Глава 5

«Единственное противоядие от разрушительного действия насилия – это поиск мира внутри собственной души. Это целительное средство не так-то легко получить, но оно стоит любых усилий».

Кристофер Паолини. Эрагон. Брисингр

Прошло дней десять. Лекси не могла сказать точно, потому что все время находилась в темной комнате без окон. Свет включали, только когда приходило время обеда (кормили только раз в сутки, так она и считала дни). Одна из разновидностей психических атак. Темное замкнутое пространство и тишина, от которой постепенно ехала крыша. Ей не давали спать. Как только она вытягивалась на матрасе, свет начинал с равным промежутком вспыхивать и гаснуть. Как только она смогла нормально передвигаться, Лекси начала заниматься. Необходимо шевелиться и что-то делать, иначе точно можно выйти из этого дома прямо в психиатрическую лечебницу. И Александра не бездействовала. Поплакать и пожалеть себя она всегда успеет. Потом, когда все это закончится.

Темнота не мешала делать гимнастику и качать мышцы, и вместе с физической силой росла ее ярость и ненависть. Говорят, что мысли материальны, так вот каждую минуту своего времени Александра представляла разные варианты на тему расправы над всеми, кто повинен в том, что она оказалась здесь. Как ни странно, но именно слова Лисы, этой маленькой китайской девушки, которую ей удалось разглядеть только на четвертый день, придали девушке сил. Александра много думала над тем, что посоветовала ей Лиса. И, возможно, вырасти она в тепличных условиях, ничего бы не вышло, но Александра Памер не из тех, кого баловала жизнь. Но она никогда не сдавалась. Ее гнев стал оружием от разрушения и щитом.

Лекси нашла свое убежище, где никто не сможет потревожить покой ее души. И когда на одиннадцатый день Джейсон Доминник открыл дверь, она была готова и во всеоружии.

– Привет, скучала по мне? – раздался приглушенный голос ее мучителя. Яркий свет позволял ловить отражение Джейсона в каждом из зеркал.

И да, этот момент… момент его неспешного приближения сквозь зеркальный коридор каждый раз впоследствии приводил ее в животный ужас. И каждый раз ей удавалось взять себя в руки, но первые несколько секунд паники и острого понимания, что ей некуда убежать из этой коробки, первые несколько секунд она была его стопроцентной жертвой.

Лекси сидит на полу у самой дальней стены, поджав под себя колени. На ней по-прежнему, нет одежды. И даже принимая душ, она в последствие долго ходит мокрой, потому что полотенце ей так же не выдали. На подсознательном уровне Лекси понимала, зачем он все это делает.

Стадия запугивания. Он хочет показать, кто хозяин. Хочет ее полного повиновения. И Джейсон Доминник получит желаемое. Не потому что она сдалась и сломалась. Если сильно постараться, то можно обыграть даже такое чудовище. Возможно, он ей не по зубам, но терять девушке практически нечего. Можно рискнуть. А там будет видно…

Джейсон приседает на корточки возле нее, протягивает руку, приподнимая ее лицо кончиками пальцев, и вертит в разные стороны, оценивая желтеющие синяки. Лекси наблюдает за ним сквозь опущенные ресницы. Без делового костюма он выглядит иначе. Короткая стрижка с выбритым странным рисунком на левом виске, синие джинсы, белая футболка, спортивные кеды. Он реально похож на футболиста. Хотя футбол не его призвание. Нужно было идти в бокс. И еще он очень молодой. Не больше тридцати. Старший из братьев. Это сколько же было Полу, когда он впервые стал отцом? Сорок? Не поздновато ли?

– Зажило, как на собаке, – ухмыльнулся Джейсон. – Посмотри на меня, – холодный приказ, который она сразу выполняет. И снова непроницаемая мгла черных глаз пытается поглотить ее душу, но она спрятана за крепкими стенами. Выкуси, мудак.

Ему не нравится то, что он видит. Мужчина хмурит свои изогнутые брови и сжимает челюсти. Линия скул натянута, как тетива.

– Ты извлекла уроки с нашей последней встречи, Александра? – с наигранной мягкостью спрашивает он, продолжая крепко держать ее подбородок. Девушка кивает, не разрывая зрительного контакта.

– Отлично, – кажется, он доволен. Купился, урод. Отпускает ее лицо и поднимается на ноги, смотрит на свое отражение в зеркале. Александра продолжает сидеть у его ног.

