Поминки вытянули из него остатки самообладания. Собравшиеся говорили много хорошего об его отце, но Дэниэл не слушал. Он не из тех, кто говорит. Он переживал свою утрату молча. Так же, как и Кристина. Он заметил, что во время поминок она не произнесла ни слова. Ее подруга все время маячила рядом, словно сторожевой пес, охраняющий свою хозяйку от любой опасности. Но теперь Кристина могла сама за себя постоять. В этом Дэниэл убедился на кладбище. Мэдисон и теперь старалась держаться от нее подальше и больше не причитала.

Дэниэл не осознавал, как часто смотрит на бывшую жену. Он просто не мог оторвать взгляда от этой новой незнакомой женщины. Норман думал, что будет жалеть ее, испытывать муки совести, неловкость от того, что им все же пришлось встретиться, но ничего подобного он не испытал. Невольное уважение, даже восхищение удивило его самого. Он не подозревал, что способен на такие чувства. Его взгляд скользил по бледному лицу, с большими холодными светло-серыми глазами, которые когда-то казались такими глубокими, яркими, живыми, в которых жила надежда, детская искренность и любовь. Дэниэл убил в ней все это. Он – не Бог, не Дьявол, но создал свое творение, опустошенное и черствое, признающее существование, но не жизнь. Такое же, как он сам.

А ведь все могло быть иначе. Если бы он усмирил свою гордыню, слепую ярость, упрямое равнодушие, если бы принял от жизни то, что она давала ему. Жесткое чудовище владело его душой. Дэниэл презирал себя, больше, чем она думала. Никогда он не забудет, что сделал с ней, с их общим не рожденным ребенком, чего лишил ее и себя. Сердце его замерло, он перестал дышать, когда, подняв голову, Крис встретила его взгляд. Глаза девушки потемнели, словно она поняла, что за мысли сейчас блуждают в его голове. На долю секунды ему показалось, что глубокая боль, которую Кристина носила в себе, мелькнула в усталом взгляде. Опустошение, разлившиеся по ее лицу, отрезвило Дэниэла. Он не имел права даже смотреть на нее, не имел права думать о ней.

Кристина никогда не простит его, потому что он сам так и не смог простить себя, а просто закрыл свою душу от любых чувств, от воспоминаний. Прошлое должно быть там, где ему место. Просто день такой. Слишком много призраков витает за этим столом, и они невольно заставляют вспоминать.

Люди начали расходиться ближе к вечеру. Дэниэл стоически выдержал соболезнования последнего гостя, облегченно закрывая за ним дверь. В гостиной остались трое. Дэниэл, Кристина и ее подруга Лиза. Он сам не понимал, почему не ушел полчаса назад вместе с Мэдисон и Робертом. Было бы так просто сбежать. Следующая встреча состоялась бы только на оглашении завещания.

***

Они стояли в разных концах гостиной, но даже такое внушительное расстояние не спасало Кристину от раздражающего влияния его присутствия. Все нервы сжались в комок. Лиза без слов читала ее мысли. Ее ободряющий взгляд успокаивал. Кристина ждала, что он скажет что-то на прощание и уйдет, дав ей, наконец, спрятаться в свой неуязвимый кокон.

Ее бесило его нахождение в этом доме. В этом мире.

Она ненавидела его.

Но это чувство было совсем другим, не как вначале. Вместе с ним она ощущала невероятную усталость. Ее ненависть ничего не изменит, не исправит и не накажет его. Убить его у нее не хватит сил, а иначе Дэниэл Норман не сможет заплатить за то, что сотворил с ее жизнью. Оставалось только терпеть свое бессилие....

Она ждала. Дэниэл не уходил. Облокотившись на дверь, он смотрел на нее немигающим, спокойным взглядом. Сдержанное холодное лицо не выражало никаких чувств. Почему он медлит? Зачем мучает ее? Она не могла смотреть на него так долго. Весь ужас прошлого обрушился на нее. Никогда она не научится, не думать о том, что он сделал, глядя в его синие льдистые глаза. В Лондоне ей почти удавалось забыться. Почти. Но теперь все страхи, вся боль с новой силой ожили в ее сердце от одного только взгляда на это жесткое красивое лицо. Неужели она когда-то любила его? Теперь это было трудно даже представить. Только слепая дурочка могла так сглупить.

