Глава 2

Пятнадцать лет назад

– Ничего не меняется, Саша! – мама вышла из комнаты и хлопнула дверью.

Опять она недовольная. Ее презрительно брошенный взгляд вывел меня из себя. Хотелось запустить в нее книгой или тапкой, лишь бы перестала меня контролировать. Не успела зайти домой, мама уже закидала меня претензиями. Одни и те же излюбленные вопросы: «Где ты была? Почему задержалась?». Все это – напускная забота. На самом деле, маме нет до меня дела. Она лишь переживала, чтобы я не принесла сверток в подоле. О моих чувствах она подавно не волновалась.

Сегодня я опоздала всего на десять минут. Болталась с Чижиком после школы. Вернее, он плелся за мной. Ненавижу, когда он цепляется. Меня нервирует Чиж, а маму – мои опоздания. Мне четырнадцать. Почти пятнадцать. Но мама обращается со мной, как с младенцем. Могу поспорить, когда я была малявкой, она так не пеклась обо мне.

– Еще бы к колышку меня привязала, чтобы я ходила по кругу, как коза, – промямлила я едва слышно и сгримасничала.

В школе и так постоянно посмеивались надо мной. Костя, придурок рыжий, сказал, что удивляется, мол как так, мамка до школы не провожает. Как-то раз одноклассники заметили, что мама дошла со мной до перекрестка и ждала, когда я перейду дорогу. По ее словам, этот участок очень опасен. Потом стояла там, пока я не исчезла из ее вида. После этого случая двое из класса стали задирать меня. Рассказали остальным, что я хожу с мамой за ручку до сих пор. Они облепили меня со всех сторон. Загнали, словно зверя в ловушку. Я металась как крыса по клетке, а они кричали: «мамся, мамся!». Они скандировали громче и громче, а я заткнула уши и плакала. Ненавижу их. Пришлось соврать учителям, почему я рыдала. Чтобы еще и не прослыть ябедой. Сказала, что у меня умер хомяк.

С тех самых пор они продолжали издеваться надо мной. Два года прошло. Два чертовых года они терроризируют меня. Из-за маминых загонов. Объяснять – нет смысла, станет еще хуже. Она меня не понимает.

Каждый день в школе – каторга. Иногда я прогуливала. Учителям говорила, что болела голова, месячные или что-то еще. А когда я посещала школу, то забивалась на последних партах и старалась не привлекать внимание. Заходила с учителем, выходила последней. Чем меньше я их провоцировала, тем легче жилось мне.

Последний месяц я не прогуливала уроки. Классный руководитель, Тамара Васильевна, позвонила моей маме и спросила, почему у меня столько пропусков и не могла бы мама как-то повлиять на меня. Ох уж эта противная старая тетка. Лучше бы сбрила волоски под носом. Стукачка. Мать мне такую взбучку устроила. Настоящий допрос. Мама это умела. В армии все строго. Вот и ко мне она строга. Я была под домашним арестом два месяца. После – не пропускала учебу. Но так и не призналась, почему я гуляла. Молчала как рыба.

Школьный психолог списала на переходный возраст и пубертатный период. Убедила мать, что гормоны девчачьи заиграли. Мама все равно не поняла ничего. Просто наказала.

– Анна Дмитриевна, у вашей дочери трудный возраст, уж удосужьтесь объяснить ей, как следует себя вести, поговорите о половом воспитании, об изменениях и бунтарстве, – шлепала губами классуха, и слюни разлетались в разные стороны. Так хотелось ей прокричать, чтобы она сбрила свои усы. Неужели она не замечала уродские торчащие волоски под носом?

Я знала, что мама ее не слушала. Она таких людей терпеть не могла. Мама покивала головой, будто согласна. На такие глупости у нее не было времени. Было много обсуждений, что я из ударницы превращусь в троечницу. Мать тогда пригрозила мне ремнем. Но не била. Я стала ходить на уроки и подтянула оценки.

За то одноклассники посчитали, что я нажаловалась мамке на них, и поэтому Тамара Васильевна вызвала ее в школу. Стали морщить еще сильнее. Костя сбил меня с ног, как раз на том месте, где только что расплескал грязную воду из полового ведра. Его друг, Митька, мелом мне всю жилетку изрисовал.

Я проплакала последнюю четверть. Каждый день они придумывали, как еще поизмываться надо мной. Как им противостоять, если я одна против всех? Я их ненавижу! Хочется треснуть каждому по голове, чтобы их черепушки рассеклись пополам, и выковырять им глаза, чтобы никогда меня не видели.

