– …Я его только утром видала, – всхлипнула другая.

– Кому мешал? – прохрипел мужчина.

– Совсем как в девяностые! – недовольно вставил еще кто-то.

Внизу на площадке стояли несколько женщин и мужчин. Вид у всех был перепуганно-озадаченный. Кто-то тихо скулил. При появлении Доброго все как по команде посмотрели на него.

– Здравствуйте! – зачем-то выпалил он.

– Кто это? – раздался шепот.

– Не знаю, – ответил толстый мужчина в очках и с опаской шагнул в оставленные открытыми двери квартиры.

Женщина в домашнем халате и тапках устремилась следом.

Добрый понял почему не ехал пассажирский лифт. Щелкая концевым выключателем, двери елозили взад-вперед, натыкаясь на торчащие из кабинки ноги, обутые в черные ботинки, под каблуками которых образовалась лужица талого снега. Серые брюки были задраны, оголяя волосатые икры. «Холодно поди без подштанников», – неожиданно подумал Добрый и тут же усмехнулся собственным мыслям, что тут же отразилось на его лице, не ускользнув от внимания стоявших на площадке людей. Он вмиг ощутил возникшее напряжение, словно оказался в тесной будке электроподстанции.

– Смотри, бровью не повел! – шепнул кто-то.

– Ноль эмоций, – осуждающе согласилась какая-то женщина.

На полу сидела уже немолодая женщина, которую пыталась поднять худенькая девочка-подросток:

– Извините, – буркнул Добрый, пытаясь пройти мимо, но женщина вдруг вцепилась ему в брючину:

– Держи его!

– Что? – ужаснулся он, догадавшись, что ополоумевшая от горя женщина приняла его за убийцу. – Я ни при чем…

– Помогите! – завопила она, не обращая внимания на его оправдания.

Девочка между тем сильнее прижала ее к себе, пытаясь успокоить:

– Клавдия Михайловна, тише! Это не он…

– Как не он?! – задыхалась несчастная. – Он! Он!

– Нет! – закричал Добрый.

– Клавочка, отпусти его! – На площадку выскочила женщина в спортивном костюме. – Ты же видишь, мальчик ни при чем…

– Держите его! – стонала Клава, продолжая удерживать его ногу двумя руками. – Нельзя никого выпускать…

Из одной квартиры выглянул мужчина, но, увидев Доброго, поспешил скрыться. Через пару минут дверь снова открылась, теперь мужчина выглядел воинственно. Смерив Доброго подозрительным взглядом, он слегка наклонился к женщине:

– Клавочка, полиция уже едет…

С лестницы послышался шум, и на площадке появились врачи.

– И-ии! – Женщина отпустила ногу Доброго и протянула к ним руки: – Костя! Скорее! Мой мальчик!

– Я пойду? – зачем-то спросил Добрый и шагнул к лестнице, но тут дорогу ему преградил вконец осмелевший мужчина:

– Куда? – При этом глаза его бегали из стороны в сторону, как на старомодном будильнике.

– Как куда? – Добрый посторонился, пропуская протиснувшихся к кабине врача и фельдшера. – Домой.

– Погоди, вот полиция приедет, разберется, тогда и пойдешь…

– Слышишь, ты, урод! – взорвался Добрый, хватая мужчину за отворот халата. – Еще слово, я тебя по стене размажу! Ты же, мразь, понял, что я никакого отношения к этому не имею, вот и рисуешься перед соседями.

– Руки убери! – зло прошипел мужчина, смешно вскинув подбородок.

– Был бы я причастен к убийству, ты бы носа не показал из-за дверей! – продолжал Добрый, таская мужчину из стороны в сторону. – Герой сраный!

– Тише, граждане! – шагнул на площадку рослый мужчина в полицейской форме.

Непривычно теплую осень как-то враз сменила зима. С наступлением темноты ударил легкий мороз и поднялась метель. Она завывала в кронах невидимых сосен, переметала дорогу, бросалась на редкие автомобили, и к полуночи окончательно набрала силу.