Несколько минут они просто изучали друг друга через комнату.

– Я пойду, – неожиданно прервала тишину Лиза. Кристина бросила на нее испуганный взгляд. «Нет, Лиза нет», – кричали ее глаза. Не бросай меня. Но Озерова неумолимо посмотрела на нее. – Так нужно. – тихо сказала она. – Вам нужно поговорить.

– Зачем? – недоумевала Кристина. Лиза передернула плечами, вперив тяжелый взгляд на Дэниэла Нормана.

– Обидишь ее. Убью, – будничным тоном произнесла она. И Дэниэл понял, что она не лукавит. Развернувшись, Лиза пошла к лестнице.

– Не понимаю, о чем нам говорить, – Кристина высказала вслух его мысли. Дэниэл склонил голову в знак согласия. Он снова окинул ее взглядом. Напряженная струна, приготовившаяся к прыжку львица, опустошенная и усталая, взрослая, чужая. Что он может сказать ей?

– Мне жаль, – пробормотал он. – Действительно жа…

– Я это уже слышала. – Холодно оборвала его Кристина, вцепившись в рукава платья. – Твой отец был чудесным человеком.

– Да, но я не об отце сейчас, – осторожно сказал Дэниэл. Она не отвела взгляда, и в нем не промелькнуло ничего, чтобы выдало ее истинные чувства.

– Я знаю, – вздернув подбородок, сказала она. – Не поздновато ли для сожалений?

– Нет. Не думаю, – сбивчиво ответил он, чувствуя себя крайне нелепо. Что, черт побери, он пытается сказать? Дурак, беги, пока не поздно.

– Ты, вообще, редко думаешь. – нервно усмехнулась Кристина, подходя к дивану, отодвинутому к стене, и села на него.

– Крис, послушай….

– Нет! – яростно воскликнула она. Глаза ее метали молнии. – Я не Крис тебе. И я не буду слушать. Не хочу. Чтобы ты не сказал, мне совершенно не нужно.

– Ненавидишь меня? – спокойно спросил он.

– А ты как думаешь? Дэниэл, давай прекратим ломать комедию. Нам обоим известно, что ты за человек. Если бы я могла бы пережить судебное разбирательство, я бы посадила и тебя и твоих дружков. Но ты, как всегда, вышел сухим из воды. Если бы я могла вернуться и убить тебя, то сделала бы это, не колеблясь. В отличие от тебя, я обладаю моральными устоями. И я верю в Бога. Верила. Убийство не сделало бы меня счастливее, а ты бы все равно ничего не понял. Мы оба не хотели этой встречи. И, как цивилизованные люди, будем притворяться, что относимся друг к другу сносно. Я не стану биться в истериках и нападать на тебя, если нам придется еще раз столкнуться. Я смогу заставить себя общаться с тобой на людях, но сейчас нет смысла играть роли.

Высказавшись, Кристина умолкла. Дэниэл смотрел на нее какое-то время, не зная, что ответить. Нужно бы принять то, что она предлагает.

– Кристина, я был под кайфом. Я не осознавал, что происходит, – выдохнул он. Конечно, это не оправдывало его, но он должен был сказать.

– Я знаю, – кивнула она, глядя прямо ему в глаза. – Но до .... До того, как все произошло, целый год, ты не был под кайфом, Дэниэл. Все, что случилось, стало лишь печальным эпилогом твоего отношения ко мне. Я нисколько не отрицаю своей вины.

– Твоей вины? – лицо его вытянулось от изумления.

– Да. Если бы не моя глупость, не моя наивность, – Крис отвернулась. – Я не хочу все это бередить. Все слишком тяжело. Если тебе нужно искупление, то ты напрасно стараешься, хоть я и мало верю в твое раскаяние.

– Я понимаю. – тряхнул головой Дэниэл. – И очень сожалею. Я не прошу простить меня, потому что знаю, что это невозможно.

– Да, Дэниэл. Невозможно, – согласилась Кристина, тяжело вздохнув, и посмотрела на него без ненависти. – Столько лет прошло. Тебе лучше уйти сейчас. Я в порядке. Не волнуйся.

