Она сидела на изящном диванчике у окна, вся облитая солнечным светом, играющим изумрудной материей её шёлкового платья. Красиво уложенные волосы, скромно лежащие на коленях тонкие руки, не знавшие никакой работы, милое приветливое лицо без единой морщинки на ровной, матово блестевшей коже. И дикая, непримиримая ненависть в кротких пустых глазах Аде, пристроившейся с вышиванием у ног свекрови; в отличие от невестки, Лаймен Стронберг не позволяла себе роскошь показывать открыто своих чувств – кто знает, как может повернуться колесо Судьбы?
Остановившись у порога, Элиза поклонилась госпоже, делая вид, что не замечает протянутую для поцелуя руку. Лаймен лишь тонко улыбнулась, плавно продлила это движение, чтобы поправить причёску. Вспылила Аде:
– Эй ты, девчонка, думаешь, если спишь с Марисом, ты нам ровня?! Быстро поцелуй руку маменьке!
– Аделаида, – в мягком голосе безошибочно угадывался упрёк, – следи за своими манерами. А ты, Элиза Линтрем, будь моей гостьей. Проходи.
Пытаясь скрыть своё замешательство, Лиз надменно выпятила вперёд подбородок и шагнула в гостиную, едва не споткнувшись о ковёр. Аде тоненько захихикала, но, наткнувшись на взгляд Лаймен, сочла за лучшее промолчать.
– Садись, Элиза Линтрем, – едва уловимым жестом тонкой руки, затянутой в белую кружевную перчатку, мать Мариса указала ей на стул.
– Хорошо, – продолжила она, – что мужчин нет дома и никто не помешает нам поговорить. Итак, Элиза, сын сказал мне, что твёрдо решил на тебе жениться. Он уехал в Стокгольм после… девять дней назад и предложил сделать оглашение сразу, как только он вернётся.
Лиз в ужасе охнула и закрыла лицо руками.
– Господи, только не это! – убрав ладони, она умоляюще посмотрела на Лаймен. – Моя госпожа, пожалуйста, отговорите его! Вы же можете…
Аде вновь зловредно хихикнула:
– А девчонка-то хочет чего-то большего, чем просто Марис!
Лаймен Стронберг помолчала.
– Видит Бог, я не хотела в это вмешиваться. У Мариса было столько возможностей поступить разумно! Но он не воспользовался ими. Он ничего не хотел, кроме тебя, Элиза. А этого я допустить не могу… Ты понимаешь, что я ничего не имею лично против тебя, но твоё происхождение… Тебе не стоит даже пытаться стать Стронберг.
– Я и не хочу! – почти закричала Элиза.
Лаймен поморщилась от громкого звука.
– Я слышу, моя дорогая, и это прекрасно. Я никому не хочу разбивать сердце своими действиями, но я должна поступать так, как будет лучше для всех Стронбергов. Марис сказал, что проблемы с потомством пока не возникнет, поскольку он… не дал для этого повода. И не даст теперь уже никогда. Он просто тебя не найдёт, Элиза Линтрем. Ты уедешь отсюда прежде, чем сможешь кому-нибудь сообщить о своём новом месте жительства.
Свои хитроумные планы Лаймен Стронберг излагала с застывшей любезной улыбкой на устах, будто бы обсуждая погоду.
– Уеду, госпожа? – Лиз всё ещё не понимала. – Как это? Куда?
– Я продала тебя. Тебя и твою сестру, кажется, её зовут Рената. В нескольких часах пути от нас появился новый сосед, от него приезжал управитель, ему нужны были слуги. Работа там только в доме, хозяйства держать не собираются. Собери, что надо, завтра утром за вами будет телега.
Лиза молчала, не двигалась от охватившего её ужаса. Продала. Да, такое было возможно, и Лаймен Стронберг была в своём праве, сделав это. Но как же мама и сёстры выживут без неё?
– Госпожа Лаймен…
Та сделала нетерпеливый жест.
– Не благодари меня! Я защищаю будущее сына.
– А как… я осенью должна была выйти замуж… Андрес тоже поедет туда?
– Нет, – произнесла, словно отрезала, госпожа Стронберг. – Он останется здесь. Не хочу даже думать, что случится с Марисом, если он обнаружит, что вы оба исчезли одновременно.