Здание стационарного поста ГИБДД, стоявших возле него машину, полицейского и водителя накрывал гигантский купол света, в котором метались, словно ища выход, миллионы ослепительно-белых крупинок снега.

– Пятилов Сергей Юрьевич, – щуря глаза, прочитал старший лейтенант и поднял взгляд на мужчину.

Нескладный, с широким лицом, в матерчатой куртке на два размера больше, Пятилов походил на деревенского работягу. А может, так оно и есть? Гаишник перевел взгляд на потрепанную «вазовскую» «пятнашку», ставшую редкостью на московских трассах. Его интересовал не внешний вид автомобиля, не его класс, возраст или недостатки, которые могли бы стать поводом остановки, а сидевшая там девушка. Даже через стекло, освещенное светом уличных фонарей, лицо ее было безупречно красивым. Трудно было угадать лишь цвет волос. Брюнетка или рыжая, но точно не блондинка, размышлял он, напрочь забыв, что на его глазах водитель этой машины совершил грубое нарушение, не уступил дорогу выезжающему на кольцо «Фольксвагену». «Валенок валенком, а смотри, какую кралю отхватил», – думал старший лейтенант, возвращая документы.

– Все? – удрученный затянувшейся паузой, спросил Пятак, пряча документы во внутренний карман куртки.

– Ты хоть понял, почему я тебя остановил? – устало спросил полицейский и сдвинул кончиком жезла край капюшона вверх, открыв на шапке кокарду.

– Виноват, – развел руками Пятак.

– Езжай! – устало махнул рукой гаишник, вновь метнув взгляд на девушку. Ему вдруг захотелось, чтобы она сейчас восхитилась его великодушием. Еще бы, коллеги полицейского на этом раздолбанном корыте и без нарушения правил дорожного движения найдут массу поводов, чтобы придраться. Однако не только девушка стала причиной его великодушия. Класс людей, которые до сих пор ездят на подобном автохламе, давно потерял свою ликвидность. Штрафовать их жалко, если, конечно, не бомбилы, а взять нечего…

– Ну что? – спросила Кэт, когда они отъехали от поста.

– Ничего, – пожал плечами Пятак и щелкнул выключателем.

В коридоре дальнего света четким негативом проступила прямая, как стрела, лента шоссе, разрезавшая сосновый лес пополам. Мягко урчал мотор. Пятак знал, что подумал полицейский о машине и о нем самом. Невдомек служивому, что это все антураж. Давно потерявший товарный вид автомобиль перед каждым выездом несколько дней проводил в недрах мастерской Мазая. Пятидесятилетний мужчина знал свое дело. После него техника не подводила и работала как часы. Мазай разбирал и осматривал каждый узел. При малейшем намеке на износ или мало-мальский дефект заменял, причем запасные части использовал только оригинальные. Он же деформировал двери и капот. Сделал с таким расчетом, чтобы вмятины с одной стороны придавали неказистый вид их транспортному средству, а с другой – не так бросались в глаза, чтобы в случае чего не стать приметами и не мешали ходовым качествам. Он ко всему подходил творчески, как Самсон, который лично провожал курьеров.

– Есть хочется, – сказала Кэт, глядя на дорогу.

– Вон Гонец стоит, – облегченно вздохнул Пятак.

