Я думаю, что для развития представлений об атрибутивных процессах просто необходимо проведение различия, указанного в заглавии настоящего параграфа: атрибуция основ поведения – это не то же самое, что атрибуция причин того же самого поведения. Это важное различие.
Для дальнейшего развития теории атрибуции необходимо тщательно исследовать виды оснований и причины действий человека и выяснить, являются ли процессы атрибуции и связанные с ними другие психические процессы различными. Если говорить кратко, психологам предстоит начать исследование с решения следующих проблем:
1) Основа и обоснование действия: а) что такое основа действия? б) что значит обоснование действия? в) необходимо рассмотреть два подвида обоснования: обоснование актером своих действий (самоатрибуция основ своих действий); обоснование наблюдателем действий социального актера (гетероатрибуция основ действий актера).
2) Причины поведения: а) что такое причина поведения? б) что такое причина поведения в собственно психологическом смысле?; ответ на вопрос «Зачем?» (или «Для чего?»); ответ на вопрос «Почему?»
Предполагают ли эти вопросы содержательно разные ответы и, следовательно, разные ответы, когда спрашивающий имеет в виду одного и того человека? В обыходной речи мы интуитивно понимаем, что разница есть, и, по-видимому, соответствующим образом и отвечаем. Но в рамках научной теории атрибуции мы должны четко и в словесной форме выразить эти свои интуитивные «чувства» и «понимание».
1) «Зачем?» Есть точка зрения, согласно которой вопрос «Зачем?» касается общих целей или причин деятельность человека (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 60). Согласно этой точке зрения, задавая вопрос «зачем»? человек имеет в виду (или стремится осуществить) атрибуции мотивации или интенции, в силу которых совершается действие.
2) «Почему?» Задавая вопрос «Почему?», человек, согласно этой точке зрения, желает получить объяснения (или разъяснения) «… о результатах целенаправленных действий, о событиях и ситуациях, охватывающих также и непроизвольную активность» (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 60).
Говоря проще, задавая вопрос «Зачем?», хотят получить ответ о мотивах; задавая же вопрос «Почему?», желают знать объяснение результатов деятельности. Это интересное различие, и в основном Хекхаузен прав в том, что в период до написания его книги в теории атрибуции это различие не проводилось. Правда, в последние годы отмечается понимание того, что обоснование (вопрос об основах действий) и объяснение (вопрос о причинах действий) – не одно и то же. Но это не то различие, о котором говорил Хекхаузен.
Действительно, человек может стремиться к цели Ц1, но в итоге своих целенаправленных действий добиться или Ц2 (где Ц2 меньше Ц1 ) или Ц3 (где Ц3 больше Ц1). Первый случай – это неуспех, второй – большой успех. Когда же достигается заранее поставленная цель (Ц1), то это успех. Но поскольку получается три таких варианта, причем неуспех и большой успех могут иметь свои градации (уровни), то обычно после завершения целенаправленной деятельности возникает вопрос «Почему?», т. е. человек, спрашивая себя «почему?», например, не сумел добиваться цели Ц1, а получил меньший результат (Ц2). Большой успех (Ц3) также вызывает вопросы: человек хотел бы знать его причины и в дальнейшем держаться этой линии поведения, чтобы добиваться новых больших успехов. Ясно, что подобные вопросы может задавать себе не только сам актер (и делать свои автоатрибуции причин), но и наблюдатель, который, желая понять поведение актера, совершает соответствующие гетероатрибуции причин результатов деятельности.
Нетрудно понять, что вопросы типа «Зачем он так много работает?» и «Почему он получил такие результаты?» – по существу своему разные. Они касаются разных предметов. В первом случае нас интересуют общие мотивы активности человека, а во втором – причины конкретных результатов этой же активности. Когда о ком-либо спрашивают: «Почему он потерпел поражение?», то хотят знать причины поражения или конкретного результата его действий. Об этих же его действиях можно спрашивать: «А зачем он ввязался в это дело?» или «Зачем он вообще проявляет такую активность?» Это уже другой вопрос: это вопрос об общих мотивах активности человека.
Отсюда становится ясно, что мы должны (в психологии) различить несколько видов понимания. Их по крайней мере два: 1) понимание мотивов активности человека (например, его намерений, мечтаний и т. п.); 2) понимание причин результатов его деятельности (например, причинами неудачи могут быть невнимательность актера или внешние препятствия).
Относительно механизмов этих двух форм психологического понимания я предлагаю следующую гипотезу: 1) при атрибуции мотивов социального актера преобладают внутренние атрибуции, поскольку мотивы – внутренние психические явления; 2) при атрибуции мотивов внешние атрибуции не могут касаться ситуативных факторов. Они, скорее всего, касаются таких фаталистических «причин», как наследственность, Бог и другие духовные существа, которые находятся вне контроля нашего социального актера; 3) истинные каузальные атрибуции имеют место тогда, когда человек пытается найти ответ на вопрос «Почему?» В этом случае атрибуции будут не только внутренними, но и внешними. Я думаю, что ошибки атрибуции, как они описаны до сих пор, имеют место главным образом при атрибуции причин, а не при атрибуции мотивов.
