Понедельник. 14:30.
После Стоуна я зашел в свой кабинет, уселся в кожаное кресло, которое мне однажды удалось умыкнуть из конференц-зала, и смог немного расслабиться. Я оглядел свои владения, и на душе стало немного спокойнее. Все стояло на месте. Мои три цветка были в порядке. Думаю, уборщик в душе ненавидел меня за необходимость их поливать. Я не знал, как они называются, поэтому дал им имена. Зеленый – Форца, красный – Хальт, желтый – Голд. К каждому я прилепил стикеры с подробными инструкциями о том, как именно нужно их поливать, потому что уборщик чуть не убил Хальта и Голда, поливая их так же обильно, как слон свой задний проход после длительного перехода от одного оазиса к другому. Наверное, мои инструкции, написанные слегка нахальным тоном, изрядно позлили уборщика.
И пускай злится, подумал я в сотый раз. Бюро платит ему за это деньги. Пока что я часть бюро. И мы живем в Нью-Йорке, а не в Пхеньяне. Здесь, если ты получаешь деньги за работу, ты должен молча выполнять волю заказчика и запрятать свое возмущение и негодование куда-нибудь глубже. Иначе твое место займет другой, которому, в принципе, нет никакого дела до чужой души. И все, что ему надо, – это тереть пол с девяти до шести, чтобы получить свои пятнадцать сотен долларов, заплатить за канал порнухи, а если повезет, то купить пиццу и пиво на сдачу. Вот он – капитализм, когда один имеет право заткнуть другому рот деньгами, а другой доволен, ведь он тоже получит возможность заткнуть кому-нибудь рот заработанным.
Покончив с цветами, я повернулся к доске из коры пробкового дерева, на которой я размещал схемы преступлений. Я достал из кармана пиджака газетные вырезки Фрэнка и приколол их в центре доски.
«В Нью-Йорке очередное убийство. Жертва – Мери Ламберт. Ей было 32 года. Убийство произошло на Парк-стрит 23 июня 2015 года в 23:16. Жертве нанесены четыре колотые раны в область шеи с задней стороны. При этом артерии были перерезаны. Жертва лежала на спине, но судя по всему ей также был нанесен удар в грудь, в область сердца».
Потом я приколол к доске более свежую вырезку. Автор этой заметки не скупился на подробности.
«Дороти Картер тридцати пяти лет была зверски убита на пороге своего дома, на юго-западе Нью-Джерси. Убийца нанес ей пять тяжелейших ранений в шею, а закончилась эта феерия ужаса ударом огромного тесака в сердце. Она истекла кровью, как жертва древнему ацтекскому богу».
Я отошел от доски и увидел обширную коричневую пустоту. Эта пустота пугала, потому что мне предстояло заполнять ее подробностями, новыми фактами и, скорее всего, новыми некрологами. Эта доска была словно магический шар предсказательницы, но в отличие от шара на ней можно было разглядеть только плохой конец.
В кабинет без стука вошел Пол Шульц. Мы учились в Квантико на одном курсе. После окончания обучения его отправили в Мичиган. Только через пять лет ему удалось перевестись в Нью-Йорк. Шульц протянул мне папку с бумагами.
– Вот, Стоун попросил передать тебе, – сказал Шульц. – Что там?
Быстро просмотрев содержимое папки, я заговорил с ним.
– Убийство в Джерси. Оно, возможно, связано с еще одним убийством на прошлой неделе в Нью-Йорке. Пока что я смог получить только заключение патологоанатома по первой жертве и кое-какие заметки детектива. Ничего особенного. Ты не заглянул в папку?
– Понятно. Что там слышно про этого педика, Марка? Ты его видел?
– Нет. Что-то случилось? – мне понадобилась пара секунд, чтобы переключиться на тему, которую предложил Шульц.
– Да, он хотел меня заставить взяться за расследование дела об инсайде, – выпалил Шульц воинственным тоном. – Но я послал его куда подальше и потребовал от него письменного указания, направленного через секретаря.
Шульц говорил о старшем агенте департамента Марке Макмиллане, с которым у него отношения не складывались с самого перевода в Нью-Йорк. Хотя в последнее время Макмиллан доводил весь департамент своим нервозным поведением и желанием выжать из нас все соки.
