– Леди Марианна в тягости.

– Да, и в подобных случаях казнь откладывают до родов, – снисходительно подтвердил епископ, но тут же жестко сказал, не сводя с Марианны беспощадных глаз: – Но для нашей пленницы я допущу исключение и возьму грех на душу, отправив ее на костер с ребенком во чреве. Ты никогда не видела, как сжигают ведьм? Впрочем, что я спрашиваю! Ты же всегда избегала подобных зрелищ, а напрасно! Тогда ты бы знала, как кричат, задыхаясь от дыма, эти несчастные женщины. И ты будешь задыхаться, упрямица, если не согласишься сделать то, что тебе велят. Твои прекрасные локоны охватит пламя, нежная кожа лопнет, почернеет и обуглится. Но палач постарается сделать так, чтобы ты оставалась живой как можно дольше. И ты станешь страдать от неописуемой боли, кричать на всю площадь, где разложат твой костер. Тебе по сердцу такая участь?

Марианна огромным усилием воли сохранила спокойное выражение лица: слишком образно и живо перед ее глазами предстала страшная картина, которую так небрежно набросал епископ. А тот, неотрывно наблюдая за Марианной, понял, что угрозы достигли цели, и теперь ждал ее ответа.

Глядя на епископа безмятежными глазами, Марианна напряженно искала выход из создавшегося положения. Почувствовав волнение и тревогу матери, ребенок снова заворочался у нее под сердцем. Всеми силами души она хотела спасти его – уже живого, но еще не рожденного сына. Условного знака не существовало – она знала отношение Робина к подобным вещам. Он небезосновательно считал, что любой знак может попасть в чужие руки и превратиться в оружие. Да у нее при себе ничего и не было, кроме обручального кольца с гербом Рочестеров. Даже подвеску с аквамарином – подаренный Робином оберег – она оставила дома, о чем не раз пожалела. Оберег предупредил бы ее об опасности еще по дороге в собор, и они повернули бы обратно. Если бы Хьюберт попытался им помешать, Вилл справился бы с ним за считаные секунды – она не сомневалась в этом. И сейчас здесь не было бы ни Вилла, ни ее самой!

Нет смысла сожалеть о том, что уже случилось. Можно отдать им кольцо, выдав его за условный знак. Но насколько она может быть уверена, что, получив это кольцо, Робин вспомнит, как они разговаривали о бесполезности условных знаков, и не попадет в ловушку? Он вспомнит – ведь он никогда и ничего не забывает. Он поймет, что посланец с кольцом подослан, и сумеет обратить ситуацию в свою пользу. «Ты умен, смел, ты все поймешь правильно и спасешь нас! – подумала она, мысленно воззвав к Робину. – Мне надо лишь уверить их в собственной лжи, чтобы они не усомнились ни в чем!»

Она медленно опустила глаза на левую руку, где на пальце поблескивало золотом обручальное кольцо. Почувствовав, что победа совсем близка, епископ выразил взглядом удовлетворение, шериф – облегчение. Вилл безмолвно наблюдал за ней, как и Гай. Марианна уже хотела снять кольцо и отдать его, как услышала над головой насмешливый голос:

– Меня всегда восхищало твое умение владеть собой, принцесса! Вижу, ты все-таки последовала моему совету и научилась лукавить. Поздравляю, ты даже меня почти уверила в том, что готова предоставить так горячо любимого тобой супруга его собственной судьбе!

Марианна обернулась и встретилась с Гаем взглядом. Склонив голову, он смотрел на нее так, словно видел насквозь все ее ухищрения. Гай рассмеялся Марианне в лицо и покачал головой.

– Нет, принцесса! Условные знаки – кольца, ленты, цепочки – все это забавы для детей. Граф Хантингтон слишком умен, чтобы поверить россказням моего посыльного при виде какой-то твоей безделушки, пусть даже известной ему. Ты напишешь ему письмо. Напишешь слово в слово так, как я тебе продиктую. И когда ты закончишь его писать, я сам прослежу, чтобы ни один волос не упал с твоей головы.

С обреченным спокойствием она поняла, что надеждам на спасение сбыться не суждено. Марианна слегка улыбнулась при мысли о том, что такой хитроумный Гай Гисборн не знает самого простого: ему нет необходимости заставлять ее собственноручно писать это послание. Достаточно сказать всего несколько слов, и Гай оставит ее в покое. Но открыть ему правду значило самой вложить в его руки оружие против Робина. Отвернувшись от Гая, Марианна произнесла:

– Я не стану писать никаких писем.