– Но я же люблю его – Андреса…
– Разлюбишь. Если тебя это утешит, обещаю найти ему подходящую жену с хорошим приданым.
– Жену?! – Лиз стиснула кулаки и задрожала от ярости.
Лаймен испуганно отшатнулась, схватилась за шнур звонка. Вбежал слуга, крепкий и сильный. Лаймен указала ему на Элизу:
– Отведи девчонку в её дом, пусть собирает вещи. И проследи, чтобы не сбежала, не спряталась. Завтра ей уезжать.
Когда слуга увёл, практически волоча, ошеломлённую Элизу, Аде повернулась к хозяйке дома.
– Суровы вы, маменька. Но справедливы, да и ловко устранили эту тварь. Надо было с ней и сестричку отправить – ту, что считает своим моего Раймонда.
– Не могу же я всю семью переселить, – буркнула Лаймен. – Я ведь с Эмилем этого не обсуждала. А как недоволен окажется? Пожалуется ему Марис, что мать у него игрушку отняла, и муж меня не поймёт. Но я ни за что не признаюсь, куда дела девку! Пусть даже пытают меня.
– А когда Марис вернётся?
Лаймен печально посмотрела на неё.
– Не знаю. Он сказал, что будет путешествовать, пока не забудет её. Не вышло у меня задержать его здесь навсегда, Адела. Что же, Господь милостив, может быть, женится Марис в своих странствиях да успокоится, и вернётся в родной дом, – голос дрожал, и Лаймен сама в свои слова не верила.
Поддёрнув эту не слишком удобную для работы одежду, Элиза поднялась на цыпочки, потянувшись за паутиной в самом углу высокого окна. Она чувствовала – ещё немного, и струна, в которую превратилось её тело, лопнет; какой безумец мог выстроить в доме такие окна – до самого потолка? А ведь Рейхан наказала, чтобы всё здесь блестело чистотой… интересно, сама-то холёная в неге Рейхан бен Сина когда-нибудь брала в руки тряпку? Элиза сразу же устыдилась своих мыслей. Рейхан – единственная, кто была добра в новом доме к ним, она позаботилась о жилье и еде для них, узнавала несколько раз, удобно ли они устроились. Наверное, это её воспитание заставляло её брать на себя так много в распоряжении новыми слугами. Она вынудила их переодеться в эти наряды варваров – кусок ткани, обмотанный вокруг тела, существенно затруднял движения… все они казались в этой непривычной одежде просто коровами по сравнению с плавными движениями Рейхан и походкой, напоминающей накатывающиеся на берег волны озера Эльмарен. Женщины пытались протестовать, не представляя себе, как можно убрать большой захламленный дом в «этом», но Рейхан была непреклонна: господин привык видеть вокруг себя даже прислугу в приятных глазу женских одеждах. Элиза и сама убедилась в этом два дня назад, когда из экипажа нового хозяина дома выпархивали одна за другой миниатюрные, прелестные, как птички с ярким оперением, женщины в облаках переливающегося шёлка. Она не разглядела, правда, их лица, скрываемые в плотных коконах чёрных накидок, но всё равно они были похожи на ангелов из детских снов. Переговариваясь между собой и нежно смеясь – будто колокольчики позванивали в отдалении, женщины господина рассыпались по двору и исчезли во внутренних помещениях дома под наблюдением мрачного араба в чёрном. Сначала Лиз думала, что это и есть их новый хозяин, но промелькнувшая рядом Рейхан объяснила ей в большой спешке, что этот человек прислуживает женщинам; а настоящий господин с сыном прибудут чуть позже, не желая устраивать события из своего приезда. По румянцу на щеках красивой арабки Лиз поняла, что та неравнодушна к одному из ожидаемых мужчин. Желая – из чистого женского любопытства – увериться в этом, Лиз до позднего вечера не ложилась, ожидая приезда хозяев, но так ничего и не произошло. А утром из разговоров она поняла, что господин действительно приехал ближе к рассвету и встречаться с прислугой хозяева не собираются до тех пор, пока выполняются все их пожелания в точности. И вот, понукаемые Рейхан, шведские женщины неутомимо драят огромный дом-дворец до блеска.