Он внимательно смотрел в пустые холодные глаза. Она лгала. Это было очевидно.

– Хорошо, – Дэниэл оторвался от двери. – Я пойду. Что ты будешь делать?

– В плане? – не сразу поняла Кристина.

– Останешься в Москве до оглашения завещания? – пояснил Дэниэл. Молодая женщина, сдвинув брови, недобро посмотрела в его сторону.

– Не терпится избавиться от меня? – не удержалась от издевки, но тут же взяла себя в руки. – Я останусь до девятого дня, а потом улечу в Лондон. Мне не обязательно присутствовать на оглашении завещания. Мне ничего от тебя не нужно.

– Не от меня. Кристина, – сухо напомнил Дэниэл. – Такова была воля отца. Ты же не откажешь ему в последней просьбе?

– А у меня есть выбор?

– Выбор всегда есть, – выдохнул Норман с какой-то непонятной грустью. – Делай, как считаешь нужным.

– Ты ни возражаешь, если я побуду в этом доме до конца недели? Или мне переехать в гостиницу?

Она успела заметить, как напряглись его челюсти, прежде чем отвела глаза. Она была совершенно сбита с толку поведением человека, разбившего ее сердце, превратившего ее жизнь в кромешный ад. Неужели у него есть совесть? Ему действительно жаль? Только какой прок от его сожалений? Они не вернут восемь долгих лет утраченной юности, бессонных ночей, и убитого ребенка.

– Это такой же твой дом, как и мой. Оставайся здесь хоть навсегда. – решительно ответил Дэниэл. – У меня квартира в центре, рядом с офисом. Не представляешь, как сложно с утра куда-то добраться. Всюду пробки.

– Я помню, – бесстрастно отозвалась Крис. – Навсегда я здесь не останусь.

Дэниэл ничего не ответил. Говорить было больше не о чем. Сняв с вешалки черное стильное пальто, он быстро накинул его и бросил на нее прощальный взгляд.

– До свидания, Кристина, – на лице Нормана мелькнула неуверенность. – Может, еще увидимся.

– Да, на оглашении.

– Возможно, в церкви или на кладбище, на девятый день.

– До свидания, Дэниэл, – холодно отрезала Кристина, поднимаясь. Кивнув, он открыл дверь и ушел.

Едва дверь закрылась за ним, женщина без сил рухнула обратно на диван. Ее колотила мелкая дрожь. Желудок сводило от бесконечных спазмов. И все же она пережила не только встречу с самым страшным кошмаром в своей жизни, но даже разговор с человеком, лишившим ее жизни. Устало закрыв глаза, она попыталась восстановить дыхание, привести в порядок хаотичные мысли.

Следующий час она потратила на горячий почти обжигающий душ. Она скребла кожу до красноты, словно это могло спасти ее от оживших страхов. Зубы ее стучали, как в ознобе, голова кружилась. Она потеряла бы сознание, если бы не Лиза, которая почувствовав неладное, ворвалась в ванную и вытащила ее из горячей воды. Бережно обтерев подругу махровым полотенцем, женщина проводила ее в спальню и уложила в постель.

– Я принесу чай, – поцеловав ее в лоб, сказала Озерова. Кристина чуть не расплакалась, чувствуя себя виноватой перед Лизой. Ей бы хотелось наконец излечиться и порадовать ее. Ей всегда что-то мешало. Какой-то сломанный механизм не желал заводиться. И его нельзя было заменить или вставить новые батарейки. Кристина понимала, что ей придется жить с этим всегда.

– Лиз, – позвала Кристина, натягивая одеяло до горла. Озерова нежно улыбнулась, присаживаясь рядом и протягивая подруге чашку с чаем. – Ты помнишь Пьера?

– Да, Крис, конечно, помню.

– Он потерял жену, двоих детей, стал калекой, но нашел в себе силы жить. Как ты думаешь, он действительно счастлив, или это такая маска?

– Нет, Пьер счастливый человек. Он – молодец.

– Почему я так не могу? – задала Кристина вопрос, который мучил ее больше всего. Лиз внимательно посмотрела в ее бледное лицо, обрамленное темными с седыми прядями волосами.