– Я не садист, детка. Мы просто друг друга не поняли в прошлый раз. Ты или перестаралась, или не выучила бумажку… – Он усмехается, словно это, мать его, весело. Словно это забавное развлечение – все то, что он сотворил с ней в прошлый раз. Смотрит на нее в отражении.

– Ты отлично выглядишь. Урок пошел тебе на пользу. Не пугайся. Видишь, у меня нет цепей, веревок, – он демонстративно раскрывает руки ладонями наружу. – Я не собираюсь связывать и пытать тебя. Я не из этих клубных засранцев. Честно говоря, меня не заводит возня с игрушками. Я просто хочу, чтобы ты слушалась меня. И была ласковой. Ты сможешь?

Александра закусывает щеку изнутри и кивает. Это самое тяжелое – изображать молчаливое согласие и покорность. Каждую минуту наедине с насильником и садистом, который сам себе в этом не признается. И каждую долбанную минуту наедине с ним внутри Александры идет борьба. Противоречие. Со временем она договориться с самой собой. Но это самый первый раз дался очень тяжело.

– Продолжим сорвавшийся урок. Встань на колени.

Черт… Она едва сдерживает раздраженный вздох. У него, что других поз нет в арсенале? Или он специально выбирает самый унизительный раболепный способ. Хорошо еще, что успела воспользоваться волшебным флакончиком. Тянуть больше нельзя… Лекси опускается на колени. Причем, это весьма болезненно. Твердая зеркальная поверхность не самое мягкое покрытие.

– Расстегни мне джинсы, – приказывает Джейсон. Девушка слышит в его голосе нотки возбуждения. Точнее, весь его голос вибрирует от едва сдерживаемой похоти. И ее руки не трясутся. Она делала это не раз в прошлом. В смысле – расстегивала мужские джинсы. Эмоционально Лекси уже полностью слепа и глуха к тому, что происходит. Она думает, о чем угодно, но только не о том, что исполняют ее руки и рот. Отвлекает боль в коленях, но это мелочи жизни. Джейсон прерывисто дышит, как после пробежки, когда она берется за «работу». Он не доволен. Это слышно по раздраженному фырчанью, когда его член недостаточно глубоко проникает в ее горло.

– Сделай это правильно, или я вобью сам, – рычит он. – Я тебе не мальчик из соседнего дома. За полмиллиона ты должна глотать по самые яйца.

Цирк абсурда продолжается. Ужасно звучит, но Лекси старается из-за всех сил, ведь никто ней учил ее тактике глубокого минета, и поэтому она снова начинает задыхаться, но рвоты нет, а это уже плюс. Горло онемело от лекарства, и поэтому, когда мужчина обхватывает ее голову и наклоняет под нужным ему углом и полностью проникает в ее глотку, при этом рыча «глотай», потом «дыши», «помычи», и снова «дыши», она не чувствует ни боли, ни стыда, ни даже отвращения. Главное не задохнуться и не упасть в обморок, иначе новая доза побоев обеспечена. Однажды она впустит в разум ужас всего произошедшего, чтобы поплакать и пережить.

Джейсон продолжает «развлекаться», снизойдя до брошенных резким хриплым голосом подсказок. Это омерзительно. Особенно когда слюни начинают течь под подбородком и капать на грудь. Но она делает все, что говорит Джейсон, и, судя по его хриплым стонам, справляется удачно. Вся эта возня длится недолго, от силы минут семь, после чего он благополучно кончает. Лекси до последнего надеялась, что Джейсон сделает это не в рот, но зря надеялась. Вот это было по-настоящему противно. Она с трудом сдержала рвотный позыв, что не укрылось от внимания мужчины. Но он получил, что хотел, и был доволен и на удивление миролюбиво настроен.

– Да ладно, какая неженка, – приподнимая джинсы, он натянул их на бедра и застегнул. – Можно подумать, тебе в рот никогда не кончали, – ухмыльнулся он, опускаясь на ее матрас.

Лекси тщательно чистила зубы и умывалась. А он удовлетворенно изучал ее вид сзади.

