– Ты уже здесь? – обратился к нему фон Майер. – Хорошо. Отправляйся к господину Гернбаху и передай ему, чтобы он немедля явился сюда и захватил с собой бумаги, о которых мы говорили вчера. Ты все понял? Ступай.

Томас ушел. Советник рассеянно ткнул двузубой вилкой горячую вафлю и снова повернулся к гостям:

– Так вот, возвращаясь к вашим словам по поводу центральной власти. Вы не задумывались, Карл, что сильная власть монарха может принести государству куда больше вреда, нежели пользы? Присмотритесь к тому, что происходит сейчас в Испании. Тамошних королей ни у кого не повернется язык назвать бедняками, не так ли? Среди остальных государей Европы они – сущие богачи, вольные распоряжаться не только золотом Индий, но и богатствами Италии, Португалии и Нидерландов; в их карманы притекают доходы от невольничьей торговли в Африке и торговли специями из Гоа. Черт возьми, хотел бы я, чтобы кому-то из рода фон Майеров удалось окунуть в эту золотую реку хотя бы мизинец… Как же их католические величества поступают со всеми этими несметными богатствами, которых, по моему разумению, было бы достаточно, чтобы половину Европы превратить в рай на земле? Войны, бесконечные войны! Ничего больше! Война против Нидерландов, против Англии, против французского короля, наем солдат, снаряжение военных флотов, строительство крепостей, осады, сражения, и так без конца… То, что не съедает война, уходит на содержание королевского двора и подношения церкви. И всё! От несметных сокровищ не остается даже истертого медяка, и в результате Мадриду приходится брать взаймы у генуэзских и лиссабонских банкиров. Это ли не пример глупого, преступного расточительства? Для чего же нужна сильная королевская власть, которая только и делает, что уничтожает богатства своих подданных, а их самих заставляет гибнуть на полях бесконечных войн? Разве эта власть не губительна для страны?

Впрочем, все эти пороки, о которых я сказал только что, присущи не только правителям Испании, но и монархам любой другой земли. Видно, так уж устроен мир… Взгляните, к примеру, на нашего наместника, Христиана Вильгельма. Не прошло еще и пары месяцев с тех пор, как он возвратился из своего изгнания, а его голова уже только тем и занята, что приготовлениями к войне против католиков. Дела Магдебурга и всех окрестных земель его не интересуют. Его не интересует содержание приютов или восстановление мельниц, сожженных в прошлом году солдатами Валленштайна; его не интересует, что магистрату надо пополнять запасы зерна перед наступлением зимы и обеспечивать порядок на городских улицах. Его интересует лишь одно: как выцедить из нас побольше денег на закупку оружия и наем солдат. Что ж… Герцогам и королям во все времена не доставляло никакого удовольствия заниматься развитием ремесел и торговли, их мало волнует починка дорог или содержание школ. Дела городов интересуют их лишь постольку, поскольку те являются для них источником денег. Война и присоединение новых земель – вот в чем они видят смысл своего правления, вот те деяния, при помощи которых они желают увековечить собственные имена. Даже на портретах – вы замечали? – они предпочитают красоваться в доспехах и при оружии… Ручаюсь, что, если королям Франции или Англии удастся достигнуть той же власти, которой обладают ныне испанские Габсбурги, они втянут свои народы в череду завоевательных войн. Точно так же поступит и кайзер – или кто-то из его потомков, – если ему удастся подчинить себе германские сословия и заставить их повиноваться собственной воле.

В комнату вошла Хельга.

– Пришел господин Гернбах, – робко произнесла она.

Фон Майер кивнул ей и поднялся из-за стола.

– Я отправляюсь во дворец, – сказал он гостям. – Вы будете меня сопровождать.

Заметив недоуменный взгляд Хоффмана, он пояснил:

– Я не могу разрешить вашего денежного затруднения, господа. Однако мне не хотелось бы, чтобы ваш приезд в Магдебург завершился ничем. Вы сможете присутствовать на заседании у наместника, Клаус проведет вас туда. Думаю, это будет для вас полезным и на многое откроет глаза. Хельга!

– Да, господин советник?

– Приготовьте камзол. И передайте Томасу, чтобы он вместе с господином Гернбахом дожидался меня в прихожей. Мы отправляемся через четверть часа.

* * *

Каким ярким и праздничным выглядел Магдебург, залитый прощальным сентябрьским солнцем! Улицы города как будто сделались уютней и чище, витражные окна в церквях вспыхивали алыми, синими и золотыми огнями, ветер шелестел в густых кронах лип. Дома, выстроившиеся по обеим сторонам Широкого тракта, сменяли друг друга, как сменяют друг друга картинки в книжке. Вот дом со свинцовой крышей и гладкими стенами, бледно-голубыми, словно рассветное небо; вслед за ним – медные купола на колокольне церкви Святого Себастьяна; трактир с затейливой угловой башенкой; углы и эркеры, витые лестницы и деревянные галереи вдоль стен, внимательно-любопытные глаза окон, позолоченные копья решеток…

Фон Майер шел, опираясь на тяжелую трость, и идущие навстречу люди почтительно ему кланялись.

– Простите, Готлиб, но я думаю, что нам все же не следует появляться во дворце, – сказал Хоффман, когда они повернули с Широкого тракта на улицу Святого Креста. – Собрания подобного рода…

– На сей счет можете не беспокоиться, на вас никто не обратит внимания, – усмехнулся фон Майер. – Его Высочество позвал во дворец всех, кого только мог позвать, – офицеров гарнизона, гильдейских старшин, судей, пасторов и квартальных смотрителей. Для полноты картины ему еще стоило пригласить туда ночных сторожей, карманников и уличных шлюх. Все это спектакль. Христиан Вильгельм не уверен, что Совет одобрит заключение союза со Швецией. Даже его сторонники – наподобие бургомистра Браунса – сомневаются в том, что Магдебургу сейчас следует открыто выступать на стороне шведов.