– Лихо, – честно признался я. Безрассудная смелость Шульца иногда будила во мне давно забытые восторженные чувства. Я ощущал себя маленьким ребенком, чей школьный приятель посмел восстать против надоевшего всем учителя и поставить его на место.
– Ну, ты даешь, – приободрил я Шульца. – И что он тебе сказал?
– Ничего, – фыркнул Шульц. – Как обычно, засунул язык в задницу и сказал, чтобы я уходил из его кабинета.
– Что думаешь делать дальше?
– Я буду писать рапорт директору. Я рассчитываю на твою помощь, – серьезно подвел черту Шульц.
Напрягать ситуацию мне не хотелось, ведь моя собственная судьба висела на волоске. Я попытался представить себе, что будет предпринимать Макмиллан и действия Шульца. Но целостная картина не выстраивалась.
– Ты же знаешь, мне нужно пережить комиссию, – посетовал я. – А еще есть Фостер и другие, которые тебя не поддержат.
– Смит сказал, что поддержит меня. Надо проявить принципиальность и прижать его. Сколько он еще сможет так обращаться с нами всеми?
Но Шульцу пришлось уйти, не дождавшись от меня ответа. Он остался недоволен нашей беседой, и меня это смутило. Конфликт с начальством набирал обороты. Макмиллан в последнее время стал допускать оскорбления в адрес всех подчиненных, в том числе и меня. Шульца же Макмиллан и вовсе пытался учить жизни, чего последний никак не мог терпеть, так как был родом из Монтаны.
Отложив мысли о баталиях в департаменте, я направился к кабинету Дэна Франклина.
– Привет, Дэн. У меня тут пара вопросов назрела. Можешь помочь?
– Да, заходи, – ответил Дэн, не отрываясь от монитора. Вид у него был слегка измученный, приправленный чувством ответственности и озлобленности.
Как только я зашел к нему в кабинет, зазвонил телефон. Дэн ответил, и тут зазвонил его мобильный. Глядя на это, я понял, почему в Нью-Йорке падает посещаемость в цирках. Дэн каким-то чудом ухитрился воспринять поток информации с обоих телефонов и связно ответить в обе трубки. Потом он едва заметно прикрыл веки и выдохнул так, будто только что распял звонивших. Он посмотрел на меня и бесстрастно спросил:
– Что?
– Два убийства. В Нью-Йорке и Джерси. Мери Ламберт и Дороти Картер. Ты слышал про них?
– Да, читал в сводках. Что с ними?
– Твоя осведомленность не перестает восхищать. Черт побери, как ты это делаешь?
Дэн был единственным человеком во всем департаменте, кто получал удовольствие от того, что делал. Или, по крайней мере, он был единственным, кто понимал смысл нашей работы.
– Сколько ты уже изучил? – спросил я, слегка меняя тему.
– Вся судебная практика штата до девяносто шестого года. Есть отдельные акты восьмидесятых и семидесятых, – едва уловимо усмехнулся Дэн.
– Ты чертова машина. Как Шерлок Холмс, только вместо кокаина у тебя информация.
В отличие от Холмса Дэн наполнял свои чертоги абсолютно всем без разбора. И этим пользовался целый департамент. К Дэну звонили все без разбора по любым самым глупым вопросам, а он всем отвечал. И хотя он мог сделать блестящую карьеру адвоката, почему-то Дэн продолжал работать в бюро. Ко всему прочему, у него была удивительная способность проникновенно молчать. Люди приходили к нему, начинали говорить, а он только и делал, что молчал. Не получая в ответ ни слова, люди сидели и выкладывали ему разную дребедень. А он все это слушал, но никогда не выдавал ничьих тайн.
– В общем, я говорил с Фрэнком, и он посоветовал обратить на них внимание. Что скажешь? – я протянул Дэну свою папку с данными по убийствам.
– Тебе официально поручили это дело?
– Нет, я ведь отстранен. И Стоун пока не видит необходимости нам вмешиваться.
– А где второй отчет?
– Стоун сказал, что полицейские проводят повторное обследование второго места преступления. Отчета криминалиста у них тоже пока нет.