– Можно лишиться ног, рук, семьи, и ничто и никто не заменит этой потери, но даже в таком случае человек учится, приспосабливается, принимает жизнь такой, как она есть. Но, если лишаешься души, то выход только один. Найти ее, вернуть.

– Как?

– Не как, а где.

– И где же моя душа?

– Там, где ты ее оставила, – произнесла Лиза, поднимаясь на ноги. Кристина обожгла язык горячим чаем.

– И где же я ее, по-твоему, оставила? И что-то я не припоминаю, чтобы психологи заговаривали о душе. Неужели ты веришь в то, что говоришь?

– Тебе нужно, чтобы я это сказала. Ты никогда не говорила о произошедшем ни с кем. Тебе пора научиться доверять людям, быть искренней с ними. Выговорись, расскажи мне все сама. С самого начала. Станет легче, поверь.

– Нет, – отрицательно качнула головой Кристина. Лиз лишь печально улыбнулась. – Мне не станет легче, а ты итак все знаешь.

– Ты должна выплеснуть свои чувства, понимаешь? Только живые эмоции могут воскресить тебя. И я думаю, что, несмотря на то, что сейчас в твоей болезни наметился рецидив, все к лучшему. Нужно было привезти тебя раньше. Переболев все снова, ты не сгоришь, а восстанешь....

– Как птица Феникс, – усмехнулась Кристина. – Из пепла. Ты романтик, Лиз. Я нет. И нет у меня никаких чувств, ни настоящих, ни искусственных.

– Нет, не думаю. Хочешь поговорить о сегодняшнем дне?

– Нет.

– Это необходимо, милая.

– Я не хочу, – категорично тряхнула волосами Монахова.

– Ты в ярости. Это хорошо. Выплесни ее, можешь, кричать, если хочешь, но только не замыкайся, не заталкивай свою боль внутрь.

– Да, черт возьми, я в ярости. А как иначе? – глаза девушки метали молнии, она с грохотом поставила чашку на прикроватный столик, выплеснув часть содержимого. – Я ожидала совсем другого. Я думала, что ненависть испепелит меня. Что я увижу прежнего Дэниэла Нормана, таким, каким запомнила. Столько лет он был для меня страшным чудовищем, демоном из ада, и вдруг заявляет, что сожалеет, он, бл*дь, раскаивается. Я не верю ему, Лиз. Меня просто трясет от гнева. Как он смеет, вообще, говорить со мной? Он жалеет только о том, что я не умерла тогда. Именно этого он добивался. Моей смерти. Дэниэл не думал, что ему снова придется столкнуться лицом к лицу со своей жертвой. Он похоронил меня восемь лет, но я осмелилась воскреснуть. Я жива, Лиз, и именно об этом неприятном факте Дэниэл Норман жалеет больше всего.

– Ты не права, Кристина. Я тоже ожидала увидеть бесчувственного монстра, но увидела обычного человека, который много и часто ошибался в своей жизни.

– Лиз, как ты не понимаешь? – слепящий глаза гнев в одночасье обернулся отчаянной грустью. – Я была девочкой. Маленькой наивной девочкой. Я так его любила. Я готова была простить ему все, а он отдал меня на растерзание своей своре, обожравшись наркотой. Мне только исполнилось восемнадцать. Я так мало знала о жизни, о жестокости, презрении, слепой ярости, болезненном упрямстве. В то время как другие девушки только учатся жить, я училась умирать. С каждым днем, с каждым вздохом. Без причины, без объяснений. Просто потому что, он хотел наказать мою мать за то, что посмела стать хозяйкой империи Норманов, просто потому, что боялся потерять свое чертово наследство. Будто деньги могут значить больше, чем человеческая жизнь. Испорченный, избалованный, привыкший все делать по-своему, он сделал меня грушей для битья. Всю свою ярость и недовольство излил на молоденькую девушку, которая даже не догадывалась, какой дьявол правит его душой.

– У тебя есть весомые причины для ненависти. – согласилась Лиза, отводя глаза. – Но ненависть – не выход. Ты ничего не изменишь и не поможешь себе, если будешь изводить себя страшными воспоминаниями.