Глава вторая

– Ты очень красивая, – сказал Миша.

Леля, которая красила губы перед большим зеркалом в прихожей, сердито покосилась на него.

– Не подлизывайся.

Он покаянно опустил глаза. Отец пригласил его и Лелю на день рождения Олеси в пятницу, а Миша перепутал дни и до последнего момента был уверен, что их ждут в субботу. В результате Леля была вынуждена, придя с работы, по-быстрому переодеваться, краситься, мыть волосы.

Она не терпела суеты, а еще сильнее не любила непрошеных гостей и незапланированные визиты. Тем не менее собралась быстро, как по тревоге, и из дому они вышли вовремя. Хорошо еще, что подарок купили заранее, оставалось только за цветами заехать.

– Не гони, мы не опоздаем, – проговорила Леля, пристегивая ремень безопасности. – Кто там будет, кроме нас?

– Отец сказал, никого и не звали. Дата не юбилейная. Будут Олесина сестра с мужем, мы да Сафронов. Тихий домашний вечер.

Олеся, вторая жена отца, была домоседкой, никогда не любила шумных сборищ. Да и отец в последние годы тоже как-то притих, все реже устраивал пышные приемы в дорогих ресторанах с кучей «нужных» людей. То ли необходимость отпала – он занял пост ректора Института МВД, к которому давно стремился, то ли возраст брал свое.

Подъезжая к дому, где жили отец, Олеся и их дочь Лиза, Миша подумал о том, как многое изменилось за последние годы. Жизнь его казалась идеальной – да и была таковой, но что-то ворочалось в душе, не давая покоя. Ощущение было похоже на то, будто бы ты искренне пообещал кому-то сделать нечто важное, собирался выполнить обещание и… не менее искренне позабыл о нем. Ты ничего не помнишь, но вместе с тем забытое и неисполненное не дает спать спокойно.

Тосты произносились от души, пожелания были добрыми, стол – замечательным (Олеся знала толк в хорошей кухне). Миша поймал себя на мысли, что такие семейные посиделки незаметно стали ему по душе, не вызывали отторжения. Конечно, причина была в том, что отношения с отцом наладились.

Отец был немало удивлен и даже разочарован, когда Миша объявил ему, что все планы насчет академической карьеры и адвокатуры отменяются. Разумеется, говорить отцу о том, что решение пойти по рекомендованному им пути принадлежало не ему, а существу под названием «лаффолк», которое несколько месяцев обитало в его теле (подробнее читайте в романе «Другие хозяева» – прим. ред.), Михаил не стал.

Обсудив все с Лелей, он повел себя по принципу «Отвергая, предлагай» и сказал отцу, что не хочет уходить в никуда, а имеет вполне ясную и четкую цель.

– Служить и брать под козырек – не мое, пап. Я это понял окончательно. Мне казалось, – тут пришлось солгать, – что адвокатура может стать отличным решением, но я ошибся. Мне хотелось бы работать на себя, однако и правоохранительная деятельность меня привлекает, а потому я подумал, что хотел бы открыть свое частное охранное предприятие.

Поначалу Юрий Олегович был категорически против: вести дела самому сложно, опыта в бизнесе у Миши никакого, к тому же молодой возраст. Но тут Михаила очень поддержал Сафронов.

Полковник Максим Сергеевич Сафронов был человеком уникальным. В полиции о его бескомпромиссности и бесстрашии (в общении как с преступниками, так и с вышестоящим начальством) ходили легенды. Бессеребреник, предельно честный человек, не умеющий прогибаться и проявлять лояльность, Сафронов никогда бы не дослужился до спокойного сытого места и в последние лет десять или больше работал начальником уголовного розыска в Городском управлении внутренних дел.

А еще Сафронов был лучшим другом отца (причем со студенческой скамьи) и крестным Миши. Узнав о намерении крестника, он сказал, что это дельная мысль. Миша случайно услышал их разговор с отцом, вернее, кусочек беседы, и был уверен, что мнение Сафронова оказалось решающим.

– Мишка другой, поймешь ты это когда-нибудь? Не может ни ужиком, ни боевым слоном…

– А кем тогда может? Ты мне про «вольного птаха» начнешь заливать?

– Примерно, – не отступал Сафронов. Он не любил своего имени, как самого по себе, так и в сочетании с отчеством, поэтому предпочитал, чтобы его называли по фамилии. – Еще когда ты его в наш институт уговаривал, я точно знал: ничего путного не выйдет. Устав, муштра, ограничения – не по нему это. Начнешь ты ему палки в колеса совать, давить – и что?

Отец прислушался. На открытие фирмы Миша собирался взять кредит, а еще продать машину, но Юрий Олегович предложил помочь (возможно, с подачи того же Сафронова, хотя, может, и нет).

Деньги имеются, говорил отец, и он их даст. А Миша будет постепенно возвращать долг с прибыли. Что и говорить, для Миши, для их с Лелей молодой семьи это был отличный выход.

Дело пошло на удивление хорошо. Конечно, с клиентами помогли отец и Сафронов – рекомендовали Мишину новорожденную фирму, советовали знакомым, и кто-то соглашался попробовать.

Помощь была неоценима, но у Миши и самого обнаружилась коммерческая жилка. Вскоре «Щит» (так Миша назвал фирму, а Леля разработала ее логотип) стал известен в городе. Клиенты – как частные лица, так и предприятия – оставались довольны и ценами, и качеством услуг. Дело пошло, и Миша почти расплатился с отцом, чем втайне очень гордился. А еще подумывал о том, чтобы в будущем открыть и что-то вроде детективного, сыскного агентства.