– Я понимаю, почему Фрэнк посоветовал тебе изучить эти убийства. Судя по тому, что я пока вижу, почерк схожий. Очень скрупулезная работа. Схема убийства отработана до автоматизма.
– Даже слишком скрупулезная. Он делал это и раньше, – добавил я.
– Я бы поехал на место преступления и прочесал все сам, – сказал Дэн. – Скорее всего, копы действительно что-то упустили. Ты, конечно, не лучший агент бюро, но свой взгляд на вещи имеешь. А у них глаз замылен.
– Да уж.
– Как там у тебя дела, Артур? Вы уже развелись? – если Дэн решил спросить о личном, значит вид у меня был действительно жалкий.
– Вчера опять допился до беспамятства.
– Ну и как? Помогает?
– Нет. Но что еще делать, я не знаю. Все летит в пропасть. К тому же Марк наседает. Благодаря Стоуну у меня есть хоть какая-то возможность заниматься делом. Правда, меня лишили допуска к базам.
– Это скверно, – произнес Дэн, уставившись куда-то в угол кабинета. – Сколько уже прошло со дня смерти Джессики?
– Вчера было два года.
Дэн понимающе кивнул головой.
– Слушание в четверг?
– Да.
– Ты готов?
– Был ли готов Иисус к распятию? Он догадывался, что дела будут скверные, но вряд ли был готов.
Дэн глухо усмехнулся.
– Ты что-нибудь слышал от Макмиллана? Он говорил о том, что будет на комиссии?
– Нет, – ответил Дэн, – но Макмиллан очень спокоен. Еще вчера он бегал, как угорелый, а сегодня вдруг успокоился.
– Что остальные? Кто-нибудь из наших собирается выступать?
– Я не знаю. Отвлекись. Займись этими убийствами, – заключил Дэн, – поезжай в Джерси.
Понедельник. 18:15.
По приезде я обнаружил полицейский кордон. Стены домов отсвечивали синим и красным в тон свету, меняющемуся в сиренах. Зевак не было, и я с легкостью нашел детектива, который с уставшим видом руководил роем сержантов и коронеров в черных кепках.
– Отчет до сих пор не составлен? – спросил я его.
Детектив посмотрел на меня с нескрываемым отчаяньем, но по опыту я знал, что это всего лишь привычное состояние для его мимических мышц. В мире детективов не было принято тренировать улыбку от уха до уха. Лица этих парней чаще всего застывали в злобе или в отчаянии, в зависимости от того, как реагировала их нервная система на прелести профессии вроде вспоротых кишок и ночных вызовов. Хотя я и встречал как-то улыбчивого детектива, но он улыбался потому, что стал детективом слишком поздно, да и был всегда немножко под мухой. Так что это не считается.
– А вы, простите? – спросил он меня. Голос его с натяжкой можно было назвать дружелюбным и малость надменным. Вот куда реализовалось его продиктованное тысячами плакатов желание иметь беззаботную улыбку.
– Я из ФБР, – повторив ритуал с демонстрацией значка, я смог продолжить. – Так что с отчетом?
– ФБР занимается убийством? С чего это?
– Думаю, вопрос неуместен. Это официальное расследование, и я жду всецелой поддержки.
– Работу начал мой старший коллега. Он закончил все как-то слишком быстро. Я подумал, что он мог что-то упустить.
– Скорее всего, – многозначительно сказал я. – Но это, наверное, от недостатка опыта.
– Скорее от его переизбытка. Мне кажется, он просто не желает искать следы, ведущие к длинной дороге.
Парень не на своем месте, подумал я. Образно мыслит, да и галстук был подобран в тон к рубашке.
– А вы, стало быть, хотите? – поинтересовался я.
– Вот, взгляните.
Он протянул мне два прозрачных пакета. В одном из них был небольшой золотой медальон в форме головы оленя. Медальон был в крови. Во втором – кусок сломанного ногтя. И это уже было действительным признаком неординарного мышления.
– Вы знаете, что это значит? – спросил он.
– Да, я знаю. Чего я не знаю, это вашего имени, и это немного напрягает.
– Дженкинс.
– Стало быть, Дженкинс, в доме убитой вы нашли символ Ордена Седьмого дня и кусок ногтя. Где вы его нашли?
– Его нашли за комодом.