– И все-таки ты не профи, – вздохнул он, когда Лекси повернулась и неуверенно присела на бортик ванной в открытой душевой кабинке. Больше всего она боялась, что он захочет продолжить, когда наболтается вволю. – Как Пол умудрился тебя выбрать? – размышлял вслух Джейсон, разглядывая ее небольшую упругую грудь, покрасневшие коленки и тонкие щиколотки. – Нет, без обид. Ты красивая, но… Пол ошибся на этот раз, хотя до этого осечек не было. Я обычно сам отбираю девушек, но сейчас у меня серия игр, и я попросил отца, как человека, знающего все обо мне. И когда он сказал, что нашел идеальный вариант, я был уверен, что так и есть. А в итоге… – он тяжело вздохнул. – Минет на троечку, и то со второго раза. Зажатая, несдержанная, неуправляемая. Ты и сейчас на меня смотришь и мечтаешь кастрировать. – Он смеется, подмигивая оцепеневшей Александре. Сейчас он ведет себя, как обычный парень, который болтает в баре с девушкой, но вот тема… явно нездоровая. – Здесь должна быть девушка, которая понимает, что мне нужно. А ты не готова. Я не хочу никого учить. Мне это на хрен не сдалось. Десять часов в день у меня тренировки. Это чертовски сложно. И когда я приезжаю домой и хочу снять стресс, мне не нужна забитая малолетка, которой необходимо каждый раз вбивать, что и как я хочу. Я нанимал девушек, которые разделяли мои взгляды. Иногда я перегибал палку, но подарки всегда возвращали им хорошее настроение. Не поверишь, но многие из них мечтают вернуться сюда. Это, как наркотик, дорогая Александра. Научишься принимать его, и уже не слезть.

Лекси слушала его и понимала: каждое слово Джейсона – еще одна умелая манипуляция над ее сознанием. Стадия запугивания пройдена, и когда она уяснила урок, Джейсон пытается объяснить ей, что модель подобных отношений садист-жертва нормальна, и в этом ничего зазорного нет, многим это нравится, а она неправильная и зажатая ханжа должна принять это, как истину. Смысл предельно понятен. Только вот она далеко не дура.

– Ты уж постарайся не разочаровать меня, дорогая Александра, – напоследок произносит он, вставая на ноги. И медленно уходит. Девушка провожает ненавидящим взглядом его подтянутую задницу, забыв, что он видит отражение ее лица во всех зеркалах, и выражение глаз тоже.

– Сегодня тебе оставят свет, принесут ужин и полотенца. Я умею быть благодарным, – не оборачиваясь сообщает Джейсон и выходит, запирая за собой дверь.

И после его ухода свет не гаснет. А через полчаса ей приносят чистый комплект постельного белья и банное полотенце. Позже – обещанный ужин.

Александра не прикасается к еде. И дело не в том, что она хочет продемонстрировать свое несогласие с нахождением здесь. После пережитого стресса ее организм отказывается принимать пищу. Девушка пьет воду и пытается есть хотя бы по чуть-чуть, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. И закрываясь в душевой кабинке третий раз подряд, после ухода Джейсона, она включает почти горячую воду… Сколько угодно можно прятать свои чувства и эмоции, но психические реакции, которые побуждают поведенческие, ей не подвластны. Лекси росла в Пакистане и видела много насилия, как на улицах, так и по телевидению. Но лично ей никто никогда не угрожал. Ее любили родители и учителя. Она всегда нравилась людям, хотя ничего специально для этого не делала.

Эту ночь она опять не спала. Просто лежала на своем матрасе на чистых простынях, смотрела на свое отражение в потолке и думала о родителях, о прошлом, о своей сестре. Лекси слишком хорошо их знала, и была уверена, что они волнуются из-за ее исчезновения. Что бы там не наплела Джоселин, они будут пытаться звонить… И к тому же подошло время оплаты аренды квартиры в Бруклине. А еще через две недели у Андреа плановое обследование. Разумеется, платное. У Лекси есть деньги, так как все эти расходы запланированы, но она не может перевести их на счет матери, потому что застряла в этой зеркальной ловушке. Мама знает, что ее дочь никогда бы не исчезла, оставив их без денег. И она будет искать… И волноваться. И скрывать от отца.

Девушка закрыла глаза. Ответственность – это не то чувство, с которым растут девочки в современном мире. Но Лекси никогда не жаловалась. Ей хотелось заботиться о родных, потому что они тоже заботились о ней. Потому что они семья. Им столько раз приходилось выживать в самых сложных ситуациях. Чего только стоило бегство из Пакистана с одним рюкзаком вещей. В такие моменты остро понимаешь, кто твое все, а кто враг. И каждый раз они справлялись, когда уже почти не оставалось надежды.