– Я не совсем понимаю вас, Готлиб. Разве союз с королем Густавом еще не заключен?

– Христиан Вильгельм заключил его от своего имени, как наместник Магдебургского архиепископства. Наш город не присоединялся к этому договору. И даст бог, не присоединится к нему никогда… Намерения Густава Адольфа неизвестны. Глупо думать, что он хочет заключить с нами союз только ради того, чтобы прийти городу на помощь и избавить нас от новых нападений католиков. Боюсь, что все обстоит совсем по-другому. Союз нужен ему лишь для того, чтобы Магдебург сделался его опорной базой в Германии и в случае неблагоприятного развития событий принял на себя удар императорских войск. Христиан Вильгельм видит наши сомнения. А раз так – решил позвать на заседание как можно большее число своих сторонников, чтобы лишний раз напомнить Совету, какой поддержкой он пользуется в Магдебурге. Умный ход… Люди ненавидят кайзера, ненавидят католических попов, боятся нового появления имперских солдат под нашими стенами. В церквях проклинают имя Фердинанда. Многие верят в то, что наместник наконец-то избавит нас от бедствий войны и очистит здешние земли от имперских отрядов. Даже мой собственный секретарь считает, что Христиан Вильгельм сумеет вернуть нашему городу процветание. Не правда ли, Клаус?

– В трудные времена людям необходим тот, кто может объединить их и повести за собой, – с улыбкой ответил Клаус Гернбах. – Именно так поступали римляне, избиравшие себе диктатора в годы войны.

– Римляне? – переспросил фон Майер. – Магдебург – не Рим. Мы сами способны вести свои дела, не вручая полноты власти напыщенному аристократу. Напомни мне, где был Христиан Вильгельм в прошлом году, когда под нашими стенами стояла армия Валленштайна? Сидел в Стокгольме, при дворе своего венценосного покровителя. Мы не ждали от него помощи и сами сумели избавить себя от присутствия императорских войск, хотя для этого и потребовалось посредничество Ганзы и выплата немаленькой контрибуции. Ты еще слишком молод, Клаус, и поэтому продолжаешь верить громким титулам и столь же громким словам. Между тем все это мишура. Удел аристократов – это интриги, война и бессмысленные развлечения вроде балов или псовой охоты. Нельзя вверять в их руки свою судьбу. Его Высочество не покровитель нашего города. Он всего лишь приспешник Густава Адольфа и служит только его интересам. Что выиграет Магдебург, если тиранию кайзера мы променяем на тиранию шведского короля?

Минуту спустя они вышли на площадь Нового рынка. Площадь была открытой и светлой, словно озеро. Высокие нарядные дома окружали ее со всех сторон, в противоположном конце высилась темная громада собора. Каменный великан молча смотрел, как у его ног копошатся похожие на муравьев люди.

– Магистрат по-прежнему разрешает проводить здесь католические богослужения, – неодобрительно заметил фон Майер. – Нельзя делать католикам таких поблажек, я всегда высказывался против этого. В католических землях евангелистов жестоко преследуют, так зачем же нам идти на уступки?!

Трость фон Майера глухо стучала по камням мостовой. Хоффман протер платком взмокшее от пота лицо – он давно уже отвык от длительных пеших прогулок.

Архиепископский дворец, куда они направлялись, располагался чуть в стороне от собора. Это было красивое трехэтажное здание со свинцовой крышей и белыми стенами, чуть потемневшими от времени. Над центральной частью дворца развевались флаги с изображениями Магдебургской Девы и красного Бранденбургского орла^[18]. Крышу венчал золотой ангел, сжимающий в тонких руках крест.

– Я до сих пор не понимаю, почему люди по-прежнему называют этот дворец архиепископским, – на ходу говорил фон Майер. – Еще в прошлом веке наши правители, Гогенцоллерны, отказались от титула архиепископа и вместо этого начали именовать себя наместниками. Ты помнишь, когда это произошло, Клаус?

– Если не ошибаюсь, – с готовностью отозвался молодой человек, – это случилось в правление отца нашего наместника, Иоахима Фридриха. Он посчитал, что титул архиепископа мало подходит принцу евангелистского вероисповедания.

– Видите, Карл, какая прекрасная память? – усмехнувшись, сказал советник, поворачиваясь к Хоффману. – Что ни говори, а секретарь мне попался весьма толковый. И раз ты такой умник, Клаус, может быть, скажешь нам, какого черта Иоахим Фридрих не переименовал свое обиталище?

– Этого я не знаю, господин советник. Но могу высказать одно предположение. Дело в том, что архиепископ Фридрих – тот, по чьему приказу дворец был построен, – при строительстве решил увековечить память всех своих тридцати восьми предшественников. Видите? – он указал рукой на фасад. – Здесь тридцать восемь ниш, и в каждой по мраморной статуе. Все архиепископы Магдебурга, от Адальберта Святого и Гизельмара до Отто Гессенского и…

– Довольно перечислять имена, Клаус, – недовольно прервал его фон Майер. – Говори по делу.

– Простите, господин советник. Я только хотел сказать, что – по моему мнению – именно из-за этих статуй дворец и сохранил свое прежнее имя. И, должно быть, сохранит его впредь.

Они уже пересекли площадь, и огромная тень собора опустилась на них, подобно дождевой туче.

– Любопытно… – покосился на молодого человека советник. – Может быть, ты и прав. Впрочем, это неважно. Мы уже пришли, господа. Скоро я вынужден буду вас оставить – перед началом заседания мне необходимо переговорить кое с кем. Следуйте за Клаусом и делайте все, что он скажет.