Услышав лёгкие шаги позади, Элиза вздохнула с облегчением:
– Эдере, ну где ты была? Я уже начала волноваться…
Молчание вместо сыплющего оправданиями голоска другой бывшей холопки Стронбергов заставило её обернуться. Незнакомый молодой мужчина небольшого, как ей показалось с высоты подоконника, роста заинтересованно разглядывал её стройные ноги, абсолютно открытые любому взору – перед началом работы Лиз машинально, как она это делала дома со слишком длинными юбками, обвязала путающийся подол вокруг бёдер. Охнув от ужаса, Лиз вцепилась дрожащими пальчиками в узел, пытаясь поскорее его распутать и придать одежде должное положение; но не успела она и вздохнуть, как пальцы мужчины, очень красивые, длинные, хорошо ухоженные, легли на её руки, останавливая их. Ещё некоторое время он смотрел на неё очень чёрными, почти без белка, глазами, потом рассмеялся и произнёс несколько гортанных отрывистых слов, словно невзначай поглаживая девушку по бедру. Увидев, что она не понимает, он напрягся, с усилием выговорил:
– Йа… тар… дэ… хэр, – и вновь обезоруживающе рассмеялся, показывая, что на большее он пока не способен.
Лиз почувствовала мгновенное облегчение. Подтекст его слов, которые можно было услышать в любой лавке, поначалу смутил её, но сейчас она предпочла решить, что это просто была первая фраза, заученная арабом в Швеции без особого вникания в смысл. Она уже догадалась, что это должен быть один из хозяев дома, но, поскольку она слышала, что Хусейн Лалие стар, её собеседником мог оказаться только его сын Омар. Лиз улыбнулась ему, мучительно стараясь припомнить, что велела им делать при встрече с хозяевами Рейхан.
– Вроде бы мне полагается встать на колени, – с сомнением пробормотала она по-шведски. – Но будь я проклята, если соглашусь навернуться с окна, приветствуя своего господина!..
Ей показалось, что в тёмных глазах араба, до боли напоминающих ей кого-то, промелькнула смешинка. Мужчина раскинул руки, явно готовясь принять её в прыжке:
– Фор йа?
Лиз посмотрела на него с сомнением: а он не так уж и прост, как ей показалось с первого взгляда.
– Nej, – она замотала головой, присела на корточки, опустила вниз одну ногу. Мужчина не обратил на её отказ никакого внимания, блеснул в очередной улыбке белейшими зубами. Тело Элизы скользнуло вдоль его собственного; Лалие прижал на мгновение девушку к себе, и обнажёнными ногами Лиз почувствовала мягкость его одежды.
– Феризат, ты закончила? – голос Рейхан в коридоре прозвучал строго; но стоило ей попасть под пристальный холодный взгляд господина, как дочь Маржан склонилась в низком поклоне.
– Sabahu Alkhair, – приветствовала она Лалие. И тут же обратила внимание на голые ноги служанки. – Феризат, что случилось с твоей одеждой? – тон её был холодно осуждающим, но позволял объяснить ситуацию самой Лиз: Рейхан не было выгоды ссориться с единственной переводчицей её распоряжений с французского на местное наречие для всех остальных шведских слуг.
Лиз, внезапно почувствовав озноб, повела плечами, виновато понурилась:
– Госпожа Рейхан, вы знаете, мы привыкли совсем по-другому одеваться. Мне неудобно.
– Очень плохо, – констатировала дочь Маржан. – Ты понесёшь наказание. Но не за то, что посмела неуважительно обращаться с одеждой. Руками рабыни ты касаешься нашего господина и не чувствуешь за собой вины. Это непозволительно. Вопрос о наказании будет решён позже; а сейчас ты можешь лишь преклонить колени и удалиться к себе.
Молодой Лалие уже некоторое время изумлённо вглядывался в Элизу.
– Parlez-vous… qui, qui, – перебил он себя, не закончив предыдущую фразу. Он осмотрел девушку с головы до ног тяжёлым повелительным взглядом, потрогал её волосы белого цвета, нежные и мягкие, как размолотая мука, провёл пальцами по щеке и обернулся к Рейхан.
