А вот Софью Павловну он недолюбливал, тем более что она, в свою очередь, почему-то недолюбливала его маму: почему – никто не знал.
Петя с Андреем часто общались и во время учебы в различных институтах – Андрей поступил в Физтех, а Петя пошел учиться на хирурга в медицинский, – также не прекращали общение и после учебы. А когда Андрей уехал в Штаты, то он сначала названивал другу по телефону, используя какие-то хитрые американские способы, чтобы не платить много денег, а позже, когда появился Skype, они перешли на Skype и созванивались пару раз в месяц.
Сергей Петрович, узнав, что Андрей к ужину пригласил Петю, очень обрадовался и побежал в магазин за продуктами и бутылочкой водки – Людмилыч кроме водки и пива никакой другой алкоголь не признавал. Андрей же по своей американской привычке предпочитал виски с содовой и со льдом.
О проекте
О подписке