Итак, дифференциация мотивов и причин позволила нам высказать идею о том, что существует два психологически различных вида атрибуции; это атрибуция мотивов (оснований) и атрибуция причин действий человека и их результатов. Как будет видно из дальнейшего изложения, на основе сказанного нам придется выделить также два типа ошибок атрибуции: ошибки при атрибуции оснований действий и ошибки при собственно каузальных атрибуциях, осуществляемых наблюдетелем социального поведения другого человека.
Справедливости ради надо признать, что зачатки понимания различия причины и основания мы видим уже у Басса (известного в первую очередь своими исследованиями в области психологии агрессии). Басс выступил еще в 1978 г. с критикой в адрес теории атрибуции Хайдера и Келли (см.: Buss 1978). Я различаю мотив и причину, в то время как Басс различал причину и основание. Является ли основание мотивом? Что имеют в виду люди, когда, слушая другого, говорят: «Резонно!»? То, что говорящий (действующее лицо) правильно рассуждает о мотивах («Зачем?») или о причинах («Почему?»)?
То, что в народной («наивной») психологии эти тонкие различия не всегда проводятся, видно из того, как в общих словарях объясняются соответствующие понятия. Например, слово «reason» в «Англо-русском словаре» В.К. Мюллера переводится и как основание, и как причина, и как мотив, и т. п.
На различия мотивов и причин обратил внимание психолог Круглански (Kruglanski, 1975).
Выше я вкратце представил современное понимание каузальной атрибуции. Теперь же вернусь к этому вопросу с тем, чтобы сравнить между собой роль атрибуции при познании физического мира и социальной жизни, а также высказать ряд новых идей.
Наблюдая за событиями физического и социального мира, человек каким-то образом воспринимает и понимает также причины этих событий. Эта проблема давно интересует мыслителей, и некоторые философы и психологи задолго до появления теории атрибуции высказывали об этом различные суждения. Более того, в психологии первой половины XX в. были проведены даже экспериментальные исследования по восприятию причинности, которые, как мы увидим, представляют интерес не только для психологии социального познания, но даже для этнопсихологии. Вкратце историю этого вопроса рассмотрел Хайдер, основатель теории атрибуции, одним из первых исследовавший психологическую проблему восприятия причинности.
Из повседневного опыта известно, и мыслящие люди давно заметили, что восприятие внешнего мира – процесс сложный.
Мы воспринимаем не просто то, что дано в наших ощущениях, но также и то, что скрыто от органов чувств. Более того, даже в чувственно воспринимаемом мы видим не только отдельные предметы, но также их взаимные связи.
Недаром Фриц Хайдер в опубликованной в 1958 г. книге «Психология межличностных отношений» (Heider, 1958) утверждал, что наше восприятие является одновременно феноменальным и каузальным. Феноменальное восприятие охватывает непосредственно воспринимаемое, «картину» предметов и ситуаций. Под каузальным же восприятием он имел в виду психический процесс построения образа предмета, находящегося на определенном расстоянии от человека. Например, когда мы воспринимаем другого человека, то, кроме его физических признаков и локализации в пространстве и времени, воспринимаем также его эмоции, психические состояния, желания и т. п. Но это уже из сферы восприятия психологической причинности. Поскольку в этой книге я уже указал на существование процессов атрибуции качеств и причин физическим, неодушевленным объектам, приведу некоторые дополнительные факты, которые позволят нам делать далеко идущие выводы о характере мировосприятия и мышления современного человека. Еще в 40-е годы XX в. психолог Мишотт опубликовал результаты своих интересных опытов. Он предлагал своим испытуемым наблюдать за следующим событием и дать его описание: «…объект А движется к объекту В, касается его, после чего А останавливается, а В начинает двигаться в том же направлении, в котором двигается А» (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 63; Michotte, 1946; Фресс, Пиаже, 1978, с. 62–70).
Оказалось, что если время задержки между соприкосновением А с В и началом движения В короткое (не более 100 милисекунд), то все наблюдатели заключают, что движение В обусловлено движением (соприкосновением) А. Такое заключение о причинной связи имело место даже тогда, когда испытуемым сообщали о том, что А и В приводятся в движение независимо и с помощью отдельных механизмов.
Другим вариантом эксперимента был следующий: после соприкосновения с В предмет А начинал обратное движение, а В следовал за ним. Наблюдая за этим движением, испытуемые утверждали, что В притягивает А к себе, после чего А захватывает В и ведет за собой.