Глядя на нее, застывшую в непреклонной решимости, Гай усмехнулся почти с грустью:

– Вот так и обнаружилась правда. Ты собиралась всех обмануть. Не слишком-то достойно тебя, принцесса!

Он глубоко вздохнул, вышел из-за спинки ее стула и встал перед ней. Неожиданно и грубо ухватив пальцами ее подбородок, он сказал, глядя ей в глаза:

– Прежде чем с такой гордостью и дерзостью отказывать, посмотри по сторонам вокруг себя! Ну! Ты видишь этот горн? В нем накаляют железо для таких упрямых, как ты. Вот эти плети – смотри, у них на концах острые железные крючья! – за четверть часа превратят твою спину в кровавые лохмотья. А вот дыба, Марианна. Хочешь скинуть ребенка прямо на ней? Достаточно или мне продолжить?

Она невольно следовала взглядом туда, куда указывал Гай, силой заставляя ее поворачивать голову. Убедившись, что Марианна хорошенько рассмотрела орудия пыток, он замолчал, вопросительно глядя на нее.

– Я не боюсь, – тихо ответила Марианна.

– Неужели не боишься? – безжалостно рассмеялся Гай. – А почему у тебя вдруг задрожали губы, позволь узнать? Не боишься в надежде, что твоя благородная кровь послужит тебе защитой? Нет, принцесса! Вы в Шервуде сами твердите о том, что вольный лес всех уравнивает. Вот и познай на себе ваш собственный девиз! Сэр Рейнолд уже разрешил применить к тебе пытки, если ты по доброй воле не сделаешь то, о чем я тебя просил.

Он выразительно посмотрел на шерифа, который слушал Гая, округлив от удивления глаза. Удивление сменилось ужасом, но, не в силах выдержать требовательный взгляд Гая, сэр Рейнолд покорно склонил голову и сказал:

– Да, леди Марианна, так и есть. Я разрешил.

Гай снова посмотрел на Марианну и красноречиво поднял брови:

– Ты слышала? Разрешил. И теперь только ты сама можешь избавить себя от пыток.

Марианна поморщилась, отвела его руку от своего подбородка и сказала:

– Ты волен стать моим палачом, раз уж не смог остаться другом.

Лицо Гая исказила жестокая гримаса. Он вскинул руку, чувствуя неудержимое желание ударить ее, но сдержался и с немилосердной улыбкой ответил:

– Нет, принцесса. Тебе придется иметь дело не со мной, а с Роджером Лончемом, и ты знаешь, что ждать от него пощады не придется. Когда-то Марианна Невилл постаралась сделать все, чтобы вызвать в нем ненависть, и она продолжает жить в его сердце!

Марианна усмехнулась и, глядя в темные глаза Гая, безразлично пожала плечами:

– Я – Марианна Рочестер, и мне нет дела до страстей Роджера Лончема.

Гай побледнел от ярости, услышав ее ответ.

– Вот как? – процедил он. – И, как все в этом волчьем роду, ты не понимаешь разумных доводов. Но если ты сама готова умереть здесь во имя своего супруга, то вспомни, наконец, что ты ждешь дитя, и ради него прояви благоразумие!

Марианна вздрогнула, словно он все-таки ударил ее, но ничего не сказала, крепко сжав губы. Сэр Рейнолд, отчаянно желая уговорить Марианну, подал голос:

– Девочка, пойми, мы так долго беседуем с тобой только потому, что помним и любим тебя как дочь славного рода Невиллов! Если ты продолжишь настаивать на имени Рочестеров, разговор с тобой, женой лорда Шервуда, будет другим. В нем не сможет прозвучать ни одного слова милосердия и снисхождения к тебе!

– Да, сэр Рейнолд, я знаю, что имя Рочестеров заставляет вас вспомнить о собственном вероломстве и навете, которым вы очернили перед королем графа Альрика, добившись молчаливого согласия на расправу с ним. Вы очень боитесь того дня, когда его сын вернет себе то, что принадлежит ему по праву и чем сейчас незаконно владеете вы! – кивнула Марианна.

Шериф потемнел. Епископ, глубоко вздохнув, поднялся и негромко сказал, глядя поверх головы Марианны и намеренно больше не замечая ее:

– Я полагаю, достаточно. Мы и так много времени потратили зря, пытаясь втолковать этой строптивой девчонке, что ее ждет. Сэр Рейнолд, я принял решение, теперь слово за вами.

Шериф оперся ладонями о стол и тяжело поднялся.

– Воля твоя! – сказал он, окинув Марианну горьким взглядом. – Я готов побиться об заклад, что через пять минут после того, как сюда спустится сэр Роджер, ты раскаешься в своем упорстве. Но я уже ничем не смогу помочь тебе!

– Уходите, – отворачиваясь от него, ответила Марианна. – Я презирала бы себя, приняв вашу помощь.

Взгляд шерифа выразил полную безнадежность, и, обернувшись к Гаю, сэр Рейнолд сказал:

– Милорд, леди Марианна Рочестер полностью в вашей власти.

Епископ тронул шерифа за рукав и указал глазами на лестницу, ведущую к двери. Проводив их взглядом, Гай подошел к Марианне, опустился перед ней на одно колено и посмотрел ей в лицо. Вскинув руку, он едва ли не нежно отвел с ее щеки светлую прядь.

– Образумься, прошу тебя! – тихим вздохом слетело с его губ. – Я не хочу твоей гибели, но мне нужен Робин! И если для того, чтобы он оказался в моих руках, потребуется твоя смерть, то ты умрешь, Марианна.

– Гай, – так же тихо отозвалась она, глядя в его почти умоляющие глаза, – ты когда-то называл себя моим другом.

Его глаза сузились, как у озлобленного пса, и от прежней затаенной мольбы в них не осталось и следа. Вскочив на ноги и выпрямившись во весь рост, он сложил руки на груди и отрывисто спросил:

– Хочешь снова упрекнуть меня? Или взываешь к моей памяти, желая вернуть то, что прошло?

– Ни то и ни другое, – спокойно ответила Марианна. – Я спрашиваю твою совесть, которая у тебя, наверное, есть. Как к тебе попало письмо моего брата?

Гай долго молчал, не в силах оторвать взгляд от ее ясных серебристых глаз, и чувствовал, как они снова завладевают его душой. Он дернул головой, пытаясь освободиться от ее чар, и сказал:

– Месяц назад я перехватил гонца твоего брата с этим письмом. Он добрался до Лондона в поисках тебя, не поверив, что ты вне закона и скрываешься в Шервуде.

– Зачем тебе понадобилось его перехватывать?

Гай недолго подумал и передернул плечами:

– Сам не знаю. Наверное, упоминание твоего имени на меня так подействовало. А вчера я узнал, что Робин все-таки женился на тебе, и понял, как я могу использовать это письмо с выгодой для себя. – Он посмотрел на нее, ожидая новых вопросов, но она молчала, и тогда он спросил ее сам: – Это все, что ты хотела бы знать?

– Да. Остальное я знаю и без твоих слов.

– Интересно, что же ты знаешь? – усмехнулся Гай, потирая подбородок.

– То, что твой шпион, – и Марианна небрежно кивнула в сторону Хьюберта, – подслушал нас с Робином и обо всем тебе рассказал. А ты, в свою очередь, обо всем известил Роджера Лончема. То, что ты надоумил Лончема нарядить людей, посланных убить моего отца, в одежду зеленого цвета, чтобы оклеветать Робина, обвинив его в том, что это он отдал приказ. То, что ты желал мне бесчестия, но не смерти. И не ради меня, а ради того, чтобы Робин увидел своими глазами, что со мной сделали. Увидел после того, как ты рассказал ему обо всем, насытившись своей местью ему и мне.

– О, как он слушал, молчал и страдал! – улыбнулся Гай и посмотрел на Марианну. – В какой-то момент, когда я рассказал ему главное о тебе и перешел к подробностям, его взгляд стал таким, будто он вот-вот бросится на меня и задушит голыми руками! Но нет. Ведь он еще не узнал от меня, где ты, и совладал с собой. Ты его заботила куда больше, чем наша с ним вражда и боль, которую ему причинил мой рассказ. А тебе по-прежнему не откажешь в остром уме, принцесса! Но есть кое-что, ускользнувшее сейчас от твоего понимания.

– И что же это? – спросила она, внимательно глядя на него.

Продолжая улыбаться, он сделал несколько шагов по зале, обернулся к Марианне и сказал:

– Из любви и преданности ему ты отказываешься написать письмо и даже готова к допросу под пытками, рискуя не только своей жизнью, но прежде всего ребенком, которого носишь. Но ты не понимаешь, что все твои страдания будут напрасными. Представь, что глашатаи шерифа скоро помчатся во все концы Ноттингемшира с вестью о том, что ты заключена в темницу и осуждена на смерть. Но если Робин до определенного мной часа добровольно предаст себя в руки правосудия, то тебя освободят, а приговор, вынесенный тебе, епископ отменит. Представила?

И он посмотрел в ее широко раскрывшиеся глаза, замершие серебряными зеркальцами.

– Представила, – с удовлетворением сказал Гай. – А теперь сама ответь, как поступит твой супруг?

Марианна молчала, чувствуя, как колотится сердце, и задыхалась от его стремительного биения.

– Молчишь, но знаешь: он придет. Даже если бы он не любил тебя, – а он тебя любит, и очень сильно! – то одно лишь его благородство не позволило бы ему допустить казнь жены, да еще беременной, если ее можно спасти, обменяв на свою жизнь. Поэтому перестань упрямиться и напиши письмо, чтобы спасти хотя бы себя и ребенка! Робина тебе все равно не удастся избавить от встречи со мной и последующей казни. Дай ему достойно умереть с сознанием того, что он спас тебя, что ты останешься жива, на свободе и в положенный срок произведешь на свет его сына или дочь.

Марианна молча смотрела на него, облизывая пересохшие губы. Заметив, что он выразительно смотрит на ее правую руку, она убрала обе руки за спину.

– Продолжаешь упорствовать! – хмыкнул Гай и дружелюбно улыбнулся. – А может быть, все не так страшно? Ты ведь не знаешь, какие слова я тебе продиктую. Выслушай хотя бы! Вдруг окажется, что ты переоценила мою изобретательность, и письмо будет вовсе не столь опасным для Робина, как ты представляешь!

– Нет, я не стану не только писать, но и слушать тебя, – ответила Марианна, помотав головой так, что выпавшие из косы волосы взметнулись светлым вихрем. – С дьяволом не вступают в сделку, даже ее условия обсуждать нельзя!

– С дьяволом! – насмешливо повторил Гай. – Надо же, какого высокого мнения ты обо мне! Ну, как знаешь. Я сделаю так, как тебе рассказал, а ты поступай как хочешь. Разочаруй его, когда он придет и увидит тебя умирающей. Сначала ты ослушалась его: он ведь запретил тебе покидать лес? Потом погубила его ребенка, вынудила его самого добровольно пойти на смерть. Славная жена, нечего сказать! Могу лишь посочувствовать Рочестеру!

Каждое его слово без промаха било в цель – ее сердце. Она закусила до боли губы и неожиданно столкнулась взглядом с Виллом. Все это время он безмолвно наблюдал за тем, что происходило. Но сейчас, увидев в ее глазах отчаянную решимость, Вилл негромко, но отчетливо сказал:

– Гай, оставь ее в покое.

– Наконец-то! – выдохнул Гай и улыбнулся. – Я уже отчаялся услышать твой голос!

Марианна содрогнулась при виде этой торжествующей улыбки, которую Вилл видеть не мог, потому что Гай стоял к нему спиной.

– Итак, Вилл, ты что-то сказал? – вкрадчиво спросил Гай, отвернувшись от Марианны и словно начисто забыв о ней. – Что-то насчет леди Марианны?

Он подошел к Виллу и остановился в двух шагах от него. Они посмотрели друг другу в глаза, Вилл отвел взгляд и глухо сказал:

– Не трогай ее.

– Ты просишь меня пощадить Марианну, – жестко сощурив глаза, Гай так же жестко спросил: – А что ты готов предложить мне взамен?

Вилл молча пожал плечами, предлагая ему самому назначить цену. Гай присел на подлокотник огромного кресла из резного дуба и, положив подбородок на ладонь, долго изучал Вилла пристальным взглядом.

– Ты ведь знаешь много, Вилл, очень много! – задумчиво сказал он и, приняв решение, ударил ладонью себя по колену: – Я хочу Шервуд, Вилл. Весь! Если я дам тебе сейчас карту Шервуда, ты укажешь на ней расположение ваших дозорных постов?

Вилл долго смотрел в его выжидающие глаза и медленно, с трудом выталкивая из горла каждое слово, ответил:

– Сначала отпусти ее.

Он указал глазами на Марианну. Гай тоже оглянулся на нее, тяжело вздохнул и сказал:

– Давай договоримся так: я пощажу ее, но не отпущу. Ведь она сразу бросится в Шервуд, и какой смысл в моих переговорах с тобой, если она успеет предупредить Робина?