– Подготовь её, – он произнёс потом ещё целый монолог по-арабски, но эта первая французская фраза разожгла любопытство Лиз. Подготовить её – к чему? Не собирается же этот красивый молодой господин принести её в жертву богу солнца или огня? Полушутливые размышления Лиз приняли несколько иное направление, стоило ей заметить бледность, наползающую на щёки Рейхан по мере произнесения Омаром Лалие его долгой речи.
Закончив с инструкциями, мужчины отрывисто кивнул и удалился по коридору, не обратив на Элизу никакого внимания. Рейхан взяла её за руку.
– Пойдём, – мрачно проворчала она. – Нам в женское крыло.
Элиза заволновалась:
– Госпожа Рейхан, господин очень сердится, да? Я буду сильно наказана?
Женщина кинула на неё недоверчивый взгляд:
– Не говори глупостей. Наоборот, такая удача выпадает девушке только раз в жизни.
Едва ли подобные слова были способны утихомирить Элизу Линтрем. Она остановилась, как упрямый конь, посреди дороги, вынудив Рейхан оглянуться назад с удивлением.
– Ну, что ещё произошло, Феризат?
– Что вы имеете в виду под «удачей», госпожа Рейхан?
Дочь домоправительницы устало вздохнула:
– Ты или чересчур умна, Феризат, или совсем глупая. Но зачем тогда ты вела себя с господином так вызывающе? Ты знаешь мужчин. Господин возжелал тебя и освободил от всякой работы.
Элиза недоверчиво усмехнулась:
– Что значит «освободил»? Он купил меня, чтобы я прислуживала в доме. Что же я буду делать теперь?
Рейхан смотрела на неё, как на слабоумную, с жалостью:
– Прислуживать господину, разумеется. Он забирает тебя в свои покои. Ты будешь услаждать его музыкой, танцами и беседой, угождать всем желаниям, согревать, когда он пожелает, в постели…
Пронзительный вопль протеста заставил её испуганно замолчать. Глаза Лиз Линтрем сверкали молнией:
– Ещё чего! Этот человек рехнулся? Отчего это он вдруг решил, что я буду рада оказаться в его постели? Спасибо за предложение, но я уж как-нибудь проживу и без таких «милостей»!
Лиз развернулась, намереваясь вернуться к своему окну; но пальцы Рейхан больно вцепились в нежную руку, голос звучал вкрадчиво:
– Позволь открыть тебе, Феризат, одну маленькую тайну: никто не спрашивал твоего мнения. У нас, если мужчина хочет, женщина подчиняется с радостью.
Девушка дёрнулась:
– Это не относится ко мне. Я воспитана по-другому.
– Очень, очень нехорошо воспитана. Твоя жизнь принадлежит нашему господину, а ты не хочешь доставить ему маленького удовольствия. Но я-то служу господину Омару преданно; пусть даже это поручение не вызывает во мне особого восторга, я выполню его. Пойдём. Иначе я позову мужчин, и они будут держать тебя, пока женщины господина Хусейна станут готовить тебя к новой роли. Пойдём же со мной, Феризат, – добавила Рейхан куда мягче. – Каждая женщина должна быть красивой. Наложницы господина помогут тебе осознать твою красоту… и твоё предназначение в этом мире.
Омар Лалие лениво пошевелился среди подушек, несколько раз напряг и расслабил уставшие мышцы бёдер, полузакрыв глаза. Медный мундштук кальяна дымился между его пальцев, смесь экзотических трав с добавлением небольшой доли опиума рождала фантастические видения и мечты. О беленькой девушке… Наверное, он поторопился ознакомить её с традициями восточного мира, вполне возможно, что она не готова к этому. Но даже у него, воспитанного философом, есть свои пределы терпения. Он хотел видеть её в своей постели, покорную и податливую, слышать слова любви, срывающиеся с её губ, и видеть в томных глазах желание, которое лишь он мог удовлетворить в ней. Восхитительные грёзы наполнили пелену, окутавшую его мозг; лицо женщины таяло в золотистой дымке и возникало вновь, она протягивала к нему руки, бесстыдно предлагая себя, складывала губы для поцелуя… и уходила, не поцеловав.
Гневный крик у дверей его комнаты грубо вернул Омара вниз из заоблачных далей; он нахмурился, собираясь устроить разнос слугам, всегда таким незаметным и вышколенным.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке