Часть 1
Принц
(1470–1487)

Глава 1
Ароматы мира

В императорском дворце Амасьи, на кровати с пурпурными бархатными простынями и подушками с зеленой вышивкой, 10 октября 1470 года Гюльбахар-хатун подарила жизнь новому наследнику. Писцы отметили, что роды произошли в среду ранним вечером. В то же время прямо за стенами императорской резиденции в этом городе, в 112 километрах от Черного моря, странствующий суфийский мистик с растрепанными волосами и густой бородой проводил беседы с небольшой группой последователей, привлекая внимание любопытных слушателей. Он ничего не знал о происходящем в имперской политике и не был доверенным советником или даже знакомым Баязида, бейлербея (губернатора) города, однако он сообщал людям о том, что происходило в стенах дворца. «Сегодня при этом дворе, обители процветания, родится удачливый ребенок, избранный сын, которому суждено достичь счастья^[13], – пророчествовал мистик. – Свет владычества его озарит горизонты; душистые ароматы его процветания достигнут ноздрей жителей всего мира. Он станет сувереном вместо своего отца, защитником владений в династии Османа». Такие смелые прогнозы вряд ли были уникальными в османском мире. Сборище прорицателей и ученых людей всех мастей бродило по империи, утверждая, что им открыты недоступные другим истины и будущее. Предсказание рождения следующего султана было вполне обычно для торговцев пророчествами, и время от времени они – как и все гадалки с развитой интуицией – попадали в точку: этого было достаточно, чтобы клиенты к ним возвращались.

Однако предсказания суфия Амасьи вскоре стали совсем уж замысловатыми. «На теле его, – продолжал он, – знак счастья, и дом его – удача, у него будет семь родинок султанского предзнаменования. По числу этих родинок он победит семь правителей, злобных врагов, и станет триумфатором».

Упоминание о семи родинках не случайно: семь – благоприятное число в исламе. Небеса состоят из семи уровней; из семи аятов состоит первая сура Корана; паломники семь раз обходят вокруг Каабы, самого святого места ислама. Самое важное то, что число семь указывало на семь климатических зон. Весь мир был разделен на семь регионов по климату – раннее представление о том, что на Земле есть семь континентов. Таким образом, семь родинок на теле новорожденного характеризовали бы его как будущего властителя известного мира.

Когда дыхание Гюльбахар выровнялось (отца ребенка, как это водилось, на родах не было), ее усталость сменилась радостью, а истошные крики боли затихли и сменились восторгом. Новорожденный оказался мальчиком, которого назвали Селимом. И у него действительно оказалось семь родинок.

* * *

Гюльбахар родилась христианкой в Албании. История о том, как она стала четвертой супругой принца Баязида, подчеркивает доминирующее положение Османской империи в мире XV века – последнего столетия до возникновения заокеанских владений Испании, Португалии, Великобритании и Нидерландов. Крупнейшие империи XV века господствовали над большими территориями и контролировали моря, но редко отправляли флот через океаны. Евразия была домом для Китайской, Византийской, Мамлюкской, Венецианской и Испанской империй; в Америке жили инки и ацтеки; в Африке – империи Сонгай и Мутапа. Перед завоеванием византийской столицы в 1453 году османы вошли в регион, который мы знаем как Ближний Восток, по суше; эти «выскочки с востока» вторгались на территории, контролируемые Византийской, Мамлюкской и Венецианской империями – одними из крупнейших государств того времени, но все же на порядок менее могущественных, чем китайцы или ацтеки. Албания, одна из ключевых территорий на границе между империями, постоянно переходила под покровительство то одной, то другой.

Венецианская республика, расположенная на северном и восточном побережьях Адриатического моря, все чаще отражала набеги Османской империи на свои территории в Албании. После завоевания Анатолии, за несколько десятилетий до взятия Константинополя, османы переправились через Дарданеллы в Европу, ознаменовав этим новый этап своей экспансии, проведя свои войска через Балканы, которые тогда слабо удерживались Византийской империей, и углубившись в неприступные горы и долины прибрежной Албании. Контроль над этим участком побережья позволял военным и пиратским кораблям регулировать движение и торговлю между Адриатикой и более широким Средиземноморьем; это был ключевой узел театра военных действий между Венецией и Византией, когда они боролись за контроль над греческим архипелагом и Восточным Средиземноморьем. В свойственной им манере османы заключали сделки с местной знатью, обещая уважать их суверенитет и предлагая защиту. Многие предпочитали власть Османской империи венецианскому правлению и соглашались платить османам налоги товарами либо из казны.

Завоевав эти европейские территории, османы не только приблизились к главной награде – византийскому Константинополю, но и смогли заполучить плацдарм для дальнейших атак на венецианцев-католиков. Несмотря на то что многие из этих военных стычек происходили на море, Албания была одним из главных наземных полей сражений.

По мере того как османы наращивали территорию в Европе, они интегрировали население этих захваченных регионов в свою имперскую систему и создали институт, известный как девширме (devşirme). Христианских мальчиков-подростков насильно забирали из их семей и доставляли властям Османской империи. Разорвав все семейные связи, эти мальчики принимали ислам, получали все необходимые материальные блага и обучались военному искусству, становясь преданными и привилегированными кадрами османской армии. Таким образом, османы создавали лояльную военную элиту. Некоторые пожилые балканские христиане также стремились к повышению по карьерной лестнице, пытаясь снискать расположение в военных рядах империи.

Насколько нам известно, отец Гюльбахар был одним из таких людей, принявших ислам, чтобы поступить на османскую военную службу. Он получил дальнейшее потенциальное повышение социального ранга, отдав свою дочь будущему султану в качестве наложницы. Это принесло бы неисчислимые дивиденды, если бы она родила сына. В самом деле, отец Гюльбахар мог с радостью рассчитывать на то, что станет дедушкой османского султана – ошеломляющий поворот событий для человека, который начал взрослую жизнь как обычный скромный албанец. Для самой Гюльбахар выгоды также были значительными. Она не просто жила во дворце, в неге, немыслимой в родной деревне (где она принадлежала бы не сыну султана, а лишь мужу), но у нее также был шанс стать матерью султана и, следовательно, самой важной женщиной в империи – а значит, одной из самых могущественных женщин в мире. Поскольку в этот период османским султанам и их наследникам сыновей рожали не их жены, а наложницы, все османские султаны были сыновьями иностранных рабынь, обычно христианского происхождения, таких как Гюльбахар.

Вероятно, на первых порах застенчивой и напуганной Гюльбахар помогли освоиться в гареме несколько подруг-наложниц. Впрочем, на новом месте были и наложницы, которые в борьбе за свое место в иерархии гарема с радостью портили молодой женщине жизнь. Однако Гюльбахар, как мы можем предположить из ее дальнейшей судьбы, быстро разобралась в гаремной жизни и максимально использовала ее возможности.

* * *

Отчуждение пронизывало жизнь османской правящей семьи. Будучи семнадцатилетней наложницей, Гюльбахар впервые увидела Баязида во дворце гарема лишь накануне их интимной связи, и ее знаменитого кокетливого обаяния и манящей красоты было достаточно, чтобы возбудить его интерес. В плотском союзе господина и наложницы – грубом и служащем определенной цели – любовь редко играла хоть какую-то роль. Султаны и шехзаде стремились произвести на свет как можно больше наследников мужского пола, чтобы обеспечить продолжение династии и, следовательно, империи в мире, в котором смерть во время родов, в бою, от болезней была обычным явлением. Поскольку у Баязида уже было трое сыновей, Гюльбахар, должно быть, опасалась, что ее собственный сын, если она его вообще родит, может не получить расположение его отца. Такова была жизнь молодого османского принца: его чествовали при рождении, а затем, в лучшем случае, игнорировали, обеспечив роскошью и деньгами.

Для султана или будущего султана, такого как Баязид, большое число сыновей было палкой о двух концах. Оставить после себя сына было высшим долгом каждого султана, поскольку империя, конечно, падет, если род Османа прекратит свое существование. Однако каждый новый потомок Османа мужского пола, выражаясь дарвиновским языком, представлял собой экзистенциальную угрозу собственному отцу как потенциальный преемник, который мог претендовать на трон раньше времени. В большинстве случаев он представлял угрозу для своих сводных братьев. Пословица, известная по всей Османской империи, гласила: «Между шехзаде не бывает родственных связей»^[14]. С самого рождения сводные братья были настроены друг против друга в борьбе за трон, а их матери выступали в качестве их самых сильных защитников. Отношения матери и сына в императорской семье оказались более важными как в личном, так и в политическом плане, чем любые другие. Отцы оставались в стороне, и система гарантировала, что сыновья считали своего отца и сводных братьев скорее врагами, чем родственниками. Будто все это было взято со страниц трагедий Софокла.