Сейчас, сидя за столом в отцовской гостиной, Миша думал о том, что успех в делах некоторым образом уравнял его с отцом и Сафроновым. Он перестал был проблемным ребенком, юношей в вечном поиске, строптивым подростком – и стал мужчиной, у которого есть надежное, серьезное и перспективное дело.

– Миша, вам бы с Лелей тоже пора!

– Что? – Он вынырнул из своих мыслей и обнаружил, что разговор свернул в опасное русло.

Сестра Олеси – недалекая бабенка с плоским круглым лицом и бесцеремонными манерами – как оказалось, произнесла тост, касающийся детей. Умильно погладила по голове племянницу Лизу, которая еле вытерпела эту ласку, вспомнила о своем сыне, который сейчас учился в столичном вузе, и переключилась на Мишу и Лелю.

«Эта Оксана – настоящая заноза в заднице», – досадливо подумал Миша.

Хорошо еще, что виделись они редко: отношения с сестрой у Олеси были довольно прохладные, общались они мало, ограничиваясь посиделками на дни рождения да дежурными звонками по телефону.

– Деток, говорю, пора бы вам! Лелечке уже двадцать пять, годы идут.

– Двадцать пять? Какие там годы! Песочница! – прогудел Сафронов.

На скулах Лели выступили красные пятна: это означало, что она начинает заводиться. Миша ее понимал: обсуждать такие вещи бестактно и глупо. А Оксана никак не желала замолчать и разглагольствовала дальше:

– Я в ее возрасте уже родила. А вам чего тянуть? Здоровые, обеспеченные, квартира-машина – все есть!

У Миши и Лели не было проблем с деторождением, они просто решили, что пока еще не время. Леля много работала в крупном архитектурном бюро, была на хорошем счету и набиралась опыта, чтобы в будущем открыть свою фирму. Миша тоже был погружен в карьеру – куда торопиться?

– Тут ведь каждый решает по-своему, – примирительно проговорила Олеся. – Захотят ребята – обзаведутся наследниками.

Оксана открыла рот, чтобы разразиться новой порций бесценных суждений, но Миша решил, что с него довольно.

– Может, найдем другую тему для обсуждения? Например, слышал, у вашего сына были проблемы со сдачей сессии. В этом семестре тоже речь об отчислении? Вы, должно быть, ужасно беспокоитесь.

Оксана возмущенно фыркнула. Как все любители совать нос в чужие дела, она не выносила, когда кто-то критиковал или обсуждал ее саму. Сафронов спрятал улыбку в уголке рта и тайком отсалютовал Мише.

Олеся ловко перевела разговор в другое русло, а вскоре Оксана с мужем ушли домой, так что обстановка стала совсем непринужденной. Они смеялись, шутили, ели вкуснейшие блюда, говорили о разном, позабыв про глупые речи Оксаны.

– А ты хотел бы ребенка? – спросила Леля поздно вечером, когда они вернулись домой.

Миша задумался. Представить себя отцом ему пока было сложно. С другой стороны, если он и видел какую-то женщину матерью своих детей, это была только Леля.

Она смотрела напряженно, выжидательно, словно его ответ много значил для нее. Точно так Леля смотрела в тот единственный раз, когда они поговорили про начало их совместной жизни. Ведь жить вместе начали Леля и не-Миша, лаффолк, забравшийся в его тело.

– Не ты предложил мне съехаться. Это было не твое решение, – тихо сказала тогда Леля. – Поэтому если считаешь, что… – Она запнулась. – Я уйду.

Михаил спросил себя, что чувствует. То был не первый раз, когда он размышлял на эту тему, но тут сам себе задал вопрос: хочет ли он, чтобы Леля ушла? И понял, что не хочет.

– Конечно, нет, – ответил он. – Я люблю тебя. И ты ни в чем не виновата.

Он повторил эти слова еще раз. И повторял их себе всякий раз, когда тяжелые мысли или ревность начинали поднимать голову.

Леля не виновата. Распознать то, с чем они все – Томочка, Илья, он, Леля, Ирина – столкнулись, было невозможно. Главное, что они остались живы. Томочке и матери Ильи повезло меньше. И ему, Мише, грех обижаться на судьбу: она оставила ему и отца, и любимую девушку. А у Ильи – забрала.

Вскоре Миша с Лелей подали заявление, а после тихо, без помпы расписались. Юрий Олегович и мать Лели, конечно, возмущались отсутствием свадебного торжества, но молодые были непреклонны и выступили единым фронтом: никакой свадьбы! Вместо этого – медовый месяц в Европе.

Поженившись, Михаил и Леля закрыли болезненную тему и больше никогда не возвращались к этому вопросу, но почему-то сейчас, когда она спрашивала про детей, в ее словах чудились отголоски тех жутких событий. Может, Леля считала, что в глубине души Миша не смог избыть обиду и продолжает на нее сердиться?

«Кто поймет, что у женщин в голове», – вздохнул про себя Миша.

– Я люблю тебя, – сказал он вслух. – Надеюсь, ты родишь мне девочку или мальчика. А лучше и девочку, и мальчика.

Напряжение заметно спало.

– У нас все будет хорошо, – улыбнулась Леля. – Главное, что этой «стивен-кинговской» ерунды больше нет в нашей жизни. И не будет.

«Все же я был прав», – подумал Миша.

Тревожное прошлое и будущие дети увязывались вместе в ее голове: при мысли о детях Леля вспоминала об ужасах, которые ей и ее мужу довелось пережить. Надеялась, что этот кошмар не будет иметь последствий.