Но Кэт и сама увидела нервно мигающий аварийными фонарями силуэт «БМВ» у обочины. Гонец встретил их на границе Московской области, сменив Кондрата, который следовал за ними последние шесть часов. В обязанности эскорта входило решение разного рода вопросов в дороге, будь то случайная поломка машины Пятака и Кэт, мелкая авария или, как сейчас, остановка по требованию инспектора ГАИ. На этот раз Гонец не сработал. Он должен был перед постом обойти их и чуть быстрее, чем надо, проехать мимо полицейских. Если остановят, то, естественно, дорогую иномарку. Гонец сделал все как надо, однако инспектор все же остановил Пятака, причем имея на то веские основания. Хотя и Пятак, и Кэт прекрасно знали, что основная задача эскорта другая: ехавшие за ними люди должны были следить за тем, чтобы Пятак со своей подругой вдруг не решились бежать. Конечно, в тех условиях, которые были созданы для них, такое развитие событий трудно представить, но кто его знает? Мало ли что может прийти в голову людям, которые везут в багажнике целое состояние? Пятак часто задумывался, сколько может быть денег в спортивной сумке, которую он и нести долго не сможет? На досуге даже пытался определить это экспериментальным путем. Сначала взял дома похожую сумку и, набивая ее разным барахлом, при помощи напольных весов сестры подогнал под ту массу, которую приходилось переносить. Потом взвесил на электронных весах пятитысячную купюру. Вроде все просто. Однако от той суммы, которая выходила, начинало ныть под ложечкой, и каждый раз он делал вывод, что обсчитался. Через некоторое время он снова доставал весы, клал на них то одну купюру, то сразу десять, потом тыкал толстым и непослушным пальцем в кнопки калькулятора, чесал затылок, хмурил лоб. И снова получалось очень много.

«Это что же такое надо делать, чтобы за какую-то неделю набирать столько? – глядя на дорогу, размышлял Пятак. – Да и кто сказал, что за неделю? – удивился он своим мыслям. – А что, если таких, как мы с Кэт, много? И вчера кто-то увез очередную партию, и позавчера…»

Снег прекратился, и вдали показались городские огни.

– Даже не верится, что конец, – облегченно вздохнула Кэт.

– Э-ээ! – предостерегающе окликнул ее Пятак. – Ты это брось. Скажешь тоже, конец!

– Я не это имела в виду, – стала оправдываться Кэт и суеверно сплюнула через левое плечо, одновременно стуча костяшками пальцев по лбу.

Пятак посмотрел на экран навигатора. Их машина пульсировала на шоссе небольшой красной стрелкой, где-то перед самым перекрестком. Он поднял взгляд, увидел мигающий желтый свет светофора и сказал:

– Подъезжаем.

– Скорей бы, – заерзала Кэт.

Пятак повернул направо, оказавшись на неширокой ленте асфальта, к которой с двух сторон поступали заснеженные сосны и ели.

На стоянке, перед пансионатом, задней частью обращенным к лесу, стояло с десяток машин. Пятак медленно поехал в дальний конец бетонной площадки.

– Есть, – прошептала Кэт.

Но он и без ее подсказки увидел серебристый «Ниссан» рядом с отечественной «Грантой». Японский внедорожник, подобно проснувшемуся вдруг монстру, хищно вспыхнул ярким светом галогеновых фар и медленно выкатился вперед. Все, сейчас он отъедет, а Пятак встанет на его место. После этого нужно будет быстро уйти, Пятак и Кэт не должны видеть людей, которые в «Гранте». Они заберут груз и уедут, а Пятак с Кэт переночуют в гостинице и утром отправятся обратно.

Все устроено таким образом, что, если на одном из этапов кто-то из курьеров окажется в руках полиции или ФСБ, установить всю цепочку даже при большом желании не удастся. Ведь и Пятак с Кэт не знают, кто передал деньги им.

В фойе гостиницы было сумрачно. Кожаные диваны, фикус в кадке, картины будто были нарисованные углем на серых холстах стен. Лишь справа от входа в островке света стояла стойка ресепшен, за которой скучала белокурая девушка с огромными алыми губами. Из-за окружавшей ее темноты казалось, будто вся конструкция вместе с ней висит в воздухе.

Играя ключами, Пятак задержал взгляд на губах, размышляя, настоящие они у нее или накачаны ботоксом, потом оглянулся на Кэт, тенью скользнувшую следом, и вздохнул:

– Триста двадцатый, бронь на двоих…

Девушка опустила взгляд куда-то вниз, потом вскинула его на Пятака и улыбнулась огромным ртом:

– Пятилов Сергей Юрьевич!

