– Ты сведёшь меня с ума, – он потянул вниз свои брюки вместе с нижним бельём, преодолел последние сантиметры расстояния, разделявшего их тела, и, подхватив девушку под ягодицы, вжал спиной в стену. Таисия в ответ послушно обвила его торс ногами, предвкушая момент, когда он, отодвинув в сторону последнюю досадную преграду в виде полоски мокрых трусиков, проникнет в неё.

Он сделал это на выдохе, единым движением, до упора заполнив собой, не оставляя ни единого шанса для отступления, вжимая её тело в стену, жадно сминая ягодицы сильными пальцами. От удовольствия глаза прикрывались сами собой и из приоткрытого рта вырывались громкие стоны, учащиеся по мере нарастания темпа его движений внутри неё. Всё это было внове – так внезапно, остро и жадно, не будучи в силах насытиться им. Одна волна возбуждения беспощадно накрывала с головой, будучи погребённой под натиском следующей, тело вибрировало в сильных умелых руках от резкого быстрого темпа его движений, от губ, терзающих шею и ключицы, с редкими покусываниями. Быстро и горячо – внутри неё, и небывало нежно – снаружи. Пальцы ворошили мягкие густые волосы мужчины, превращая причёску в хаотичный беспорядок. И всё вокруг пропитано им, его запахом, пряным, с ощутимым привкусом парфюма и табака. Дурманящий сладкий кокон всё сильнее сжимается вокруг, заставляя тело выгибаться, моля о скорой разрядке, и покрываться мелкой испариной, жаждая того самого, последнего движения, от которого резко распространится ударная волна наслаждения, смывая сознания за грань реальности.

Уже позже они будут лежать на широкой двуспальной кровати нежась, неспешно исследуя тела друг друга в свете пасмурного зимнего дня.

– Ты так и не открыла мой подарок, – заметил Алексей, целуя Таисию в висок.

– Забыла совсем, – безмятежно отозвалась она, соскочила с кровати и вернулась через минуту с коробкой в руках, – что там?

– Не скажу, смотри сама. Но надеюсь, что тебе понравится.

Таисия надорвала подарочную упаковку, открыла крышку коробки, которая была наполнена упаковочными лентами, и в ворохе разноцветных бумажных лент покоилась ещё одна коробочка, значительно меньше размером. В ней лежал браслет из светлого металла с россыпью мелких бриллиантов.

– Белое золото. Такое же как твои локоны, – он шутливо потянул светлую прядь на себя, обматывая вокруг пальца, – я закурю?

– Да, конечно, – она на миг оторвалась от завораживающей игры камней на свету и потянулась к прикроватной тумбочке, – это тебе.

Чуть смущённая улыбка промелькнула на губах – не была уверена, что именно ему дарить, решила вопрос о подарке буквально в самый последний момент.

– Спасибо, Тася, очень к месту, – Алексей извлёк из тёмно-синей с золотым упаковки коробку с хрустальной пепельницей. Италия, винтаж, ручная огранка, – я оставлю её здесь, у тебя, чтобы почаще приезжать и пользоваться своим подарком.

Он прикурил сигарету, откинувшись на подушки. Притянул к себе Таисию, сделал пару затяжек и положил сигарету на край пепельницы. Дымок тонкой струйкой тянулся вверх, закручиваясь спиралью.

– Хотя самый лучший подарок на Новый Год я уже получил. Тебя.

– В самом деле?

– Разумеется, – пальцы мужчины обвели контур пухлых губ и спустились ниже, едва касаясь нежной кожи, – или не веришь мне на слово?

– Верю, – зеленоватые глаза Алексея победно вспыхнули от её быстрого и уверенного ответа. А ведь правда, поверила. Когда только это произошло – не поняла сама. Сейчас или немногим раньше. И зависит ли это от её желания верить в искренность его слов или она на самом деле была уверена в нём? Неважно. По крайней мере сейчас, когда желанный мужчина лежит рядом, на расстоянии вытянутой руки, и можно никуда не торопиться, смакуя минуты единения, а не крадя их впопыхах в круговерти занятых будней.