Мишотт и другие авторы объясняют такие «каузальные выводы» испытуемых тем, что в их восприятии, на основе прошлого опыта или в результате работы законов гештальта, есть не только чувственные образы, но и причинные связи явлений. Но ведь в таких случаях мы видим не столько восприятие реальных причинных связей, сколько приписывания подобных связей. Почему у человека спонтанно возникают подобные атрибуции для неодушевленных предметов. Я считаю, что причиной появления таких атрибуций является сохранение в психике современного человека анимизма, тенденции одухотворения неодушевленных предметов природы. Эта форма мироощущения и мышления была преобладающей у древних людей, но, как видно из подобных фактов, сохранилась и у современного человека на подсознательном уровне его психики, и нередко воспроизводится. Вот почему есть много людей, которые вполне серьезно обижаются на предметы (например, на инструменты, которые плохо служат им) или восхищаются ими, проявляют враждебность к ним, проклинают их, обзывают оскорбительными словами.
Итак, наряду с объективно существующими причинными связями физического характера у современных людей имеют место также процессы атрибуции физических предметов как свойств (атрибуция свойств), так и причинных связей (каузальная атрибуция).
Каузальные атрибуции испытуемых, описанные в предыдущем разделе, очень четко показывают нам, каким образом в процессе познания внешнего физического мира происходит переход от физической причинности к психологической. Приписывание физическим объектам психических черт и мотивов еще сильнее выражается тогда, когда эти предметы символически играют роль живых существ («входят» в дом, «гоняются» друг за другом и т. п.). Подобные опыты проводили Хайдер и Зиммель (см.: Хекхаузен, 1968, ч. 2, с. 63–64). Таким действующим объектам приписываются человеческие мотивы и качества. Это уже усмотрение во взаимодействиях предметов подлинной психологической причинности. Причем геометрическим объектам приписывались не только мотивы, но и агрессивные черты («задира», «драчун» и т. п.). Игра была агрессивной.
По-видимому, атрибуции могут касаться не только того, что происходит «здесь и сейчас», на социальной сцене, но и прошлого и будущего. Когда человек наблюдает за поведением других людей, он может построить предположения не только о том, что происходит сейчас, каковы личности актеров, каковы актуальные причинные связи и т. п. Он может делать предположения о том, что предшествовало данной ситуации, какие события прошлого привели к ее возникновению. При этом имеют место атрибуции в воображаемом прошлом. Точно так же, пытаясь понять, что будет дальше, наблюдатель может делать атрибуции в воображаемом будущем. Разрабатывая эту тему, следует иметь в виду, что то, что имеет место в настоящий момент, в следующий момент превращается в прошлое, в историю. Я думаю, что такой подход позволит раскрыть определенные стороны применения проективных методов, в частности, теста тематической апперцепции (ТАТ). Например, когда испытуемого просят посмотреть картинку и сказать, что что на ней изображено, тем самым мотивируют его делать атрибуции в настоящем. Когда же требуют догадаться, что было до этого и как возникла данная ситуация, уже дают импульс атрибуциям в направлении в прошлое. Наконец, когда испытуемого просят догадаться, что произойдет в дальнейшем, тогда уже он должен делать атрибуции на будущее. Я полагаю, что только часть этих атрибуций является проективными.
Все эти три вида атрибуций довольно широко распрстранены в поведении и социальном познании людей. Историки осуществляют множество атрибуций прошлого, а прогнозисты – будущего. Психологические атрибуции в полной мере развертываются, конечно, при наблюдении и объяснении поведения индивидов и социальных групп. Что же касается животных, то их очеловечивание (антропоморфизация) является результатом атрибутивных процессов, хотя между людьми и высшими животными имеются и реальные сходства.
Здесь хотелось бы подчеркнуть одно фундаментальное различие между познанием неодушевленной природы и познанием человека. Я предлагаю следующую гипотезу: при познании физического мира может иметь место почти исключительно атрибуция качеств и причин, а атрибуция мотивов не должна занимать сколько-нибудь заметного места в познании физической природы. Это, конечно, при современном научном подходе. Причем в этом случае причинные атрибуции почти исключительно являются внешними атрибуциями. Если же при познании физического мира в психике исследователя возникают атрибуции мотивов, то это уже не научное познание, а мистификация.
Я предполагаю, что развитие научной мысли начиная от Аристотеля и до наших дней – это в рассматриваемом аспекте есть освобождение наук о природе (в первую очередь физики и химии) от атрибуции мотивов природным явлениям и самоограничения мысли в виде использования только причинных атрибуций. При этом последние в области естественных наук бывают двух видов: 1) истинные атрибуции – это предположения об истинных причинах и механизмах природных явлений. Например, строя научную гипотезу, ученый делает истинные причинные атрибуции природы; 2) ложные атрибуции – это случай ошибочных гипотез.
Когда физик делает атрибуции мотивов физических явлений (например, относительно движений элементарных частиц), он тем самым вносит в науку элементы мистики и религии. Когда, например, Эйнштейн говорил о сложности законов природы, выражаясь образно («Бог изощрен, но не злонамерен»), то он делал атрибуции мотивов, пытаясь одухотворить природу, и ввел в физику элементы мистики. Религия в основном совершает относительно природы мотивационные атрибуции, а наука – причинные.
В. Два типа ошибок атрибуции. Для того чтобы развить несколько дальше выдвинутые выше идеи, я предлагаю следующую дополнительную гипотезу
О проекте
О подписке