Кровать с двумя тумбочками в изголовье, холодильник, телевизор, стол. Скромная, но новая мебель делала номер уютным.

– Чур я первая в душ! – Кэт сбросила с себя куртку, стянула через голову свитер и стала расстегивать брюки.

Матвей заглушил двигатель и посмотрел на Марту:

– Не выходи из машины.

– Мог бы не говорить. – Она открыла лежащий на коленях ноутбук и ткнула пальчиком в кнопку включения.

В этот раз лицо громилы было более приземленным. По всей видимости, это стало следствием того, что теперь он поджидал Матвея уже со своим хозяином. Рослый, средних лет, светловолосый мужчина с задумчивым видом смотрел куда-то в сторону выхода из метро. Складывалось впечатление, будто ему нет никакого дела до Матвея. Он не хотел выдавать свою заинтересованность во встрече и всем своим видом пытался показать, что проблема, ставшая поводом предстоявшего общения, незначительная, и вообще в случае чего он может обойтись без посторонней помощи. Типичная в таких случаях манера поведения для людей, живущих на широкую ногу и считающих себя центром вселенной.

– Меня зовут Шелухин Петр Степанович, – представился мужчина и протянул для приветствия руку.

Переносица Шелухина была слегка искривлена, на бровях небольшие шрамы, что выдавало в нем боксера. Он был выше Матвея, а черное пальто подчеркивало мощные плечи.

– Меня вы знаете, – кивнул Матвей и оглянулся на громилу. Тот со скучающим видом разглядывал на руке ногти.

– Может, зайдем? – не глядя, показал на вывеску ресторана «Шапито» Шелухин.

– Есть повод? – размышляя, как отнестись к предложению, когда Марта осталась в машине, спросил Матвей.

– Вашей спутнице я могу пока предложить компанию Кобы, – будто прочитав его мысли, сказал Шелухин.

– Не хочу портить ей настроение, – покачал головой Матвей. – Она врач, и дебилов ей хватает на работе.

– Психиатр? – по-своему воспринял шутку Шелухин.

– Нет, но и с этой категорией работать приходится, – повеселел Матвей, видя, как напрягся Коба.

– Мне рекомендовали вас как человека с хорошей репутацией сыщика, – перешел к главной теме Шелухин.

– Я не сыщик, – предостерегающе выпрямил указательный палец Матвей, – просто увлекаюсь помощью в сборе улик по разного рода преступлениям, розыском пропавших людей, материальных ценностей. В общем, если случай интересный, берусь за него… Спектр моей деятельности широк…

Матвей специально избегал фразы «моих услуг», чтобы быть с заказчиком на дистанции и не давать клиентам повода увидеть в нем человека, который за деньги согласен на все.

– Для меня нет разницы, как называется человек, – махнул рукой Шелухин. – Главное, чтобы он качественно делал свою работу.

– Смотря какую работу вы считаете моей, – заметил Матвей.

Шелухин сунул руку во внутренний карман пальто и вынул конверт:

– Здесь фотография женщины. Я хочу знать о ней все. Куда ездит, с кем встречается, с кем спит…

– Кто она? – насторожился Матвей.

– Это имеет значение?

– Конечно.

– Жена.

– Извините, но я такими делами не занимаюсь, – вскинул руки Матвей.

– Я дам хорошие деньги! – воскликнул Шелухин.

– Разговор окончен, – резко оборвал его Матвей и повернулся к машине.

– Может, все же подумаешь? – не унимался Шелухин.

– Об этом не может быть речи! – уже на ходу бросил Матвей.

Направляясь к машине, он вдруг ощутил странную, смешанную с обидой тоску: «Офицера спецназа ГРУ какой-то «кошелек» решил за бабой своей приделать! Докатился ты, капитан!»

– Документы, пожалуйста, – потребовал полицейский, глядя на то, как судмедэксперт о чем-то тихо разговаривает с врачом «Скорой помощи».

– Кто? – проследил за его взглядом Добрый. – Я?

– А кто же? – хмыкнул полицейский.

Добрый сунул руку за отворот куртки и вынул паспорт.

– Доброходов, – прочитал капитан и поднял на него усталый взгляд: – Что здесь делал?

– К товарищу ходил.

– И как?

– Что?

– Товарищ.

– Нормально, – пожал плечами Добрый.

– Значит, был у товарища, – задумчиво проговорил полицейский и склонил голову на бок. – А фамилия товарища?

– Олег зовут, – отчего-то напрочь забыв фамилию и с трудом вспомнив имя Маляра, стушевался Добрый.

– Какая квартира?

– Сто семнадцатая.

– Это какой этаж? – Полицейский бросил взгляд на двери и закатил глаза под потолок: – Высоко.

– Да не так, чтобы очень, – хмыкнул Добрый. – Пятый…

– Пойдем к твоему товарищу, – принял решение полицейский и посмотрел на мужчину в штатском, о чем-то тихо беседовавшего с женщинами. – Я проверю алиби этого гражданина? Утверждает, будто шел от товарища.

– Давай, – не глядя, кивнул тот.

– Я у него не был, – поднимаясь по лестнице, стал объяснять Добрый. – Вернее, не дошел… Я уже поднялся на этаж, но внизу вдруг стали стрелять…

– Стрелять, – эхом повторил полицейский. – А кто стрелял?

– Не знаю, – испугался Добрый.

– Как это, не знаете?

– Я же на пятом этаже был, а его убили на третьем, – попытался объяснить Добрый.

– Как ты был на пятом, если только что сказал, что не дошел? – удивился полицейский. При этом взгляд его сделался подозрительным.

– Я дошел, но Маляр мне двери не открыл!

– Какой маляр? Там ремонт?

– Нет там никакого ремонта, – расстроился Добрый. – Это так человека зовут, к которому я шел.

– Значит, «Маляр» – это кличка? – почему-то обрадовался полицейский. – Он что, криминальный авторитет?

– С чего вы взяли?

– Хватит морочить мне голову! – разозлился полицейский и подтолкнул его в спину: – Пошли!

Добрый стал подниматься по лестнице…

…Пригибаясь, чтобы не задеть головой хитросплетения труб, Добрый что есть сил бежал по лабиринтам коридоров, освещенных тусклым светом невидимых ламп. С каждым шагом воздух будто бы густел, и стало трудно работать руками, они попросту вязли в нем. Одновременно сзади все отчетливее слышались шаркающие шаги и тяжелое дыхание Сухаря. Наконец воздух загустел так, что, выдохнув, Добрый не смог втянуть его в себя. Ноги сделались ватными и совсем перестали слушаться. Он повалился на пол, ощутив, как в тот же миг Сухарь коршуном навис над ним… Добрый некоторое время не понимал, почему, упав на грудь, видит сейчас стену, а не пол. Выкрашенная серой краской, она была покрыта неровностью из штукатурки и мелких камешков… «Я же в камере! – вспомнил он, однако в тот же миг радость от того, что весь кошмар всего лишь сон, сменилась отчаянием. – Что же мне делать?»

Осторожно, чтобы не разбудить лежащего сзади Чичу, Добрый медленно перевернулся на спину. Правый бок и рука недолго казались деревянными, устремившаяся по сосудам кровь стала возвращать чувствительность неприятным покалыванием.

– Хватит вошкаться! – прохрипел Хмурый. – То орешь, то руками дергаешь…

– Извини. – Добрый сел и огляделся. На деревянном подиуме, сколоченном у стены с небольшим оконцем под самым потолком, лежали четверо арестантов. Из угла у дверей доносился стук капель из-под крана.