Цитаты из книги «Мой любимый Бес»

– Роман, мне пора. – Отпустить тебя? Хорошо, поцелуешь – отпущу. – Это шантаж. – Наглый и откровенный. Такой же, как твоя просьба. – Всего один поцелуй, – капитулирует она. – Это может быть очень долгий и сексуальный поцелуй… – Нет. Он будет таким, каким решу я.

– Ты… просто взял и вывернул наизнанку моё сердце… и забрал. Верни мне его обратно, Рома. Я не знаю, где оно. Но болит… Пусто в груди, но всё равно болит… Чёрт. Как же сложно удержаться. Нет, просто невозможно… – Открой глаза, Снежинка. У меня самого перехватывает горло и всё дрожит перед глазами, становится мутным и расплывчатым. – Я тебе его не отдам… Ни за что, слышишь?.. Возьми моё, если… Если оно тебе ещё нужно, потому что… Снежинка запускает пальцы в волосы и дёргает моё лицо к себе, прижимаюсь своими губами к моим.

Ты – самая неизлечимая зараза, Бес.

тяну его к себе: невозможно желанного, противоречивого и любимого, зарываюсь пальцами в волосы. Ищу его губы и самозабвенно их целую, не в силах оторваться. Рома отодвигает меня от себя с лёгким стоном: – Ты нарочно, да? У меня член колом стоит и скоро дым пойдёт, так сильно я тебя хочу. А ты дразнишься и распаляешь меня ещё больше. – Скоро меня выпишут, Рома? – Сегодня после обеда. – А сейчас только утро… – Нетерпеливая, – улыбается Рома, – я сам уже заебался ждать, девочка моя. Я принёс тебе одежду. – Опять выбрал мне волко-шапку и свитер с сердечками? – Не совсем. Но если хочешь, куплю тебе свитер с чем угодно. С зайками, сердечками, оленями… – И снежинками? – Нет. Снежинка у меня будет только одна-единственная. И любимая. Рома так часто говорит мне о любви, словно старается вбить в мою голову это утверждение, как аксиому. Говорит и пристально вглядывается в моё лицо, поверила или нет. Словно извиняется за всё то время, что вынудил меня тосковать и пребывать в неведении. – Прекрати сходить с ума, Бес. Мы же теперь вместе. – Да-а-а, вместе. Наконец-то, – выдыхает Рома и отодвигается, – нет, блядь, я так свихнусь. Переодевайся. А я пойду потороплю отчима. Хватит держать мою Снежинку в этих стенах.

– Снежана, так не пойдёт. Будешь бледнеть из-за каждой мысли, я тебя оставлю ещё на неделю здесь. В стенах этой палаты. А потом Рома заклюёт меня насмерть. Потому что ему не терпится забрать тебя из больницы. Всё будет хорошо. Не переживай. Рома рассказал мне о вашей ситуации. И если тех гарантий, что уже есть сейчас, тебе кажется недостаточно, то просто подумай о том, что теперь за вашими спинами маячит фигура Бесова-старшего. Леонид Павлович усмехнулся: – У них с Романом не самые тёплые отношения, но Бесов не намерен спускать произвол, творящийся по отношению к его родным.

– Ты… – начинает он. Обрываю: – Я. Что-то ещё? – привычно всовываю сигарету между губ ухмыляясь. – По какому праву ты распоряжаешься жизнью моей дочери? Ты ей кто? Никто. – Если вы про закорючку в книге регистрации браков граждан, то да. Её там ещё нет. И с этой точки зрения, я – никто. Но у меня есть все шансы стать кем-то. Я бы даже сказал, огромные шансы. Стопроцентные. А теперь посмотрите на себя. Кем вы были? Глава семейства, отец… А сейчас Снежинка даже слышать вас не хочет, не то что видеть. Разницу чувствуете? Лучше быть никем и стать кем-то, чем наоборот. – Какая ещё Снежинка, щенок? – Моя. Смиритесь. Придётся жить с этим знанием, что дочери у вас нет. По крайней мере, сейчас точно нет. И закатывать скандалы здесь не стоит. Не стоит, вообще, приближаться к ней на ближе, чем на километр до тех пор, пока она сама этого не захочет. Рядом с нами остановился Леонид Павлович. – Всё в порядке, Роман? – Вполне. Просто разговариваю на общие темы с будущим тестем. Отчим заложил большие пальцы за карманы докторского халата. – Вам, Тахиров, лучше не устраивать сцен в стенах этой больницы. Как я вам уже сказал и скажу ещё раз, это не ваше поле деятельности. Можете перевернуть вверх ногами свои торговые павильоны на Садовой и построить в ряд своих подчинённых, выговаривая им за неповиновение, или бог знает за что ещё. Попрошу Вас покинуть это место и не тревожить моих пациентов