– А какой смысл мне верить тебе, если ты не однажды нарушал данное тобой обещание? – с угрюмой усмешкой возразил Вилл.

Гай рассмеялся и развел руками.

– У тебя нет выбора! – сказал он сочувственным тоном. – Но сегодня ты можешь довериться моему слову. Я вовсе не жажду ее смерти. Мы пришли к соглашению?

Он вопросительно посмотрел на Вилла, лицо которого исказилось в мучительной судороге. Усилием воли справившись с собой, Вилл глухо сказал:

– Да.

По-прежнему не сводя с него настороженного взгляда, Гай медленно поднял руку, и, повинуясь властному жесту, два ратника поспешили к нему.

– Принесите карту окрестностей леса, перо и чернильницу, пододвиньте к креслу вон тот стол, расстелите на нем карту и освободите нашему гостю правую руку, – приказал он.

Ратники в точности сделали все, что им было велено, и Вилл тряхнул рукой, чтобы оживить онемевшие пальцы. Взяв перо, он обмакнул его в чернила и занес над картой.

– Вилл, опомнись! – закричала Марианна, бросаясь к нему.

Джеффри вежливо, но твердо перехватил ее и заставил вернуться на прежнее место.

– Что ты делаешь?! Вилл!

Вилл повел в ее сторону потемневшими до цвета густой смолы глазами, ничего не ответил и, склонившись над картой, стал быстро, не задумываясь ни на секунду, наносить значки на вычерченную окружность леса. Закончив, он внимательно посмотрел на свою работу, бросил перо на стол и, откинувшись на спинку кресла, в изнеможении закрыл глаза.

– Что ты наделал! – прошептала Марианна, не сводя с него глаз, и бессильно закрыла лицо ладонями.

Гай взял в руки карту, изучил пометки, сделанные Виллом, и поманил к себе Хьюберта.

– Что скажешь? – спросил он, когда Хьюберт торопливо подошел к нему и встал рядом.

Искоса бросая недоверчивые и ошеломленные взгляды на Вилла, Хьюберт долго изучал карту и неуверенно пожал плечами.

– Милорд, мне известен только этот пост. Он указан верно. Но где расположены остальные, я не знаю.

– За то время, что ты провел в Шервуде, мог бы узнать и больше! – в сердцах ответил Гай, метнув на Хьюберта недовольный взгляд.

– Вы правы, милорд, но в сентябре были изменены места всех дозоров, – поспешил оправдаться Хьюберт. – Каждого из нас стали посылать только на один и тот же пост. Выведывать о местонахождении других постов было слишком опасно. Меня сразу бы заподозрили, начни я расспрашивать.

– Ни на что ты не годишься! – пренебрежительно рассмеялся Гай. – Ты даже стрелять из лука не научился с должным совершенством, хотя мог бы! Недаром же ты был под началом лучшего лучника королевства! Будь ты более усерден, Шервудский Волк давно бы уже гнил в могиле.

Обернувшись к Виллу, Гай рукоятью ножа вскинул его подбородок. Вилл медленно открыл глаза и посмотрел на Гая.

– Ты пойдешь со мной в Шервуд по этой карте? – требовательно спросил он, глядя в мрачные глаза Вилла, но не видя в них ничего, кроме отраженного света факелов. – Так пойдешь или нет? В доспехах с моим гербом?

– Ты сам сказал, что у меня нет выбора, – помедлив, обреченным тоном ответил Вилл.

– Правильно! – похвалил Гай, опуская нож, но не отводя от Вилла внимательного взгляда. – И не думай, будто я не догадываюсь, что ты хочешь встретить в Шервуде собственную смерть, чтобы искупить вину перед братом и остальными стрелками!

Резкий голос Гая повис в воздухе. Вилл ничего не сказал в ответ, лишь опустил усталые глаза.

– Так вот, предупреждаю сразу, что все твои надежды напрасны, – беспощадно продолжал Гай. – Ты не получишь оружия, будешь ждать в арьергарде под надежной охраной. Потом останешься у меня на службе. Такой воин, как ты, сделает честь любому войску.

– А ты не боишься, что потом я убью тебя? – с усмешкой спросил Вилл.

– Ты что, Вилл, забыл о собственном сыне? – рассмеялся Гай. – Я отыщу в Шервуде твоего мальчишку, и его жизнь послужит отличным залогом моей безопасности все годы твоей службы мне до самой твоей смерти!

– А что будет с ней? – спросил Вилл, указав кивком на Марианну.