Во всем виновата мама. Через чур опекала меня. Но как постоять за себя – не научила. Если уж она меня и отпускала теперь одну в школу, то все остальное продолжала контролировать. Только весь ее контроль заключался тупо в наказаниях. Никакой профилактической беседы, проявления любви или объяснений. Если ей что-то не нравилось – наказание. Она применяла на мне свои армейские штучки.

Вот и сегодня такой день. День, когда я опоздала, и для меня появилось дополнительное задание. Я как ее солдатишка. Она командовала, я подчинялась. Если нет, драила полы, читала несколько книг в неделю, стояла на горохе. И терпела. Как терпела нападки одноклассников, так и терпела маму.

Я поставила рюкзак на полку под столом. Вещи сложила в шкаф. На столе все тетради лежали под линейку. Ровно – стопочка к стопочке У мамы по этому поводу пунктик. В доме все должно быть на своих местах, и абсолютно ровно. Я переоделась в домашний наряд. Заметила, что ручка валялась под столом. Я схватила ее и положила в пенал. Никакого хаоса, тогда мама не станет придираться.

За уроки я не села. Потому что если оттянуть момент наказания, дальше будет еще хуже. А я так хотела кушать. У нас существовало правило – никакой еды, если дела не сделаны.

Я вышла в коридор и увидела старое ржавое ведро с водой. Мама уже набрала его для меня. Швабры нигде не было видно. Опять ползать на карачках и начищать полы, которые и так уже блестели от чистоты. Я жила в кошмаре наяву. И не понимала маму.

Глава 3

Сейчас

Позабыв на мгновение о ночном кошмаре, я схватила зеркало и карандаш для бровей. Привести свои брови в порядок – целое искусство. Вырисовывать идеальные контуры и делать это максимально естественно – нелегкое дело. И почему у меня не густые красивые брови? Постоянно нужно их рисовать! За годы сложных манипуляций я наловчилась в кратчайшие сроки делать красоту из своих неряшливых волосков над глазами. Давно пора сделать окрашивание и форму в салоне, но каждый раз находится любая причина, чтоб отложить поход в салон. Подведя глаза и накрасив ресницы тушью, я глянула на гигиеническую помаду. Только ее и могу вынести у себя на тонюсеньких губах. Терпеть не могу, когда на губах блеск или помада. К ним все время прилипают мои волосы. Особенно в ветреную погоду.

Торчащие волоски от корней никак не поддавались укладке, пришлось брать утюжок и палить прядки. Жженый запах уже настолько сильно врезался в волосы, что ни один шампунь не устранял эту кошмарную гарь. Я протянула щипцы от корней волос до кончиков и волоски превратились в прямые аккуратные пряди. Пар от горячих панелей обжигал мои пальцы, и я снизила температуру нагрева на несколько градусов. Пара незамысловатых движений и прическа обрела форму. Последний штрих – духи на волосы, запястья и шею в зоне, где можно прощупать пульс. Давным-давно я прочитала в каком-то девчачьем журнале, что правильные места для нанесения духов – зоны пульса. Пусть это будет называться так. Осталось подготовить одежду и отправляться за билетом в мечту.

Кто-то скажет, что каждый второй мечтает попасть в столицу и завоевать ее, что легко грезить о жизни в большом городе, словно Кэрри, пить кофе и делать из себя деловую женщину. Попасть в модельный бизнес сложно, но всегда есть лазейка. Куда угодно. Мама твердила, сколько я себя помню, что все модели и те женщины, что там работают – ведут аморальный образ жизни. И по этическим нормам это не самый лучший вариант для провинциальной девочки. Мама старой закалки. Армейской. Только время уже не то. И я. В ее убеждениях – все дороги туда вымощены через постель. Но я наивно полагаю, что именно мне удастся завоевать свое место в этом агентстве. Поэтому я не говорила об этом маме. Она своей гипер-опекой даже спустя годы задолбит меня. Заставит отказаться, передумать. Найдет тысячи причин, что туда ехать нельзя, что опасность меня будет поджидать везде, за каждым углом. «И милая моя, я столько прожила! Просто так ничего не бывает! Забудь. Это заманиха», – скажет мама. Я знаю ее слишком хорошо. И я не желаю слушать ее слова.

Мне предстояло выбрать что-то потеплее. Поздняя осень намекала на зимнюю версию толстых вязаных свитеров или свитшотов на флисе. Джинсы и джемпер без горла – мои самые любимые повседневные вещи. Не могу расстаться с белыми кроссами, не смотря на холод снаружи. Пора натягивать утепленные ботинки, куртку на синтепоне, доставать колготки, что являлось самым страшным для меня. Колготки плюс джинсы – адское сочетание. И так хочется продлить теплое время. Я снова остановилась на вязаном кардигане, так гармонично подходящем к моим кроссовкам.