Моменты счастья омрачались только тем, что отец внезапно решил стать образцовым семьянином и без конца начал названивать Тасе, зазывая её на Рождество. Старая традиция – проводить Рождество семьёй на одной из баз зимнего отдыха. Свежий воздух, катание на лыжах, баня… В её планы не входило проводить с новой семьёй отца ещё и Рождество. Не привыкла она к столь частому общению со вторым родителем. Или вернее сказать, уже отвыкла от того, что он так активно интересуется ею жизнью и даже пытается высказать своё мнение по тому или иному поводу. Во время последнего разговора он даже как-то необычайно резко для него поинтересовался, уже не с Симоновым ли она собирается проводить все новогодние праздники. Она не ответила, сделав вид, что не расслышала его вопроса, и поспешила распрощаться с отцом. Недовольно вглядывалась в экран телефона, будто он мог решить все проблемы путём нажатия парой клавиш. А ведь можно было бы и отвертеться, проводя она эти дни на самом деле с Алексеем. Тогда бы ей и в голову не пришло ёрничать и что-то пытаться объяснить отцу. Но всё дело было в том, что накануне Рождества Алексею нужно было возвращаться назад. Два с половиной дня рядом с ним пролетели незаметно, и сейчас впереди её ждала длинная тоскливая неделя, омрачающаяся ещё и настойчивым вниманием отца к её персоне. Только она успела положить телефон на стол, как он снова зазвонил, выведя на дисплей фотографию матери. Да что с ними сегодня? Сговорились, что ли? Таисия нажала на кнопку ответа и первые несколько минут выслушивала радостное щебетание матери о том, как здорово нежиться на берегу океана. Похоже, она собиралась завести новую традицию – отмечать тридцать первое декабря, плескаясь в жарких водах.

– А ты скоро вернёшься? – спросила Тася. Помнится, мать обещала вернуться к Рождеству, но та, будто прочитав её мысли, произнесла:

– На Рождество я буду ещё здесь, на островах. Вернусь десятого января, вечером. Кстати, мне звонил твой отец.

Таисия сжала зубы, недовольно вздохнув.

– Что, уже успел нажаловаться тебе?

– Не жаловался, просто попросил поговорить с тобой.

– И о чём же? – вопрос прозвучал слишком резко. Таисия понимала, что не стоит затачивать острые углы отношений с родителями взаимным недовольство и упрёками, но ничего не могла с собой поделать. Её раздражала только одна мысль о том, что родители решили взяться за её воспитание совместными усилиями тогда, когда она уже не нуждалась ни в их советах, ни в их поддержке.

– О том, что ты не хочешь проводить с ним Рождество.

Слава Богу, о том, что отцу не понравился Алексей, ещё не было сказано ни слова. Ведь если ещё и мать заикнётся об этом, придётся довольно резко указать им обоим направление движения, которое явно им не придётся по вкусу.

– Я и без того провела с ним Новый Год. Как он и просил. Тебе не кажется, что он уже исчерпал лимит свиданий за этот месяц?

– Он всего лишь хочет провести этот праздник в кругу семьи. Ты же знаешь – для него эти два праздника возведены в ранг святых.

– Вот пусть и проводит его в кругу СВОЕЙ семьи. Какое я имею к этому отношение?

Мать на том конце трубки вздохнула:

– Так и знала, что в тот вечер, когда отец решил уйти прочь, ты всё слышала. Все эти слова, сказанные им сгоряча, просто ради того, чтобы насолить мне. Выброси это из головы, Тася. Ты – его родная дочь, только слепец может не заметить того, насколько вы с ним схожи. Одни и те же глаза, даже взгляд один в один. Я уже не говорю о характере. Вы оба носите всё в себе до последнего момента и не желаете менять принятых решений. Потому, Тася, не стоит винить отца во многом. Может, он тебя и раздражает, но только от того, что в тебе слишком много его черт. Выбрось из головы детские обиды. Я думала, что ты уже не переживаешь за события пятнадцатилетней давности.

– Я не хочу торчать на его излюбленной базе отдыха не потому что мне неприятно общество его семьи. Вы вообще спросили, есть ли у меня планы на эти дни?

– Я знаю, Тася, о том, что он тебя допекает каким-то твоим новым ухажёром, не пришедшимся ему по вкусу. Лично я считаю, что ты уже довольно большая девочка, чтобы выбирать себе мужчин без оглядки на чьё бы то ни было мнение.

– И на этом спасибо…

– Не ёрничай. Всё, что нужно твоему отцу сейчас, это поставить галочку напротив пустого квадратика "Счастливое рождество в кругу семьи две тысячи восемнадцатого года". Если ты пойдёшь ему навстречу и постараешься не выводить его из себя, я поговорю с ним насчёт тебя. И поверь мне, больше ему в голову не придёт распекать тебя, как несмышлёную пятнадцатилетку. Идёт?

– А что если я не соглашусь?

– Придётся. Отец не любит кичиться своим положением или всем тем, что он дал нам обеим. Но если его припереть к стенке, он начнёт швыряться этим в лицо. И будет прав, отчасти. Тася, послушай меня. Если у тебя не запланировано на рождественские дни нечто экстраординарное, проведи с ним эти выходные. Дай ему то, что он хочет видеть – любимую и благодарную дочь рядом.

– Не такую уж любимую, – проворчала Тася больше из упрямства, понимая, что мать права.

– Он не из тех людей, что кричат о своей любви по десять раз на день, Тася. Отец любит тебя. Настолько, что ни разу не упрекнул тебя в холодности и отстранённости по отношению к нему. На самом деле для него достаточно видеть тебя изредка красивой и состоявшейся, идущей по жизни легко и с гордо поднятой головой.