Престолонаследие в Османской империи всегда было делом запутанным. Хотя трон обычно наследовал старший сын, формально на него имел право любой потомок Османа мужского пола, поэтому большинство игрищ за султанский престол сопровождались кровопролитием. Султан мог отдать предпочтение одному конкретному сыну, но это ничего не гарантировало. Это относилось как к Баязиду и его сводным братьям, так и к сыновьям самого Баязида. Таким образом, он передал своим десяти сыновьям не только красивые миндалевидные глаза, но и кровожадное братское соперничество, которое их матери лишь поощряли. Победившие в этой борьбе сын и мать занимали дворец; проигравшие сыновья принимали смерть. Их матери теряли не только своих детей, но также престиж и богатство, полученные от нахождения в статусе матери шехзаде – или, что еще лучше, матери султана. Лучшее, на что могли надеяться эти женщины, – это изгнание во дворец бывшей османской столицы Бурсы – своего рода императорский дом престарелых для забытых матерей убитых наследников престола. Очевидно, ни один сын и ни одна мать не желали бы такой участи.

Будучи «лабораторией» беспощадной политики той эпохи, гарем прекрасно подходил для «взращивания» будущих султанов. Лидер Османской империи должен был быть коварным и безжалостным, он должен был быть блестящим стратегом – и все это для того, чтобы перехитрить своих соперников, будь то венецианцы, Сефевиды, венгры или свои собственные братья и сыновья. Считалось, что принц, вышедший из гарема более сильным, чем его сводные братья, станет султаном, способным обеспечить османам статус сильнейшей державы в мире.

Как только наложница рожала сына, ее сексуальные отношения с султаном прекращались. Это было простое уравнение: одна женщина – один сын. В гареме Амасьи каждая мать и сын жили отдельно от остальных, но ежедневно встречались с другими обитателями дворца в коридорах и залах гарема. Такие женщины, как Гюльбахар, были матерями потенциальных султанов – этот статус приносил ответственность и преимущества, возможности и риски. Прежде всего матери должны были сохранить жизнь своим сыновьям; во вторую очередь – позаботиться, чтобы их сыновья получили подобающее высокому статусу образование. В те первые годы в Амасье не по годам развитый Селим выучил османский (язык имперского документооборота), арабский (язык Корана и ключ к религиозным наукам) и персидский (язык литературы и поэзии). Образование шехзаде также включало уроки стрельбы из лука, изучение медицины, написание султанских указов и занятия охотой. Тем временем Гюльбахар и ее слуги научили его молиться, одеваться и вести себя как будущий султан. Таким образом, гарем – типичный объект фантазий и мифов, более богатый и хорошо оборудованный, чем мог себе представить простолюдин, – на самом деле функционировал скорее как здание школы.

* * *

Когда Селим родился, Баязид был правителем Амасьи шестнадцатый год^[15]. Каждого османского шехзаде в юности отправляли на должность бейлербея провинции, что играло ключевую роль в укреплении и проявлении характера. Поскольку Баязид был старшим сыном Мехмеда II, завоевателя Константинополя, перед ним была установлена устрашающе высокая планка. Через год после захвата византийской столицы Баязида отправили в Амасью вместе с матерью и – что неудивительно, учитывая, что ему было всего семь лет, – целым кругом советников и помощников. Он оставался там в течение следующих 27 лет, пока в 1481 году не стал султаном и не перевез свою обширную семью, в том числе одиннадцатилетнего Селима, в Стамбул.

Амасья была тихим аграрным городом на севере Анатолии с умеренным климатом. Она славилась своими яблоками, растущими в узкой долине реки Ешильырмак (тур. Yeşilırmak – «зеленая река»), и практически со всех сторон была окружена скалистыми горами. Отвесные скалы защищали город и обеспечили Амасье неизменный городской ландшафт на протяжении веков, поскольку здания можно было строить только вдоль узких берегов реки. Как и многие города Анатолии, к моменту прибытия туда Баязида Амасья функционировала как постоянное поселение уже на протяжении почти семи тысяч лет.