– Открой глаза, Снежинка. У меня самого перехватывает горло и всё дрожит перед глазами, становится мутным и расплывчатым. – Я тебе его не отдам… Ни за что, слышишь?.. Возьми моё, если… Если оно тебе ещё нужно, потому что… Снежинка запускает пальцы в волосы и дёргает моё лицо к себе, прижимаюсь своими губами к моим. Охотно принимаю её поцелуй, жадный, неистовый, обречённый. Как наша любовь, обречённая на вечность. Поцелуй разгоняет кровь всё сильнее и сильнее, заставляет сердца колотиться бешеной барабанной дробью в неистовом ритме. Едва не задыхаюсь, но не могу заставить себя оторваться от сладких губ, на которых сейчас чувствуется соль наших слёз. Снежинка отстраняется первой и обхватывает ладошками моё лицо: – Ты – самая неизлечимая зараза, Бес. Трусь об её ладони и прижимаю к себе уже мягко и нежно, зарываюсь в её волосы. Блядь. Как долго я при виде Снежинки дурел от невозможности вот так просто дышать ею. – Я могу сказать то же самое про тебя, Снежинка. Но лучше скажу, как я сильно тебя люблю. Мне без тебя даже жить не хочется – Рома… Просто не отпускай меня ни за что. Прошу тебя. Я обнимаю её и глажу по худеньким плечам, через тонкую ткань больничной рубашки хорошо чувствуются все косточки и ключицы выступают ещё больше чем прежде. Осторожно сжимаю свою Снежинку в объятиях и упираюсь своим лбом в её лоб. – Прости меня, девочка моя. За всё, что тебе пришлось пережить за эти месяцы

– А ты не хочешь поздравить своих родных? Золушка сбежала от всех, не оставив даже туфельку. Снежинка улыбается: – Я с обеими туфельками сбежала к тебе. Звонить не хочется… Я, конечно, помню наизусть номера телефонов, но не сейчас. – Ты оставила телефон там, в ресторане? – Нет. Выкинула в мусорную урну возле входа. Я вспоминаю, что она шагнула в сторону у выхода, но не придал этому значения. – Не перебор, а, Снежинка? Она смеётся: – И это говоришь мне ты, Бес? Я сажусь напротив неё, уложив ноги себе на колени: – А теперь давай рассказывай, что за свадьба и жених, от которых ты отбиваешься всеми руками и ногами. – Явно нежеланные для меня. – Это я уже понял давно и несказанно рад. Что ещё?

– Любишь подглядывать? – Ха. Ты сам отправил меня сюда, потом сел рядом и упрекаешь? – Всего лишь дразнюсь. У меня вдруг стало хорошее настроение. И причина его совсем рядом, справа от меня. Я устраиваюсь поудобнее, наблюдая за Ромой. Мерные кликанья по кнопке мышки и тихое жужжание ноутбука баюкают не хуже колыбельной. Медленно и плавно комната уплывает куда-то вдаль. Силюсь разлепить отяжелевшие веки, но не удаётся. Краем сознания отмечаю, что Рома встаёт, но через мгновение ложится обратно. – Эй, Снежинка. Повторяю на всякий случай. У тебя нет причин бегать от меня. И не будет. Моего лица касается горячее дыхание Ромы. – Я уже сплю, сумасшедший. – Я не псих, но на тебе меня переклинило. – Угу, верю… Сонно тянусь рукой, обнимая Рому за шею. Поверх одеяла тут же ложится приятная тяжесть мужских рук, тесно прижимающих меня к его телу. Бегать от него? Не отпустит… И впервые понимаю: хочу, чтобы не отпускал. Ни за что и вопреки всему

Когда я появляюсь на кухне, в воздухе уже тянет ароматом кофе и… каши? Крошечная кофейная чашка в левой руке Снежинки, в правой – ложка, которой она помешивает овсянку в небольшой кастрюльке. Как идиот, умиляюсь каждому её жесту. Она ставит передо мной тарелку, насыпая в неё горсть промытых сухофруктов и орешков. – Я бы ограничился кофе. – Ешь. И не раздражай меня ещё больше. У тебя в крови и без того один кофеин с никотином. Поэтому ты такой дёрганый и неуравновешенный. – Хочешь взять меня под своё шефство на перевоспитание? Я готов. – Нет. Ничего я не хочу. И, вообще, тебе нужно завалиться в берлогу и отоспаться как следует, тогда перестанешь бредить наяву. – Только с тобой, Снежинка. – Прекрати! Сейчас же, – она выставляет в мою сторону ложку, – ешь молча! Мало того, что навязался, ещё и бесишь неимоверно. – Я же Бес, это моё жизненное призвание. – И моё наказание, да? – Я бы не отказался, как следует тебя… – ловлю возмущённый взгляд, – ладно, всё затыкаюсь. И ем твою кашу