– Первый раз слышу, что полицейские сдвигают комоды при обыске.
– Крайне щедрый подарок судьбы, не так ли? – просиял слегка Дженкинс.
– Точнее не скажешь.
Меня заинтриговало то, как складно у нас получалось развивать диалог. Дженкинсу на вид было не больше двадцати пяти. И мне начинало казаться, что он из той категории молодых людей, которые слишком рано начинают воспринимать все серьезно. Да, определенно, он был именно таким. Аккуратно одетый, раздавал указания с четкой, слегка жестокой интонацией. Из небедной семьи, судя по часам и широко расставленным плечам, будто он с детства привык командовать небольшими толпами прислуги.
Мне стало интересно, что он подумал обо мне.
– Пришлите мне отчет, когда он будет готов. Коронеры знают, как меня найти. Попросите их отправить копию спецагенту Блейку.
Дженкинс рассеянно кивнул мне, обшаривая в четвертый раз книжные полки.
– Дженкинс. Интересная фамилия. Звучная. Откуда вы?
– Я из Бостона, – судя по выражению, с которым он это произнес, я сделал вывод, что ему больше нравились гамбургеры, чем утиная печень по-бургундски. Готов был поспорить, что Дженкинс-старший писал кипятком, когда непокорный сын пытался ему это объяснить. Но папаша сам виноват. Чего еще можно ожидать от отпрысков поколения «ютьюба»?
– Да, мне стоило догадаться. У меня было несколько однокурсников-бостонцев в Квантико. Но в мое время бостонцы были, как бы это правильнее сказать, недоступнее.
– Это все «ютьюб», – сказал Дженкинс так серьезно, что у меня пробежали мурашки по телу. Парень читал мои мысли. – Простите, мне нужно продолжить.
В то время как рой полицейских во главе со своим откровенно аристократическим вожаком, кряхтя и ругаясь, обшаривали углы таунхауса, я встал у входа в гостиную комнату, засунул руки в карман и начал оглядываться. Вот пятна крови на дверном проеме, ведущем на кухню. Здесь убийца ударил жертву головой об косяк. Затем он оттолкал ее в центр зала. Бил он метко, кровь за несколько минут практически вся вытекла из жертвы.
– Прямо иудейское жертвоприношение, – вырвалось у меня.
– Вы еврей? – прозвучал резкий вопрос.
– Вас это смущает? – ответил я откровенно по-еврейски.
– Пока нет, – ответил Дженкинс и как-то совсем по-саксонски покосился на меня. – Выглядите, скорее, как выходец с Кавказа.
– Неужели? Где это? – пошутил я.
– Где-то в России и в ее окрестностях.
Шутка не прошла. Все-таки слишком серьезный, подумал я и попробовал ответить предельно драматично.
– Никогда там не бывал. Хотя кто знает? Америка перемолола не одну народность. Может быть, кто-то из моих предков не был до конца благочестив и имел-таки дело с кавказскими гоями. Не хотите перейти к обсуждению убийства?
Лицо Дженкинса снова стало измученно-серьезным. Он повернулся к месту, где лежало тело, и стал излагать свою точку зрения, которая не отличалась от моей. Из этого я заключил, что мне все-таки придется угостить его виски. Или молочным коктейлем. Я подумал, что неплохо было бы поинтересоваться заранее.
– А что вы предпочитаете из напитков? – спросил я, когда он закончил деловое повествование.
– Бренди, сер, – ответил Дженкинс, вытянувшись на пятках и вздернув подбородок. Мой вопрос его явно воодушевил.
– Тогда имеет смысл обсудить детали где-нибудь, где, по крайней мере, в ближайшее время никого не убивали. Дайте указание сержанту закончить с отчетом и поехали со мной. Мне придется воспользоваться вашей помощью в расследовании, и не сказать, что мне будет неприятно.
По настоянию Дженкинса мы приехали в загородный клуб, в котором, очевидно, люди моего пошива появлялись только с целью показать бесстрастному привратнику ордер на обыск и получить вежливый отказ после нескольких минут ожидания. Мне стало слегка не по себе, когда пришлось парковать свой черный «Таурус» возле новенького «Мазерати», но я сделал вид, что подобные заведения вполне для меня привычны.
О проекте
О подписке