До девяти часов еще оставалось чуть больше получаса, и я решила допить уже остывший чай, который так и стоял на кухонном столе нетронутым. Я подогрела воду в чайнике и подлила в кружку, разбавив холодный чай. В шкафчике лежал гематоген. Я развернула упаковку, откусила кусочек и запила глотком из кружки. Пролистав ленту в соцсетях, я залипла на интересной статье про кругосветное путешествие по Америке. Там было столько маршрутов, интересных мест, дешевых мотелей и ресторанчиков в аутентичном стиле, что я потянулась за листком бумаги записать самые подходящие. Может быть, когда я стану знаменитой, то смогу отмечать на своей странице места, где я побываю. Буду описывать, как я предпочитаю путешествовать одна, когда нет обязательств, ограничения времени, нытья детей или девушек, недовольных взглядов и психов. Я сама принадлежу себе и ни перед кем не отчитываюсь. Это прекрасно. Я старалась визуализировать подробно каждую тропинку в лесу, каждый спуск к пляжам, каждый подъем на вершины, каждое кафе по пути и их знаменитые завтраки, национальные парки и одноэтажные города. Практику визуализации я вычитала в интернете у блоггеров, Они уверяют, что это работает на космическом уровне. Я еще тот Фома неверующий⁵. Но, как говорится, была не была. Тоже самое я проделывала и с мечтой о модельном бизнесе. Как можно заметить, это почти сработало. Осталось только произвести впечатление и пройти следующий уровень на закрытом мероприятии. Когда я заполняла анкету на их сайте, то в одном из окошек нужно было написать, как быстро я смогу приехать, если это потребуется. И я ответила «так быстро, как только это возможно».

Глава 4

Пятнадцать лет назад

Спустя четыре часа я закинула тряпку в половое ведро. Уборка отняла кусок моей жизни, хотя я терла линолеум так быстро, как могла. Мать заставила драить всю квартиру. Хорошо, что у нас «хрущевка», а не хата в новостройке. Обед перешел в ужин, и новое задание. Мать заставила перебирать старые квитанции на квартплату. Она хранит их за последние несколько лет. Пока я поедала макароны, откладывала старые чеки, на которых почти стерлись чернила.

– Зачем тебе их по долгу хранить? Ты же оплатила, – поинтересовалась я.

Вдруг что-то пойдет не так, – холодно ответила мать. – А у меня и дата оплаты и чек. Доказательство на руках. – Она стояла ко мне спиной и вытирала сковородку.

– Зачем доказывать оплату? – снова спросила я. Это какая-то чушь.

– Эх, Саша.., – выдохнула мама, отставила сковородку и повернулась ко мне. – Тогда ни одна компания не впаяет мне долги. Ты знаешь, как они это дело любят? Спустя годы предъявить неоплату. И еще пеню сверху накрутят, попробуй докажи, если нет чека. Дурить людей – их работа. Ты еще мала, чтобы понимать этот мир.

На ее стареющем лице отпечатались злость и недовольство. Сколько я ее помню, она всегда была такой. Вечно недовольной. Только сейчас она выглядела морщинистой. И как же меня бесили ее замечания по поводу моего возраста. Я для нее до сих пор оставалась маленькой девочкой. Ничего, что мне уже почти пятнадцать? Достаточно взрослая, чтобы понимать этот мир. Кого я не понимаю, так это маму.

– Никому нельзя доверять, – она сделала паузу, будто вспомнила что-то личное. – Никому.

Однако, мама права, иногда стоит хранить документы немного дольше обычного. Но кипа квитанций и различных бумаг от стиральной машины и телевизора, например, захламляли все квартиру. Все равно они уже бесполезный хлам. В серванте не было ни единого пустого места. Все завалено чеками, инструкциями, кредитными договорами, чей срок уже давно истек.

Когда я управилась с квитанциями, мама наконец-то отстала от меня. Я допивала чай и давилась макаронами, поглядывая в дневник. Н его страницах почти отсутствовало домашнее задание. Несколько упражнений по русскому и параграф по географии. Впереди выходные. Передышка. Не надо видеть эти рожи.

Вернувшись в комнату, я уселась за стол и включила настольную лампу. Она так грела, что становилось жарко. Но мне нравилось, когда в темноте ее свет ложился мягко на предметы на столе. Они отбрасывали красивые жесткие тени, создавая забавные рисунки. Обои сразу казались темными, а узоры – устрашающими. Каждый завиток превращался в лапы монстра, выползающего из-под кровати и тянущего свои лапы-щупальца к плакатам Аврил Лавин⁶. Мне становилось жутко. Но нравилось, что в темноте комната меняла свой облик. Свой старый уродский облик.